Страница 178 из 181
Гермиона понимает, что тот хочет выиграть время, немного поднимает голову и пытается среди мерцающих в глазах нескончаемых звёзд всё-таки разглядеть Волан-де-Морта.
— Глаза вниз, падаль, — шипит он, заметив, как она дёрнула головой, затем резко разворачивается спиной к стоящему неподалёку Руквуду, а Гермионе приходится неприятный толчок в спину от Долохова.
Она медленно опускает голову, но сверлит профиль урода исподлобья. Если он примет решение убить её сейчас, то не хотелось бы смотреть в этот момент в грязный отвратительный пол.
— Долго, Антонин, — продолжает задумчиво Волан-де-Морт, гордо вскинув голову, глядя в окно и вертя в руках палочку. — Да и к чему вся эта демонстрация? Руквуд, будь любезен, перережь ей глотку — грязнокровка заслуживает только смерти маггла.
Глаза у Гермионы расширяются, она невольно поднимает голову снова и даже чувствует, как в одну секунду напрягшийся Долохов за спиной делает к ней незаметный шаг.
На её глазах стоящий за спиной Волан-де-Морта Руквуд неторопливо достаёт из кобуры охотничий нож, легко выступает вперёд, но вместо того, чтобы подойти к Гермионе, резким движением заносит нож над профилем тёмного мага и молниеносным движением вонзает его в шею, чуть ли не насквозь протыкая глотку, а после медленно проводит поперёк, скрипя зубами с искажённым от пылающей ненависти лицом.
Глаза Гермионы неестественно расширяются, она вздрагивает и краем глаза замечает, как Малфой в смертельном ужасе прижимается к стене и, поддаваясь подкосившимся ногам, медленно сползает на пол.
Кровь брызгает, и белая тюль окрашивается в тёмно-багряный цвет. Сам Волан-де-Морт пошатывается и, сделав короткий шаг в сторону, чтобы обернуться, падает навзничь с потухающими алыми глазами. Люциус тяжело дышит, ошеломлённо глядя на раскинувшегося на полу повелителя. Что уж там говорить, если Гермиона сама давится воздухом, забыв, как дышать, и лишь Долохов остаётся неподвижным, замерев, как каменное изваяние, за её спиной.
Августус Руквуд поворачивается к ним, затравленным взглядом косится на Малфоя, который мгновенно забивается в угол комнаты, едва сдерживая взволнованный до смерти хрип, — ему вдруг до омерзения захотелось жить.
И наконец Долохов оживает, обступает Гермиону, словно закрывая её спиной, и вытягивает вперёд руку, осторожно говоря:
— Августус, опусти нож.
Тот несколько раз моргает, словно сбрасывает мутную пелену навязчивой идеи, неохотно разжимает ладонь, и нож с глухим стуком падает на пол.
— Выдохни, друг, — тем же тоном продолжает Антонин, с осторожностью вперившись в мутные глаза Руквуда, и тот тихо вздыхает.
Гермиона не смеет пошевелиться, не понимая, что вообще происходит и что всё это значит, а затем улавливает, насколько резко Руквуд оживает, запрокидывая голову к потолку, и издаёт тихий с истерическими нотками смех.
— Если бы ты знал, Тони, сколько раз я представлял это перед сном, — нервно подрагивая плечами, отзывается он и снова посмеивается.
— Успокойся, Август, — с интересом наблюдая за состоянием приятеля, просит Долохов и медленно поворачивается к Гермионе.
Он хватает её за плечи, поднимает на ноги и встряхивает, пытаясь заставить чёрные тоннели в глазах отреагировать, и та наконец передёргивает желваками, закатывает на несколько мгновений глаза и устремляет взгляд на Антонина.
— Вот каков ваш план?
— Нет, Грейнджер, это не было планом, но, должен признаться, Август, ты облегчил мне задачу в тысячу раз, — оборачиваясь на него, отзывается Антонин и показывает лукавую улыбку. — Зачем ты это сделал?
— Думаешь, я всё забыл и ничего не знаю? — насмешливо интересуется тот, склоняя голову вбок.
Гермиона видит, как лицо Антонина хмурится, а взгляд становится непроницаемым.
— Каким образом?
— Я первоклассный шпион, Долохов. Что ты скажешь на то, что у меня на каждого из вас есть своя личная картотека дел? Думаешь, я не догадался, что ты когда-нибудь придёшь ко мне и изничтожишь мою память? Думаешь, я не смог оставить себе подсказки и распутать клубок, который ты заварил? У меня есть копии пергаментов Риддла, которые стащила Астрид по своей глупости. Неужели ты обвинял меня в мести за сестру перед Риддлом просто потому, что это логично? Как думаешь, зачем я всё это сделал?
Он с презрением в глазах указывает на бездыханное тело Волан-де-Морта, лежащего в луже собственной крови, и приторно улыбается, переводя взгляд на ошеломлённую Гермиону.
Долохов что-то соображает, а Руквуд после недолгой паузы, не отводя пристальный взор от волшебницы, добавляет:
— Я не разгневан на тебя, Тони, — ты лишь выполнял приказы. Я лишь хочу, чтобы у неё всё получилось.
Гермиона снова передёргивает желваками, видя, как Руквуд указывает на неё, и смотрит на Антонина, посмотревшего на неё в ответ.
— У нас не получилось, — холодно возражает она, поочерёдно глядя на каждого из мужчин. — Крестраж не сработал. Или вы думаете, я просто так осталась здесь?
— А ты им воспользовалась, дорогуша? — с сарказмом уточняет Антонин и переглядывается с повеселевшим Руквудом.
— Что значит воспользовалась?
— Ты не активировала крестраж. Притом, к счастью. Ты совсем не подготовлена оказаться там, и я здесь, чтобы помочь в этом. Разве Риддл не говорил тебе?
— Он сказал, что после создания крестража я отправлюсь за ним следом, — её голос дрогнул, а ум принялся анализировать всё происходящее — где она допустила неточность, что неправильно всё поняла?
Вот чёрт! Она чуть не разрушила целый план!
— Рассказывайте, что мне нужно сделать? — с загоревшимися нетерпением глазами быстро спрашивает та.
— В первую очередь, привести себя в порядок, — твёрдо сообщает Антонин и берётся теребить манжету. — Ты вся измазана кровью, тебе следует умыться, переодеться, а после я расскажу, что делать дальше. Воспользуйся ванной комнатой Тёмного лорда — она буквально за этой дверью.
Гермиона кивает, оборачивается к двери, как вдруг замечает Малфоя, вжавшегося и с ужасом затаившегося в углу, словно мечтая провалиться или хотя бы остаться незамеченным.
— Люциус, прикажи домовику выдать мисс Грейнджер что-нибудь из старого гардероба Нарциссы. Мне кажется, у неё в юности был тот же размер.
Гермиона не дожидается никаких слов от Малфоя, открывает дверь и скрывается в ванной комнате.
Это было немыслимо.
То, что случилось за последние пару часов после ухода Риддла, казалось нереальным. Всё пережитое превратилось в яркие и пёстрые картинки калейдоскопа, который в какой-то момент сломался и оборвал страшную действительность. Как же просто Волан-де-Морт стал мёртвым! Ему перерезали глотку, ровно как и она перерезала её Риддлу несколько часов назад.
От этой мысли у Гермионы вздрагивают руки, она хватается за раковину, прислоняется к ней и поднимает взгляд на зеркало.
На неё смотрит страшное, перекошенное от ошеломления лицо, полностью забрызганное высохшей кровью, которая практически не оставила и места чистому участку кожи. Глаза — два чёрных глубоких тоннеля — сквозят холодом и неподдельным равнодушием, — они такие же обсидиановые, какие были и у Риддла, пока она проходила последнее испытание в муках. Навсегда ли?
И вот она здесь, в комнате Тёмного лорда, включает воду, машинально умывает руки и продолжает рассматривать своё отражение, в котором совсем не узнаёт себя. Её лицо за последний год сильно исхудало, появились впадинки на щеках, чётче обнажились скулы, которые сжимаются и не могут расслабиться. Видны лиловые потёки и ссадины от ударов Долохова, но это мелочи — детали, которые пришлось нацепить на себя, чтобы прекрасно отыграть роль перед сдохшим уже Волан-де-Мортом. А глаза действительно чёрные, как в зимнюю ночь без какого-либо просвета, лишь блеск как мерцание далёких звёзд — радужка и зрачок слились в одну гущу, и взгляд стал слишком неузнаваемым и до странного очарования выразительным, словно на тебя смотрит сама тьма.
Гермиона отворачивается от зеркала, сбрасывает с себя грязную одежду и встаёт под напор прохладной воды, ещё сильнее остужая холодное тело, смывая всю грязь и остатки крутящихся ранее мыслей. В разуме образуется такая же пустота, как и в душе, поэтому Гермиона запрокидывает голову и со слабой улыбкой ловит сотни капель, стекающих по коже вниз.