Страница 3 из 14
Договорились, как только Радим устроит все дела, она переедет к нему в столицу. Но когда оговоренная дата приблизилась, что-то пошло не так. Стольный град будоражили протесты, а её любимый вдруг проникся верой в правоту и справедливость всего происходящего. Подолгу с возмущением рассказывал о своеволии и жестокости властей, убеждал, что если люди все вместе окажут сопротивление, то смогут добиться правды. О совместной жизни больше не упоминал.
Три последних месяца они общались только по телефону и по скайпу.
Подружки говорили, что она дура, что с её внешностью такие закидоны прощать мужикам нельзя. Морочит голову ― найди другого, тем более выбрать есть из кого: столичный владелец сети ресторанов, ещё один ― режиссёр, третий ― директор фитнес-клуба, где она до недавнего времени работала. И множество других ухажёров, привлечённых её красотой.
Но подруги не понимали, что другого такого нет. Радим был особенным, из тех мужчин, кого чувствуешь всей кожей, даже не прикасаясь. О таком она мечтала с раннего девичества.
В последнее время его телефон был и вовсе вне зоны доступа.
Если б не майдан, они были бы сейчас вместе. Романтики вроде Радима хотели перемен, европейских ценностей, уважения к личности. А что получилось? Страшная война, стрельба по мирным людям. Ведь националисты творят куда худшие дела, чем те, в которых они обвиняли прошлую власть. Почему дубинки ОМОНа в новостях расценивались как зло и насилие, а пальба по жилым кварталам ― как освобождение от террористов? В речёвке воинствующих патриотов сказано, что государство ― прежде всего. А как же люди вроде неё? Их прожевали и выплюнули как что-то несущественное, с чем не стоит считаться.
Слёзы высохли, уступив место отчаянной решимости.
В её разбитой жизни начала прорисовываться новая цель.
Часть I
Горячий пепел
Глава I
Кармен
«2:10 Не бойся ничего, что тебе надо будет претерпеть…»
Откровение Иоанна Богослова
Автобусы и маршрутки с недавних пор перестали работать, в любую точку города приходилось добираться пешком.
Улица показалась Дарине более широкой, чем всегда. Наверное, оттого, что по проезжей части теперь почти не ездили машины, да и люди встречались нечасто.
За прошедшее время пора бы привыкнуть, но не получалось. Если долго живёшь в городе, то гул заполненных дорог воспринимается естественно, как биение сердца. Без него становится тревожно и жутковато.
Здания по обе стороны дороги словно затаились, недоверчиво смотрели по сторонам, поглядывали вверх, откуда временами летел смертоносный металл, разрывающий их тела.
На ощущение общей беды, накрывшей город и жителей, легла собственная боль Дарины. После смерти близких всё приобрело иные цвета и оттенки, иное восприятие, иную суть.
Сломанная навалившимся хаосом жизнь утратила смысл после того, как в мир иной ушли самые близкие и родные.
Если три дня назад ещё была надежда, что скоро всё закончится и они заживут, как раньше, то теперь…
Нет теперь никакой надежды, нет мамы и Димы, ничего нет. И если бы не Радим, то и жить уже незачем…
Она потерянно брела по пешеходной дорожке, испещрённой трещинами на старом асфальте. Уголочком сознания отмечала устоявшуюся привычку и вместе с тем понимала, что совершенно спокойно может идти по проезжей части, не опасаясь очень редких машин. Бояться нужно не автомобилей, а того, что внезапно падает с неба.
У военкомата на улице Коммунаров народу и машин прибавилось. Голоса, суета, кто-то подъезжает и уезжает, стоят группки мужчин в разномастном камуфляже, другие куда-то спешат.
Дарина решительно направилась к входу.
– Кого-то потеряла, красивая?
Она оглянулась на голос.
Молодой человек самой заурядной наружности откровенно пялился, улыбаясь.
– Не вас, ― ответила она холодно.
– Жаль, ― картинно вздохнул парень. ― Может, помочь чем?
– А где здесь самый старший? Военком, да?
– А вам зачем?
– Надо, раз спрашиваю.
– Зайдите, там дежурный, он подскажет. А как зовут вас?
Дарина проигнорировала вопрос и молча потянула ручку двери.
В помещении было темновато. Дневной свет, проникающий сквозь пыльные стёкла, едва рассеивал полумрак.
«И здесь электричества нет, что ли?», ― мысленно вздохнула девушка.
Впереди она приметила большое окно. Подошла, рассмотрела грубо сваренную решётку, покрытой белой краской, потемневшей от времени, потрескавшейся.
По ту сторону окна можно было разглядеть несколько столов, стульев, шкафов, серый металлический сейф. За столом, лицом к посетителям, сидел офицер средних лет, поджарый, щупловатый, с залысинами светлых волос.
Дарина подошла вплотную к окну.
– Здравствуйте. А как мне военкома увидеть или кого-нибудь самого старшего?
– Здравствуйте. Кто вы и с какой целью обращаетесь?
– По личному вопросу.
– По личному вопросу обращайтесь в приёмные дни, вот там написано, ― офицер кивнул на стекло, залепленное листами с какой-то информацией.
– Где именно? ― спросила девушка. ― Тут столько всего.
– Справа от вас. Видите?
– Да, спасибо. А в нынешних условиях это правило действует?
– Так точно, ― сухо ответил офицер.
– Мне по очень личному вопросу, ― просительно вымолвила Дарина.
– Вы знакомы с военкомом?
– Нет. Но мне очень надо. Честное слово. Я не обманываю.
– Как вас представить? ― спросил офицер, положив руку на телефонный аппарат. ― Паспорт с собой?
– Сотникова Дарина Матвеевна. Вот паспорт.
Офицер снял трубку, набрал короткий номер.
– Товарищ полковник, до вас посетительница Сотникова Дарина Матвеевна по личному вопросу, говорит, очень надо… Так точно.
Она с замиранием сердца слушала, предчувствуя отказ.
– Давайте паспорт.
У Дарины отлегло. Протянула документ. Офицер раскрыл его, пролистал, что-то записал в журнал, вернул.
– Идите в приёмную.
– Спасибо. А куда идти?
– По коридору.
Она пошла по тёмному проходу с закрытыми дверями по обе стороны. Шагах в десяти дальше тьма немного рассеивалась, там было окно.
Прошла ещё.
Дверь в приёмную была открыта.
За столом ― женщина средних лет с довольно ярким макияжем. Может быть, красилась с расчётом на плохое освещение?
– Здравствуйте. Мне к военкому.
– Здравствуйте, проходите.
Боковым зрением Дарина ощутила на себе оценивающий взгляд женщины.
Рассмотрев посетительницу, секретарша, видимо, поняла, что сравнение не в её пользу, с пренебрежением поджала губы.
Что ж, привычная реакция. Мысленно отгородившись от чужой нехорошей ауры, Дарина открыла дверь, шагнула в кабинет и буквально натолкнулась на прокуренную духоту.
«Господи, как можно столько курить?!» ― воскликнула она мысленно и поздоровалась как можно более уверенным голосом:
– Добрый день, товарищ полковник.
– Добрый. Присаживайтесь. Слушаю вас, ― прогудел офицер.
Хозяин кабинета ― мужчина за пятьдесят, крупного телосложения, с грубым, будто вырубленным из камня лицом, глаза маленькие, взгляд тяжелый, властный, испытующий. Он уставился на Дарину, словно хотел приплюснуть к стулу.
– Я хочу вступить в ополчение, ― сказала она, стараясь не робеть перед этакой глыбой.
Полковник несколько секунд разглядывал её, будто насекомое. В душе девушки росло чувство дискомфорта. Затея пойти на войну показалась неумной и авантюрной ещё сильнее, чем прежде. Но она упрямо продолжала смотреть в глаза офицеру.
– Зачем? ― спросил тот, откинувшись на спинку кресла.
«Какой разговорчивый дяденька», ― усмехнулась мысленно Дарина.
Совсем не хотелось раскрываться перед ним, рассказывать о своём горе. Не вызывал он такого желания.
«Что же ему сказать убедительное? ― напряженно думала она. ― Чем пронять такого борова?»