НЕРХАШ

Наконец, он остановился, ногой открыл одну из дверей и швырнул туда госпожу Кинари так, что она кубарем покатилась по комнате. Потом молча запер за собой дверь и ушел. Кинари осталась одна. Что там происходило с Дагой, она не знала, пока спустя некоторое время ее телохранительницу не принесли в эту же комнату и не бросили под ноги хозяйке, как безжизненный сверток. Уже пришедшая в себя, но плачущая без остановки Кинари, дрожащими руками развернула сверток и, сквозь застилающую глаза пелену, увидела, что ее телохранительница, слава пресветлым богам, жива, хоть и пострадала очень сильно. Ее тело местами обгорело, обе руки были сломаны, а спина глубоко порезана, но это все были мелочи по сравнению с тем, что она находилась под мощным заклятием и совершенно не реагировала на происходящее. Кинари перетащила Дагу на кровать и выругалась, как сапожник, чего никогда себе раньше не позволяла. Теперь, чтобы привести Дагу в приличное состояние, ей предстояло разрядить на это дело все оставшиеся амулеты, и у них не оставалось вообще ничего. Даже самого призрачного шанса. Но дать умереть Даге после того, как она пообещала Флору оберегать его сестру, было еще хуже, и Кинари немедленно приступила к лечению.

Хвала богам, Дага скоро пришла в себя, хотя Кинари пришлось очень потрудиться, и она была после этого, как выжатый лимон. Впрочем, сама Дага была не лучше, потому заклятия целой кучи Заргонов снять с нее Кинари было не под силу. Хорошо было уже то, что Дага просто реагировала на нее и делала то, что Кинари ей велела. Правда, на данный момент кроме команды "спать" Кинари ничего приказать была не в состоянии, только проверила последним усилием, смогла ли Дага глубоко заснуть, и тут же отключилась сама. Нервы, знаете ли, могут не выдержать даже у железной госпожи Кинари.

Проснулась она поздно утром совершенно разбитая, несмотря на то, что проспала так долго, и сразу же вспомнила все, что произошло накануне. Дага еще не просыпалась, и Кинари отправилась в ванную, решив не будить свою телохранительницу.

Пролежав довольно продолжительное время в теплой воде, а, после, подставив свое расслабленное тело под упругие прохладные струи, бьющие откуда-то сверху, Кинари наконец-то обрела утраченное душевное равновесие и способность думать. Возможно, все еще не так плохо, как кажется. То, что она потеряла связь с Вайгаром, когда сняла кольцо и открылась для заклятий Заргонов, это конечно, ужасно, но Кинари очень надеялась на то, что эта потеря связи его, по меньшей мере, насторожит. А так как его можно было смело обвинить в чем угодно, кроме глупости, то, скорее всего, он решит разобраться во всем лично и скоро будет здесь, в Нарге. Только бы переговоры по ее поводу заняли как можно больше времени, чтобы он успел что-нибудь придумать! Впрочем, здесь она сможет ему помочь. Кинари даже улыбнулась, представив себе все палки, которые она в состоянии засунуть в колеса Заргонам.

К сожалению, она просчиталась. Как бы быстро Лары не запрягали своих драконов, Заргон Первый и пока Единственный делал это намного быстрее.

Уже к вечеру этого дня в дверь ее роскошных, действительно королевских апартаментов раздался осторожный стук. Время уже подходило к ужину, и Кинари ничуть это не удивило. Она ожидала увидеть служанок, которые днем приносили им обед, но это оказались не совсем те служанки. Несколько хорошо вышколенных горничных осторожно внесли на вытянутых руках ее самые любимые вечерние платья самых разных оттенков синего и голубого цветов. Все платья были выглажены и приготовлены к выходу. А следом за служанками вошел дворецкий чрезвычайно благообразно вида, неся одну из ее шкатулок с драгоценностями. Кинари сильно подозревала, что там тоже находятся именно те побрякушки, которые ей больше всего нравились, и ее медленно начала захлестывать волна бешенства. Значит, Тенги сдали ее Заргонам! Ее собственная семья продала ее, как самого распоследнего длорка, хотя должна была защищать и отстаивать ее интересы. А в эти самые интересы ну просто никак не мог входить брак с выродком, и Кинари не могла сейчас от души не запрезирать свою семью, которая сознательно шла на такое унижение собственного достоинства. Она готова была простить им все, что угодно: их торгашество, их упрямство, не позволяющее им видеть дальше своего носа, их нелегкие характеры, но это она была простить не в состоянии. Ни один уважающий себя гайр никогда не отдаст свою дочь за выродка, какие бы блага это ему не сулило. Просто потому, что точно знает, какие от этого брака могут родиться дети. И родятся с вероятностью в 99,99%.

Кинари стояла посреди гостиной, напряженная, как струна, с высоко поднятой головой, и холодно смотрела на слуг, выстроившихся в шеренгу в нескольких шагах от нее. Но гости еще не закончились. В дверь медленно и с достоинством вошли несколько Заргонов, и это были не те Заргоны, с которыми она так душевно пообщалась накануне. Это была та самая тяжелая артиллерия, которая не позволила ей склонить королеву на свою сторону. Самые опытные и сильные гайры дома Заргон стояли сейчас перед ней, и она отчетливо понимала, что для них ее хлипкая защита, которую она так старательно восстанавливала со вчерашнего дня не более чем легкий сквозняк. То есть, неудобство они от нее испытают примерно такое же. И, тем не менее, к ее удивлению, они вдруг одновременно склонились перед ней в глубоких придворных поклонах, которыми в Нарге традиционно приветствовали королеву. И вот тут Кинари поняла, что дело действительно плохо.

– Что за маскарад вы изволите здесь разыгрывать, достопочтенные господа Заргоны? - Многолетняя придворная выучка не подвела, голос Кинари не дрогнул, и едкая ирония прозвучала в нем весьма ощутимо.

Они все, как по команде выпрямились, не потеряв при этом ни грамма достоинства и абсолютно проигнорировав ее иронию, которая даже ей самой показалась в эту минуту детской выходкой.

Один из них, Заргон-Вьор, ее дальний родственник, Кинари его очень хорошо знала, сделал шаг вперед и протянул ей одну бумагу из целой стопки, которая была у него в руках.

– Это документ о вашем разводе с господином Вайгаром Лар-Турэном. - И никакого намека на приветствие.