Птицы на проводе

Февраль не хотел сдаваться весне и демонстративно напоминал о себе всеми возможными способами. На улице усилился ветер, и мороз чувствовался острее. Он обдувал мои щеки, нос, хотелось поскорее зайти в электричку: согреться и отдохнуть.

Купив безвкусный «Капучино» в привокзальном кафе, я направилась к турникетам. Замерзшими пальцами (оказалось, что перчатки я благополучно забыла утром в электричке) приложила билет к устройству, но он никак не хотел «считываться». Так же, как и Борис мной. С пятой или шестой попытки, мне все-таки удалось попасть на платформу, к электричке.

В вагоне нещадно топили, словно желали израсходовать все горючее, накопленное зимой. Я заняла свободное место у окна. Мысли тут же подхватили меня и снова унесли в мой кабинет, заставили заново пережить утреннюю встречу с Борисом.

Он не был «батарейкой», как Артём, и не был «низкочастотным», как Иван. Мне совсем не удалось прочесть его: он блокировал доступ. Я оказалась слабее, будто маленькая девочка. Это тревожило и притягивало к нему одновременно.

Борис был опытный руководитель, сильный логик и стратег, легко располагал к себе людей, кажется, в нем отсутствовали недостатки. Скорее всего, в понедельник мы увидимся вновь, хозяину фирмы Павлу он понравился, а значит, мы будем работать бок о бок.

Неизвестность меня пугала. До этого дня мне казалось, что моя жизнь предсказуема и скучна, словно бег по кругу. Люди редко удивляли меня. Сканеры обычно все знают наперед, видят больше, чем все остальные, чувствуют самую суть, которую не видно человеческим зрением. Но то, что произошло сегодня, никак не укладывалось в голове.

Конечно, в глубине души, я догадывалась, что мои способности не безграничны.

Один раз в год, в апреле, сканеры России приезжают в Москву, чтобы поделиться опытом друг с другом, обзавестись нужными контактами, обменяться новостями и достижениями. Я была на таких встречах дважды, и уже слышала истории о людях, способных блокировать нас. Не ожидала, что сегодня убедиться в этом придётся лично.

Меня немного знобило, кофе остывал, согреться не получалось. Я почувствовала за спиной взгляд: сверлящий, настойчивый. Огляделась – все пассажиры погружены в гаджеты, до меня никому не было дела. Колеса электрички синхронно позвякивали за стеклом, и, казалось, жизнь протекала в своем привычном темпе.

Съежившись от неприятного и незнакомого ощущения беспомощности, я включила радио на мобильном, надела наушники. Ненавязчивая и тихая музыка полилась из динамиков, словно долгожданная гостья. Я немного расслабилась, засмотрелась в окно, на пролетающие мимо вечерние фонари.

«…ночной лес, вокруг нет ни души. Лишь высокие острые сосны устремляются вверх, к небу, туда, где виднеется кусочек тусклого света. Я бегу босыми ногами по холодной земле, падаю, поднимаюсь и снова бегу, платье мешает двигаться быстрее. Острые сосновые иголки впиваются в ступни, причиняя мне боль. Приподнимаю подол платья, чтобы ускорить бег – вижу, что оно словно из средневековья: такое же мрачное и темное. Неожиданно под ногами хрустит сухая ветка, я спотыкаюсь об нее и падаю на землю. Пытаюсь подняться, но все безрезультатно: руки лишь жалко хватаются за траву и не могут нащупать опору. Совы глухо аукают где-то сверху, в такт моему громко бьющемуся сердцу. Враг уже близко, он передвигается бесшумно, замирает в прыжке, слышно, как оскаливает зубы. Я не вижу его, но чувствую. Хищник совершает прыжок. В полете он замирает на мгновение, и я слышу, как стучит его сердце. Оно бьется в такт с моим. Я переворачиваюсь на спину и вижу глаза волка. Они карие. Это глаза Бориса…».

От ужаса я проснулась. В кармане куртки вибрировал мобильный, бумажный стаканчик выпал из рук, и кофе чёрным пятном растёкся по вагону электрички.

– Артём, мне страшно, – сухими губами прошептала я в трубку, отвечая на звонок.

6

Вернувшись домой, я нашёл Олю плачущей в ванной. Взял её на руки, отнес в комнату.

– Что случилось? – я гладил её по волосам, стараясь не касаться рук, – ты мне так и не объяснила по телефону…

– Артём, пожалуйста, принеси одеяло, мне так холодно.

Я усадил её на диван, вытащил теплое одеяло из шкафа. Такой растерянной я видел её дважды. Впервые, когда мы узнали, что Оля не может иметь детей, и сейчас.

– Тём, сегодня был сложный день. Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Знаю, что давно пора отпустить тебя и расстаться друзьями… если получится. Но, только не с ней, пожалуйста, не с ней…

Оля всхлипывала, утирала не подвластные ей слёзы, и продолжала:

– Эта блонди «низкая», ты будешь страдать. Ваше сегодняшнее свидание должно стать первым и последним. Обещай мне?

От неожиданности я встал с дивана и заходил по комнате. Конечно, она все уже просканировала с моих глаз. Я постарался говорить мягко:

– Оля, я много думал. Ты сама говорила, что губишь меня. Мне тяжело так жить. – Я смотрел, как ручей слез превращается в реку, но продолжал делать ей больно. – Я живу, как под конвоем, а хочу жить нормальной жизнью, обычного человека! Я не хочу знать, что будет завтра, не хочу разглядывать людей под микроскопом. Я хочу верить им! Давать им право на ошибку! Я не супермен, я простой смертный! Я устал от недоверия и твоих добрых и единственно истинных советов. Мне нужна нормальная семья, дети…

Незаметно для себя, я перешёл дозволенные границы и задел её за живое. Тут же осёкся. Какой же я болван. Черт возьми, да я хотел детей. Я мечтал о простом семейном счастье, чтобы в доме смеялись двое или трое ребятишек, я мечтал возить их в парк, кататься с ними на лыжах, хотел бы научить их рисовать, играть в шахматы, прятаться в их мягких макушках своим длинным носом. Мне безумно хотелось держать своего собственного родного малыша на руках и читать ему перед сном книжки. Я что угодно отдал бы за это. Но… Оля не могла забеременеть уже десять лет. Все эти унизительные походы по врачам, знахаркам, гомеопатам – не давали никакого результата, только подавляли Олю всю больше и больше. Каждый раз она возвращалась опустошенной, поникшей, сломленной и… чужой. Я не мог больше повлиять на ее веру в чудо. Чуда не случалось, беременность не наступала, Оля отдалялась от меня и закрывалась в себе. А когда узнала, что причина в нашей энергетической несовместимости – и вовсе прекратила попытки завести ребенка. Я знал, что причиняю ей боль своими словами, знал. И все равно бил ее по открытой ране, в самое сердце.

Оля уткнулась носом в подушку, закрыла уши руками. Продолжать разговор дальше было бессмысленно. Я ненавидел сам себя, Олю, этот дурацкий разговор, даже собственный голос стал мне противен. Так гадко он звучал еще минуту назад.

Я вышел в кухню, включил чайник. Нам двоим нужно успокоиться. Выудил из холодильника продукты, кое-как соорудил бутерброды и накрыл на стол.

– Оля, иди пить чай.

В комнате послышались шаги, она переодевалась. На мгновение мне показалось, что и не было ничего. Ни встречи с Милой, ни свидания с ней. Была только эта кухня, горячий малиновый чай и мы с Олей вдвоем, как и прежде. Но это была всего лишь иллюзия. Как прежде быть уже не могло.

***

Спустя час, мы сидели на кухонном полу, не решаясь заговорить. Мы оба все понимали. И оба боялись что-то менять. Оля склонила голову на мое плечо, я чувствовал ее сбивчивое дыхание и мелкую дрожь тела.

– Знаешь, я сегодня впервые поняла, каково тебе: ничего не знать о человеке и.... довериться ему. Словно лишившись зрения, ты идёшь на голос. Веришь ему, не зная, что ждёт впереди: объятия или пропасть. Сегодня я впервые не смогла просканировать человека, у него оказалась защита, которую мне не под силу взломать.

Её слова удивили меня.

– Такое бывает? Как? Он тоже «сканер»? – Я не понял, что произошло и почему ее это так взволновало. До этого вечера Оля казалась мне всемогущей, способной просканировать любого.

– Не думаю… Я не знаю кто он, но он гораздо сильнее меня… Сложно объяснить это.