Пробуждение Левиафана

Коалиция пыталась замолчать отставку полковника Джонсона, однако он был слишком заметной фигурой. Видео сражения несколько недель держалось в топе сети, и вытеснило его только официальное обращение полковника Джонсона, приносившего извинения за устроенную резню и объявлявшего, что нынешние отношения между Поясом и внутренними планетами неприемлемы и ведут к еще большим трагедиям.

Затем он пропал. Его почти забыли – примечание мелким шрифтом к истории человекоубийства, – пока четырьмя годам и позже не взбунтовались колонисты Паллады. На этот раз губернатора, поставленного Коалицией, вышибли рабочие перегоночной станции. И здесь была уже не крошечная отдаленная станция со ста семьюдесятью бунтовщиками, а крупный астероид с населением полторы сотни тысяч человек. Когда Коалиция вызвала десантников, все ожидали кровавой бани.

Полковник Джонсон возник из ниоткуда и уговорил рабочих успокоиться. Он убедил командование Коалиции задержать десантников, пока станцию не сдадут миром. Он больше года торговался с управлением Коалиции об улучшении условий труда на перегоночной станции. И на месте палача станции Андерсон вдруг возник герой Пояса и святой.

Этот герой сейчас передавал на «Рыцарь» сообщение по закрытому каналу.

Холден нажал «пуск», и тот самый Фред Джонсон сказал: «Мистер Холден, я думаю, вами играют. Позвольте прямо предупредить, что я обращаюсь к вам как представитель Альянса Внешних Планет. Не знаю, что вы о нас слышали, но не все мы – ковбои, у которых руки чешутся пулями пробить путь к свободе. Я потратил последние десять лет, добиваясь улучшения жизни астеров без стрельбы. Я настолько верю в свою миссию, что отказался от гражданства Земли, перебравшись сюда.

Я говорю об этом, чтобы вы знали, на чьей я стороне. Я, возможно, единственный человек в Солнечной системе, который менее всего желает войны, а в совете АВП мой голос звучит громко.

Вы, возможно, слышали часть передач, где грохочут барабаны войны и слышатся призывы отомстить Марсу за ваш корабль. Я переговорил со всеми лидерами ячеек АВП, и никто из них не принял на себя ответственности.

Кто-то очень старается развязать войну. Если это Марс, то, ступив на борт того корабля, вы уже не скажете публично ни слова, кроме как под диктовку марсиан. Я не хочу думать, что это действительно Марс. Не вижу, что они выигрывают от войны. Поэтому я надеюсь, что, даже оказавшись на „Доннаджере“, вы сможете играть свою роль в том, что последует.

Я посылаю вам пароль. В следующий раз, когда будете выступать публично, вставьте в первую фразу слово „повсеместно“, чтобы показать, что говорите без принуждения. Если вы им не воспользуетесь, я буду считать, что вас принуждают. В любом случае помните, что в Поясе у вас есть союзники.

Не знаю, кем и чем вы были прежде, но теперь ваши голоса много значат. Если вы захотите отдать их за перемены к лучшему, я помогу вам всеми силами. Если окажетесь свободны, свяжитесь со мной по приложенному адресу. Думаю, нам найдется о чем поговорить.

Джонсон, конец связи».

Команда сидела в камбузе за бутылкой эрзац-текилы, которую где-то раскопал Амос. Шед благовоспитанно прихлебывал из маленькой чашечки и незаметно морщился при каждом глотке. Алекс и Амос пили по-матросски: наливали сразу на палец и опрокидывали залпом. Алекс при каждом глотке повторял: «Ух, ребята!» Амос всякий раз подыскивал новое ругательство. Он добрался до одиннадцатой порции, ни разу еще не повторившись.

Холден не сводил глаз с Наоми. Она раскручивала текилу в своей чашке и отвечала таким же пристальным взглядом. Холден поймал себя на мысли о том, какая смесь генов породила ее черты. Определенно чувствовалась африканская и южноамериканская кровь. Фамилия намекала на предков-японцев, угадывавшихся чуть заметно в складке век. Ее нельзя было назвать хорошенькой в общепринятом смысле слова, но, если взглянуть под правильным углом, она просто-напросто потрясала.

«Дело дрянь, я пьянее, чем думал».

Чтобы скрыть это, он заговорил:

– Итак…

– Итак, к вам теперь обращается полковник Джонсон. Важной вы стали персоной, сэр, – подхватила Наоми.

Амос с преувеличенной осторожностью поставил чашку на стол.

– Как раз собирался спросить, сэр. Не отказаться ли нам от предложенной помощи и не дернуть ли обратно в Пояс? – произнес он. – Не знаю, как вам, а мне тесновато между марсианским фрегатом и шестью неопознанными кораблями.

Алекс фыркнул:

– Шутишь? Если сейчас вздумаем поворачивать, как раз успеем затормозить к тому времени, как «Доннаджер» нас перехватит. Они и так жгут мебель, чтобы успеть к нам раньше астерских судов. Если мы повернем им навстречу, «Донни» решит, что мы перебежали в другую команду, и всех нас в клочки разметелит.

– Я согласен с мистером Камалом, – сказал Холден. – Мы выбрали курс и будем держаться его до конца. Не хотелось бы потерять контакт, который дал нам Фред. Кстати, Наоми, ты уже стерла сообщение?

– Да, сэр, выскребла из корабельной памяти железной щеткой. Марсиане не узнают, что он с нами говорил.

Холден кивнул и опустил молнию тренировочного костюма. Пятерке пьяниц в камбузе было жарковато. Наоми при виде его заношенной футболки вздернула бровь. Он смущенно застегнулся доверху.

– Не пойму я, что это за посудины, босс, – заговорил Алекс. – Полдюжины корабликов-камикадзе с атомными зарядами на корпусе могли бы пробить брешь в боевой колымаге вроде «Донни», но средства послабее не сработают. Он окружен защитной сетью и рельсовыми орудиями, он может создать вокруг себя закрытую зону в тысячу кэмэ. Он и сейчас мог бы подбить ту шестерку торпедами, только, думается, марсианам так же, как нам, любопытно узнать, кто бы это мог быть.

– Они наверняка понимают, что не успеют к нам раньше «Доннаджера», – сказал Холден, – и вступить с ним в бой не способны. Так что не могу предположить, что у них на уме.

Амос разлил всем остатки текилы и поднял свою чашку в тосте.

– Думаю, мы еще узнаем, что это за хрень.

Глава 10. Миллер

Когда капитан Шаддид сердилась, она постукивала кончиком среднего пальца о подушечку большого. Звук получался тихим, как топоток кошачьих лапок, но с тех пор, как Миллер заметил эту ее привычку, он с каждым разом казался громче. Каким бы тихим он ни был, а заполнял ее кабинет.

– Миллер, – сказала она, улыбаясь самой неподдельной улыбкой, – мы все еле держимся. Дни были очень-очень трудными.

– Да, сэр, – ответил Миллер, пригнув голову, словно собрался макушкой пробить себе путь сквозь все преграды. – Мне это кажется достаточно важным, чтобы заняться вплотную…

– Это просто услуга акционеру, – сказала Шаддид. – Отец занервничал. Нет оснований полагать, что он подразумевал уничтожение «Кентербери» Марсом. Тарифы опять растут. На шахте «Красной Луны» был взрыв. У Эроса проблемы с дрожжевыми фермами. У нас в Поясе что ни день – неприятности, которые могут за ставить отца тревожиться за свой драгоценный цветочек.

– Да, сэр, но совпадение по времени…

Ее пальцы участили темп. Миллер прикусил губу. Спор был проигран.

– Не стоит выискивать заговоров, – сказала Шаддид. – У нас полно вполне реальных уголовников. Политики, война, заговор негодяев-внутряков, желающих нас отыметь… вне наших полномочий. Просто представьте мне рапорт, показывающий, что розыск ведется, я перешлю его наверх, а вы сможете вернуться к своей работе.

– Да, сэр.

– Что-то еще?

– Нет, сэр.

Шаддид кивнула и отвернулась к своему терминалу. Миллер взял лежавшую на уголке ее стола шляпу и вышел. За выходные один из фильтров на станции испортился, и новый наполнял воздух успокоительным запахом свежего пластика и озона. Миллер уселся за свой стол, сплел пальцы на затылке и уставился на светильник над головой. Узел, стянувшийся у него в животе, не желал распускаться. Плохо дело.

– Ничего хорошего? – осведомился Хэвлок.