Страница 4 из 13
Исследование актов италийских Соборов указанного времени позволяет представить масштаб исторических событий, связанных с этими Соборами, а также степень вовлеченности в данные церковно-политические события некоторых светских социальных групп (например, участие Римского Сената в событиях, связанных с печально знаменитыми Римскими синодами 502 г., и в последующей гражданской войне в эпоху лаврентианской схизмы). Следует также отметить, что новые исследования истории провинциальных Соборов IV–V вв., в особенности италийских Соборов – ибо Италия, как и Иллирик в качестве своеобразных политических центров империи в этом смысле наиболее показательны, – позволяют на примере реального функционирования органов церковной администрации отчетливо представить действительное положение епископа, статус которого был привилегирован в позднеантичном обществе, по отношению к процессам, характерным для церковной жизни. По свидетельству итальянского историка Р. Лицци Теста, «одним из вопросов, который в течении последних лет привлекал внимание исследователей, является вопрос относительно преобладания, достигнутого епископом в управлении позднеантичным городом. Многочисленные источники эпохи и неостывающий интерес к этой теме специалистов в самых широких областях (от письменной истории до папирологии, от христианской археологии до эпиграфии) способствуют разъяснению многочисленных аспектов этого процесса и результатов исследования»[23]. Соборные акты как никакой другой вид письменных источников, сочетающие в себе элементы памятников права, официальных документов канцелярии и нарративного повествования, представляются в связи с этим наиболее репрезентативными, проливая в полной мере свет на проблему, обозначенную в статье Р. Лицци Теста.
Анализируя историческое значение италийских Соборов IV–V вв., необходимо понять то, каким образом Соборы могли влиять на эволюцию позднеримского законодательства, а также то, каким образом они могли увеличивать роль церковных институтов в обществе, которое находилось на переломном этапе своего развития. Для ответа на поставленные вопросы необходимо рассматривать в комплексе весь спектр возможных политических, юридических, социальных и мировоззренческих причин, которые могли бы обусловить подобное влияние. Отправной точкой, необходимой для данного исследования, бесспорно должен стать вопрос, касающийся причин легализации Церкви как дозволенного института, приведшей уже очень скоро к полному торжеству христианства по всей Римской империи. Резюмируя рожденные в недрах историографии XIX в. концепции исследователей относительно первоначальных причин торжества христианства в Римской империи, выдающийся русский византинист А. А. Васильев пришел к выводу, что именно сочетание политической целесообразности и личной внутренней убежденности заставило в свое время императора Константина легализовать существование Церкви как законного религиозного института. «Нельзя совершенно оставлять без внимания и его политические планы, – писал исследователь, – последние также должны были сыграть роль в его отношениях к христианству, которое во многом могло ему помочь. Но, во всяком случае, не политические планы явились причиной обращения Константина; последний обратился к христианству в силу внутреннего убеждения, возникшего и окрепшего не под влиянием политики. В том-то и заключается гениальность Константина, что он, сам искренне сочувствуя христианству, понял, что в будущем оно будет главным объединяющим элементом разноплеменной империи. “Он хотел, – как пишет кн. Е. Трубецкой, – скрепить единое государство посредством единой церкви”»[24].
Таким образом, именно в результате сочетания политической дальновидности императора и мировоззренческой силы самого Христианства, способного сообщить бытию одряхлевшей Римской империи новое духовное содержание, уже к середине IV в. религиозная ситуация в обществе начала существенно изменяться, несмотря на то, что сам Константин в религиозном отношении эволюционировал очень медленно, пройдя только к концу жизни путь от поклонения солнцу и различным земным богам до убежденности в истинности христианских догматов[25]. Тем не менее, следствием указанного религиозного поворота в сторону христианства, произошедшего в жизни общества, стало, по мнению А. А. Васильева, качественное изменение самых различных сторон церковной жизни. «При создавшихся новых условиях церковной жизни в начале IV в. христианская церковь переживала время напряженной деятельности, которая особенно ярко выражается в области догматики… Соборы в IV в. становятся обычным явлением, и в них усматривается единственное средство для разрешений спорных церковных вопросов. Но уже в Соборном движении IV в. замечается новая, в высшей степени важная, черта для всей последующей истории отношений между духовной и светской властью, между церковью и государством. Начиная с Константина Великого, государственная власть вмешивается в догматические движения и направляет их по своему усмотрению»[26]. Подчеркивая возросшее церковно-политическое значение Соборов, А. А. Васильев традиционно для историографии рубежа XIX–XX вв. осмыслял Соборное движение как ярчайший пример известного узаконенного вмешательства императорской власти в дела Церкви. Следует вспомнить, как французский историк Г. Буассье характеризовал принципы поведения Константина в отношении к церковным делам, утверждая, что император чувствовал себя господином среди епископов почти так же, как раньше он чувствовал себя главой языческих жрецов. «Епископы были подкуплены с первого момента; они десять лет противостояли всем угрозам, но не могли устоять против почестей и милостей»[27]. Однако и Г. Буассье, и А. А. Васильев ограничились лишь общей констатацией данного факта, исходя из оценки политической ситуации в Римской империи IV в. и личности императора Константина, не попытавшись выявить конкретные причины отмечаемого всеми оживления Соборной деятельности в IV в., как и связанного с ним государственного вмешательства в церковную жизнь.
Стремясь объяснить возникновение Соборного движения и вмешательство императорской власти в церковную жизнь исключительно социально-экономическими предпосылками в рамках господствовавшего в советской историографии идеологического принципа «исторического материализма», советский византинист М. В. Левченко попытался представить лидирующее положение Церкви в поздней Римской империи как результат экономической поддержки со стороны государства. В связи с этим Соборное движение, как и остальные элементы церковного управления, воспринималось в качестве малозначительных для общей характеристики положения Церкви деталей церковно-политической «надстройки». По словам М. В. Левченко, «идеологической опорой правительства являлась христианская церковь, с которой правительство Римской империи уже в IV в. заключает тесный союз… Христианская церковь становится могучим общеимперским учреждением, имеющим налаженные порядки и свою иерархию, такую же сложную и громоздкую, как и правительственная административная машина. Высшее духовенство добивается полной независимости от массы верующих и высоко поднимается над этой массой. Церковь издавна приспособила государственное административное деление для своей организации. Города сделались местопребыванием епископов. Главные города провинции, где собирались съезды епископов, сделались резиденциями митрополитов, в подчинении которым находились епископы данной провинции… В награду за свои услуги церковь получала от правительства крупные земельные владения, многочисленные права и привилегии. Императорская власть поручает церковникам заведывание целым рядом государственных и муниципальных дел, выполнение которых было не под силу правительственным чиновникам, предоставляя для этого соответствующие средства»[28].
23
Lizzi Testa R. Privilegi economici e definizione di status: il caso del vescovo tardoantico // Rendiconti della academia nazionale dei Lincei, classe di scienze morali, storiche e filologiche. S. IX. Vol. XI. Fasc. I. Roma. 2000. Р. 55.
24
Васильев А. А. История Византийской Империи. Т. I. Время до Крестовых походов. СПб. 1998. С. 100.
25
Brehier L. Constantin et la fondation de Constantinople // Extrait de la Revue historique. T. 119. Paris. 1915. Р. 21.
26
Васильев А. А. Указ. соч. С. 106.
27
Буассье Г. Падение язычества. Исследование последней религиозной борьбы на западе в IV веке. Книги I–III. T. V. Собрания сочинений. СПб. 1998. С. 73.
28
Левченко М. В. История Византии. М., Л., 1940. С. 22–23.