Страница 7 из 8
5.
Этой ночью, завернувшись в одеяло и лежа на заднем дворе Синицы, девочка слушала вздохи и порывы ветра внизу, в тополях, потом заснула, утомленная событиями прошлой ночи. Проснулась на рассвете. Горы на востоке были окутаны темно-красным туманом; казалось, они просвечивают насквозь, как рука, которую держишь между глазами и огнем. На табачной делянке - если что и возделывалось в этом городке, то дикий табак - Ящерица и Жук распевали какую-то песню, то ли заклинание, то ли благословение, тихую и бессвязную песню: «О-о-о-о, о-о-о-о», а она лежала калачиком, тепло укрытая, на земле, и из-за этой песни почувствовала, что корнями уходит в землю, покоится на ней и в ней, так что непонятно было, где кончаются ее пальцы и начинается земля, словно она умерла, но она была жива, она сама была жизнью земли. Она вскочила, приплясывая, аккуратно сложила одеяло, оставила его на аккуратной и уже пустой постели Синицы и стала подниматься, приплясывая, по холму к «Подожди минутку». У полуоткрытой двери пропела:
Вышла Койотиха - хмурая и встрепанная. Прищурясь, посмотрела на девочку. Пробормотала: «Ч-черт». Провела языком по зубам и, подойдя к стоявшей рядом с дверью тыквенной бутыли, вылила всю воду себе на голову. Тряхнула головой так, что полетели брызги. И приказала:
– Пошли отсюда. С меня довольно. Не знаю, что на меня нашло. Неужто снова забеременею - в мои-то годы? А, черт… Давай уйдем из города, мне нужно переменить обстановку.
Внутри темного дома девочка заметила по крайней мере двух койотов-самцов; они валялись, похрапывая, - один на постели, другой на полу. Койотиха подошла к побелевшему от времени помету, пнула его и гневно спросила:
– Почему ты меня не остановил?
– Я тебе говорил, - угрюмо ответил помет.
– Дерьмо безмозглое, - пробурчала Койотиха. - Давай, Малышка. Пошли. Куда пойдем? - Она не стала дожидаться ответа. - Я знаю, куда. Идем!
И двинулась через город обычной своей походкой, вроде бы лениво, но так, что за ней было трудно угнаться. Но девочка была полна энергии и шла, приплясывая, так что Койотиха тоже стала приплясывать, подпрыгивать, и кружиться, и дурачиться - на всем пути по длинному склону к равнине. Там повернула на северо-восток. Они миновали Холм Коня, холм маячил позади и становился все меньше.
Около полудня девочка сказала:
– Я не взяла с собой еды.
– Что-нибудь подвернется, - ответила Койотиха. - Обязательно подвернется.
И вскоре свернула и направилась к крошечной серой лачужке, прятавшейся за двумя полузасохшими кустами можжевельника и пучком бурьяна. Кругом воняло. На двери была табличка: ЛИСА. ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ. ВХОД ЗАПРЕЩЕН! Но Койотиха отворила дверь, вошла и почти сразу вышла с половиной небольшого копченого лосося.
– В доме нет никого, только мы, цыплятки, - пропела она, сладко улыбаясь.
– Но это воровство? - обеспокоенно спросила девочка.
– Да, - на ходу ответила Койотиха.
У пересохшего ручья они съели рыбу, припахивающую лисицей, немного поспали и пошли дальше.
Скоро девочка ощутила в воздухе кислый запах гари и остановилась. Словно огромная тяжелая рука уперлась в грудь, отталкивала ее, но в то же время что-то ее несло вперед, как сильное течение.
– Давай подойдем ближе! - сказала Койотиха, присаживаясь помочиться у можжевелового пня.
– Ближе к чему?
– К их городу. Видишь? - Она показала на два поросших полынью холма. Пространство между ними было затянуто серой дымкой.
– Я не хочу туда идти.
– Мы туда и не пойдем. Вовсе нет! Просто подойдем поближе и посмотрим. Это занятно, - сказала Койотиха, склонив голову набок. - Какие-то странные вещи они пускают в воздух.
Девочка попятилась.
Тогда Койотиха заговорила деловитым, серьезным тоном:
– Мы будем очень осторожны. Мы посмотрим, нет ли поблизости больших собак. Ладно? С маленькими собаками я справлюсь. Может, получится даже неплохой обед. Но с большими - дело другое. Согласна? Тогда пошли.
По виду все так же небрежно, лениво, но насторожив уши и внимательно оглядываясь, Койотиха двинулась вперед, и девочка последовала за ней.
Напряжение нарастало. Казалось, само время давит на них, казалось, время двигается слишком быстро, слишком резко, не течет, а отбивает такт, все быстрее, все резче, начинает громыхать, как трещотка Гремучки. Спеши, надо спешить, - твердило все кругом, - времени нет! Что-то проносилось мимо, стеная и содрогаясь. Все кругом вращалось, вспыхивало, ревело, воняло, исчезало. Там был мальчик - он сразу попался ей на глаза, - но мальчик шел не по земле, а в нескольких дюймах над ней, очень быстро, выворачивая ноги в стороны, словно в неистовом танце, а затем пропал из вида. Двадцать ребятишек сидели рядами в воздухе и пронзительно пели, потом вокруг них сомкнулись стены. Корзина - нет, горшок, нет, бак для отбросов, полный чудесно пахнущего лосося, нет, до краев набитый воняющими оленьими шкурами и гниющими кочерыжками; держись подальше, Койотиха! Да где же она?
– Ма! - закричала девочка. - Мама! - Какое-то мгновение она стояла на улочке обыкновенного городка рядом с бензоколонкой, но уже в следующий миг на нее обрушился ужас пустоты, невидимых стен, жутких запахов и ошеломляющего движения Времени, кувыркавшего ее и стремительно уносившего к водопаду. Она держалась изо всех сил, стараясь не упасть. - Ма-а-ма!
Койотиха осторожно подбиралась к большой корзине с лососем, собираясь туда залезть, прямо здесь, при свете солнца, вот сейчас. Мальчик и мужчина спускались с длинного, заросшего полынью холма за бензоколонкой, оба с ружьями, в красных шляпах - охотники, ведь был сезон охоты. «Черт, да ты погляди на проклятого койота, шастает тут средь бела дня, огромный, как моей бабы задница», - сказал мужчина, прицеливаясь и взводя курок. Майра закричала и стала захлебываться в стремительном потоке. Следом несло Койотиху, она визжала:
– Давай скорее отсюда!
Девочку закрутило в водовороте и унесло.
Убежав так далеко, что никакого города не было видно, они упали на землю в узкой ложбинке между невысокими холмами и еще долго судорожно глотали воздух.
– Ма, это было глупо, - в ярости сказала девочка.
– Конечно, - согласилась Койотиха, - но ты видела, сколько там еды!
– Я не хочу есть, - угрюмо ответила девочка. - И не захочу, пока мы не уберемся отсюда подальше;
– Но ведь это твой народ, - сказала Койотиха. - Твой. Твоя родня, и близкие, и тому подобное. Бах! Трах! Вот Койотиха! Бах! Вот моей бабы задница! Трах! Вот все, что угодно - Б-У-У-УХ! Уничтожь все это, человек! Б-У-У-У-У-УХ!
– Я хочу домой, - объявила девочка.
– Погоди, - ответила Койотиха. - Присела, потом повернулась к свежей кучке, наклонилась к ней. - Видишь, говорит, что мне нужно остаться здесь.
– Ничего не говорит! Я слушала!
– Ты знаешь, как это понять? Ты все слышишь, мисс Большие Уши? Она слышит все - она видит все своим дрянным смоляным глазом…
– У тебя тоже глаза из сосновой смолы! Ты мне сама говорила!
– Это все выдумки, - проворчала Койотиха. - Ты даже не можешь отличить выдумку от правды, когда слушаешь! Знаешь, делай, что хочешь, у нас свободный край. Я поброжу здесь этой ночью. Я азартная.
Она села, и принялась похлопывать ладонями по земле в неспешном четырехтактном ритме, и напевать себе под нос бесконечную песню без мелодии, песню, которая сдерживала время, чтобы оно не мчалось так быстро, которая сплетала корни деревьев и кустов, папоротника и травы, которая удерживала ручей в русле, скалу на месте, которая собирала весь мир воедино.
А девочка лежала и слушала.