Непрерывность

Гостиная начинается за большим мраморным столом кухни, это большое, ничем не разделенное пространство, с одной стороны – большой жесткий удобный диван с оттоманкой и креслом, а с другой стороны, ближе к озеру, около окна, стоит большой старинный дубовый письменный стол-бюро, закрывающийся сверху изящно выгнутой выдвижной крышкой.

Вокруг вдоль стен до потолка стоят массивные книжные полки, заполненные книгами. Пространство комнаты было таким, что когда человеку, находящемуся в ней впервые, предлагали еще одну чашку кофе, то он не отказывался: здесь хотелось побыть подольше, здесь было комфортно и спокойно.

Еще в доме были две небольшие спальни и «капитанская каюта» – самая близкая к озеру комната, вместо стены у нее окна, обращенные к озеру, вход в нее был из гостиной-кабинета через большую двустворчатую раздвижную стеклянную дверь; на стенах «каюты» висели старинные морские карты, кортики, круглые корабельные часы в медном корпусе, на старинном маленьком секретере покоился мощный бинокль.

Из всех комнат было видно озеро, даже из душа – можно принимать душ, стоять под освежающими струями воды и видеть гладь озера, или утром чистить зубы и вместо своего утреннего, в морщинах и следах от подушки, лица в зеркале видеть озеро через большое, во всю стену, окно.

И даже когда ты не видишь озеро, потому что стоишь к нему спиной, все равно чувствуешь, что оно рядом. Дом был бы одним из миллионов и миллионов других талантливо построенных, красивых домов, если бы не озеро, на берегу которого он стоял. Это был удивительный дом-корабль, находящийся в постоянном движении.

Я влюбился в озеро с первой встречи, как только увидел его поверхность, распростертую от дома до дальнего леса. Озеро не было огромным, его края были видны. Берег начинался прямо под ногами, разбегался прямо из-под ног в противоположные стороны и вновь соединялся в одной точке на другой стороне водной глади, он был обрамлен соснами, которые отделяли озеро от неба, поэтому пространство между небом и озером ощущалось особо – это был воздух озера.

Маленькое озеро не сливалось с небом, как это бывает с бесконечным океаном, а огромное небо отражалось в небольшом озере, как в уменьшительном стекле, вобрав в себя Млечный Путь, луну, закаты, восходы, молнии и пролетающие над ним птицы и самолеты. Форма берегов – единственное, что оставалось в озере постоянным. И хотя вода в озере никуда не течет, оно меняется каждый день.

Меняется цвет воды: от пугающего почти черного цвета перед дождем – до яркого, ослепляющего, словно фары автомобиля, отражения утреннего солнечного света. Меняется поверхность озера: иногда это мелкая, как чешуя рыбы, зыбь, а иногда это неподвижное зеркало, отражающее перевернутые деревья на берегу. Поверхность озера в семь утра отличается от поверхности в пять вечера так же, как отличается понедельник от среды, вид озера никогда не повторяется, как не повторяются дни, часы, минуты нашей жизни.

Естественно, что озеро совершенно разное в разные времена года: осенью оно остывает утренним паром, его поверхность кажется пустой, неприветливой, гагары улетели. Зимой оно подо льдом и снегом, его как бы нет, есть только напоминание о нем в виде сосен, обрамляющих берега. Весной, после зимнего льда, кажется, что озеро отдыхает, набирается сил, солнечного тепла, отогревается после морозов, вода в нем мутноватая, неприветливая. И вдруг вода обретает прозрачность, в нее хочется залезть и проплыть хоть чуть-чуть. Вода еще холодная, обжигающая, от нее тянет прорубью, но она уже купальная! И все, сезон начался!

К середине лета вода прогревается настолько, что в озере можно сидеть часами не вылезая, и в эти дни трудно поверить, что на свете бывает зима, холод, снег, лед, метели. Все эти внешние изменения делают озеро рекой, которая течет не по горизонтали, а по вертикали, по четвертому измерению времени, оно, как капелька ртути, меняется ежеминутно, ежечасно, изо дня в день, и при этом остается неподвижным, противостоящим всем этим изменениям. При всей своей изменчивости озеро – определение постоянства и покоя.

Я могу просидеть за столом над берегом с чашкой чая или бокалом вина пару часов и не заметить, как они прошли. Вот над водой пролетает здоровенный орел с размахом крыльев, в несколько раз превосходящим длину его тела, он кружится над озером, выискивая свою добычу, и если видит ее, то камнем падает в воду и часто поднимается с трепыхающейся рыбой в когтистых лапах, а если рыбы нет, то орел садится на высоком дереве точно напротив меня на другом берегу и наблюдает за озером ровно час. Я могу рассматривать его в бинокль, пока он впивается своим орлиным взглядом в толщу воды, и ровно через час, если добычи нет, он снимается с ветки и улетает куда-то по своим орлиным делам.

Вот плывет семья гагар, пара взрослых и пара малышей, гагара-мама часто возит своих детенышей на спине, и это выглядит очень трогательно и нежно, но имеет и свой жизненный смысл: крошечные комочкидетеныши так защищены от подводных хищных рыб.

Чета гагар живет на этом озере много лет, на зиму они улетают в теплые края, и я с тревогой жду их обратно, ведь они улетают за тысячи километров, и перелет полон опасностей, а так хочется, чтобы они вернулись обратно. Гагары неторопливо плавают по поверхности озера – иногда парой, иногда врозь, часто устраивают шумные водные плескания, могут пронырнуть под водой почти пол-озера и поднимаются в воздух, пробежав по поверхности воды добрый десяток метров.

Я пытался подплыть незаметно к одной из них, тихонечко, погрузившись по самые глаза, стараясь не двигаться резко, не плескать. Я медленно приближался к гагаре, она не выражала никакого беспокойства или страха, вообще не обращала на меня никакого внимания, но вдруг неожиданно нырнула вглубь. Я стал лихорадочно рассматривать поверхность озера в надежде заметить направление подводного движения птицы, но безрезультатно. Гагара появилась на поверхности намного дальше, чем я ожидал. Но самое главное: гагары кричат длинным, приглушенным, глубоким жутковатым воплем, как будто смеется привидение, и по ночам этот звук заставляет шевелиться волосы на всем теле, особенно когда ты в доме один.

Когда входишь в теплую, такую податливую, ласковую, легко уступающую напору тела воду и плывешь по поверхности, то только дыхание и движение держат тебя на грани между воздухом и глубиной. Глубина, ее расплывчатость, неопределенность, кажущаяся бездонность, способность поглощать предметы и свет делают ее загадочной и пугающей.

Я заметил, что солнечный свет, проникая под воду, из сплошного однородного, гомогенного эфира распадается на отдельные лучи, которые находятся в постоянном движении, как в лазерном световом шоу, но движутся все в одном направлении – вглубь, в одну точку, и кажется, что где-то там, в глубине, сходятся в одно целое, концентрируются в один сгусток энергии наподобие шаровой молнии.

Монотонные движения пловца с погружением в воду, а потом опять подъемом над водой, перед глазами чередуются картины дальнего берега и подводные лучи, бегущие вглубь, ритмичное дыхание – все это вызывает легкое головокружение и эйфорию, и вот уже кажется, что лучи света не уходят вниз, а наоборот, поднимаются вверх из глубины. И эти лучи света, поднимаясь откуда-то из центра земли, восходят над водой в небо и там зажигают солнце, которое вспыхивает, как эфирное масло от искры, и весь мир заливает теплый свет.

Глубина пугающе привлекательна, поэтому я научился нырять с аквалангом. К тому же озеро надо чистить – глубина глубиной, но на дне за годы скопилось немало мусора.

Сначала я коллекционировал собранный мусор, может быть, из тайного тщеславия и гордыни, чтобы иметь свидетельство того, что я делаю что-то хорошее и полезное, но потом понял, что мусор – он везде мусор, куча хлама, и от него надо избавляться.

Озеро открыло мне еще одну простую мысль, совсем, впрочем, не новую. Но иногда знакомые вещи и идеи внезапно обретают более понятный, окончательный смысл. Я видел под водой мертвых рыб, их плоские тела недвижно лежали на дне, но не плоско, как на сковородке, а в полуподвешенном состоянии, и они не выступали каким-то неестественным контрастом с окружающим их подводным миром, а вписывались в него абсолютно естественно, как водоросли. Откуда бралась это естественность?