Страница 7 из 17
Два праздника в одном дне
Осенью все чаще и чаще хмурые тучи прогибаются до того, что задевают крыши домов. Тогда между небом и землей остается совсем мало света, день становится похожим на вечер, а вечер на ночь.
Год назад, когда Бориска был еще маленьким, в такой вот темный день мы стояли с ним у окна и смотрели на улицу. Мимо летел желтый лист и на темном фоне казался особенно ярким. Я подумал, что он похож на искру от вечернего костра, улетающую в темноту. Но Бориска вдруг сказал о нем, как о человеке: «Посмотри, дядя Саша, лист хорошо загорел за лето!»
Мне понравились его слова, и я написал маленький стишок о листе. Но все забывал отдать Бориске. А теперь решил: пусть он прочтет и вспомнит, как мы с ним стояли у окна и смотрели на улицу. А там -
Я не забыл о загорелом листе еще и потому, что он, после слов Бориски, показался мне мужественным. Ведь бывают люди, которые любят рассказывать про свои болезни. Придет такой человек к тебе в гости и, вместо того чтобы поддержать веселый разговор, поговорить о разных интересных событиях, начинает жаловаться, рассказывает о прыщике, который вскочил у него на шее. Или о том, как сильно у него болел вчера живот. Или… Впрочем, болезней так много, что перечислять можно бесконечно. Рассказывать о них надо врачу, а не хозяевам, не гостям.
Вот о чем я думал, когда шел к Бориске на день рождения. Он совпал с другим праздником — освобождением Сороки.
Собираясь в гости, я надел свой самый лучший костюм и захватил подарки.
Буку — стакан кедровых орехов.
Сороке — блестящий кругляшок на цепочке.
Бориске — коробку шоколадных конфет и металлического робота высотой в двадцать сантиметров. Робота совсем недавно подарили мне студенты электротехнического института. Я знаю, что подарки передаривать нельзя. Но лучшего подарка для Бориски никак не мог найти. А робот был очень хорош! Стоило включить, поднять вверх небольшой рычажок на его спине, как железный человечек шел вперед, останавливался, поворачивался, двигал руками. Внутри человечка находилась батарейка, что-то слегка гудело, а глаза — светились.
Когда я пришел, Бука и Бориски дома не было. Они уехали искать Машеньку.
А Сорока была дома. Она посмотрела с книжного шкафа без особого любопытства и на мое «здравствуй!» лишь слегка кивнула: «Здравствуй, мол, здравствуй, но я тебя не знаю».
Борискина мама хлопотала на кухне.
— Много гостей придет? — спросил я.
— Никого не ждем больше, — ответила она, раскатывая тесто, — Борискины друзья еще на дачах.
Я предложил помочь, но она сказала:
— Нет, спасибо. Мне осталось только поставить в духовку пирог. Я немного задержалась с ним — хотела, чтобы он был горяченький, с пылу с жару. Вы, мужчины, побеседуйте пока без меня.
И тогда мы с Борискиным папой сели в кресла и поговорили о последних новостях, о погоде и о том, как охраняется природа.
— Здесь нельзя успокаиваться, — сказал он. — Вот если мы решим, что сделали всё, — это опасно. Тогда, боюсь, в один прекрасный день человечество со всей массой изобретенных им машин и написанных книг может оказаться среди пустыни.
Он замолчал, а я представил себе сгрудившееся человечество в тени высоковольтной опоры. А вокруг — автомобили разных марок, шкафы с книгами…
Тут появился Бориска.
— Нашли Машеньку? — спросил папа.
— Бук плохо запомнил дорогу, — сказал Бориска. — Завтра снова поедем. Обязательно найдем!
Я поздравил Бориску с днем рождения и отдал подарки.
— Ого! — воскликнул Бориска, схватив робота и не обращая никакого внимания на коробку конфет.
— Он может ходить и смотреть, — пояснил я. — Надо только перевести в верхнее положение вот этот рычажок…
Бориска моментально щелкнул рычажком.
Глаза у робота вспыхнули зеленоватым светом, и он пошел по полу прямо на Бука — тот лежал, вытянувшись вдоль половицы.
Бук всполошился. Перевернулся через спину, вскочил, хотел отпрыгнуть. Но сзади него была стена. Тогда он прыгнул вперед, налетел на робота и сбил его с ног. После этого он испугался еще больше, метнулся на кровать и спрятался за подушку.
А робот остался лежать на полу. Глаза его горели. Ноги продолжали двигаться. Казалось, будто он выполняет одно из гимнастических упражнений, следя за тем, чтобы равномерно делать вдох-выдох, вдох-выдох…
— Смотррите, смотррите, ха-ха-ха! — затрещала Сорока. — Нам подаррили физкультуррника. Надо поставить его на голову — тогда он еще смешнее станет болтать ногами.
И она подскочила к нему. В этот момент роботу удалось встать.
— Ой! — воскликнула Сорока и попятилась под кровать.
— Уберрите, уберрите его подальше, — стрекотнула она оттуда. — К таким странным существам надо привыкать постепенно.
Бориска выключил робота, поставил на книжную полку и спросил:
— А как его зовут?
Я не был готов к ответу на такой вопрос. У робота — так уж получилось! — не было имени. Когда я выступал у студентов, они подарили мне робота и ничего не сказали насчет имени. И сам я не догадался его как-нибудь назвать.
Об этом я и хотел сказать Бориске. Но меня опередила Сорока.
— Рразумеется, — довольно ехидно произнесла она, выходя из-под кровати на середину комнаты. — Рразумеется, — почти презрительно повторила она, поводя здоровым крылом в сторону книжной полки, — у него нет даже имени! Понимаете, он безымянный! Любую собаку зовут как-то. А у него нет никакого имени. Поэтому он и выглядит так странно, что у него нет даже крохотного имени!
Сорока собиралась продолжать свою ехидную речь. И почувствовал: она хочет унизить робота, отыграться на нем за свой испуг. И сказал:
— Не тарахти понапрасну. У робота есть имя. Его зовут Флаксом. Робот Флакс. Что ты теперь скажешь? Может, тебе не нравится его имя?
— Не знаю… — растерянно стрекотнула Сорока и задумалась.
Надо сказать, что и я немного растерялся. Никак не мог сообразить, почему именно так назвал робота. Просто мелькнуло в голове слово, которое показалось подходящим.
Мы все замолчали. И неизвестно, сколько бы тянулось это странное молчание, если бы его не прервал Бук.
— Флакса-плакса, флакса-клякса, флакс-клякс, — сказал он, удобно привалившись спиной к подушке.
— Ура! — вдруг крикнул он. — Чур, я первый придумал! Когда робот будет ходить, мы, вместо того чтобы командовать по старинке «раз-два, раз-два», можем командовать так: «флакс-клякс, флакс-клякс…» Здорово?
— Пррравильно! — обрадовалась Сорока и от восторга даже клюнула половицу. — Мы будем очень интересно играть в это флакс-клякс!
— Не смейте обижать нашего нового друга! — предупредил Бориска. — Я никому не разрешу дразнить его, запомните.
Бориска так рассердился, что даже топнул ногой.
Бук обиженно отвернулся, всем своим видом показывая, что ему не нравится, как Бориска отнесся к роботу.
А мне показалось, что у робота на мгновенье благодарно вспыхнули глаза зеленоватым светом.
— Хм, — произнесла Сорока, — подумаешь, какой фон-барон выискался. Никто и не собирается его обижать. Повеселиться нельзя. Вот тебе и два праздника в одном дне! Если дальше так пойдет — все мы быстренько умрем от скуки…
— Вряд ли, — сказал я. — Во всяком случае, тебе это не грозит. Тем более, что у меня есть и еще подарок. Кому он предназначается, как ты думаешь?