Белая магия

– Это табу, – ответил он. – Я никогда не размышлял об этом. Когда твое каноэ огибает вон тот изгиб, я никогда не следую за ним. Ты начинаешься и заканчиваешься на повороте.

– Не понимаю, как ты можешь не интересоваться, – задумчиво произнесла она. – Я очень много думаю о тебе. Не то чтобы я хотела что-то знать. Я бы предпочла удивляться, воображать это, как мне заблагорассудится. Каждый день по-разному. Видишь ли, мне не о чем думать – немного интересного. Честно говоря, ты совсем не интересуешься мной?

– Я всегда так относился к своим друзьям, – ответил он и искренне объяснил, – они интересуют меня только такими, какими кажутся мне. Почему я должен беспокоиться о том, что они значат для других людей—людей, которых я не знаю и не хочу знать?

– Разве это не странно? – Задумчиво произнесла она. – Ты действительно так думаешь? – Она покраснела и поспешно добавила, – конечно, я знаю, что ты имеешь в виду. Ты не должен обижаться на мои слова. Видишь ли, люди, которых я знаю, совершенно другие. Вот почему я чувствую, что все это – нереально – сон.... Ты действительно не заботишься о богатстве и социальном положении и обо всем этом? Ни капельки?

– А с чего бы мне? – Равнодушно спросил он. – Это не в моей игре, а человека волнует только то, что в его игре.

– Та, другая игра … Она кажется тебе очень плохой, не так ли?

Он пожал плечами.

– Да, я знаю, что это так. Мне так кажется, когда я … здесь … и даже когда меня здесь нет.

– Зачем беспокоиться о таких вещах? – Сказал он тоном, который указывает на полное отсутствие интереса.

После паузы она сказала:

– Ты можешь не поверить, но я ужасный сноб—там, снаружи.

– Но не здесь. Здесь не из-за чего быть снобом, слава Богу!

– Да, я настолько отличаюсь от других, насколько это возможно, – продолжала она. – Есть люди, которых я ненавижу, но с которыми я мила из-за того, что они занимают социальное положение. Я, как и все остальные девушки, без ума от социального положения и люблю пренебрежительно относиться к людям.

– Не рассказывай мне об этом, – мягко перебил он, но выражение его прямых, честных глаз заставило ее покраснеть и опустить голову. – Мне жаль, что ты становишься такой, когда тобой завладевает черный маг, который правит за изгибом. Но то, что он делает с тобой, не меняет того, что белая магия делает с тобой здесь.

Ее глаза, все ее лицо загорелись.

– Белая магия, – тихо повторила она. После короткого раздумья она вернулась к этой теме и продолжила, – я сказала тебе, потому что мне … мне стыдно обманывать тебя.... Интересно, действительно ли ты такой большой и честный, каким кажешься? Там никого нет. Они подлые и мелочные! Когда видишь насквозь, кем они притворяются, притворяются даже перед самими собой. Я такой же большой мошенник, как и все остальные. И я часто убеждаю себя, что я милая и хорошая и … Если бы я только могла … – Тут она замолчала, оставив свое желание невысказанным, но легко вообразимым.

– Чтобы не обращать внимания на мелочи, нужно заполнить свой разум большими вещами, – сказал он. – Но ты не виновата в том, что ты такая, какой тебя вынуждает быть твое окружение.

– Как ты думаешь, я могла бы быть другой? – Спросила она, затаив дыхание, ожидая его ответа.

– Я не думал об этом, – был его удручающий ответ. – Навскидку я бы сказал, что нет. Ты в том возрасте, когда почти все немного думают. Но это скоро прекратится, и ты станешь тем, кем тебя лепили с младенчества.

– Я знаю, что многого не стою, – смиренно сказала она. – Там, под черной магией, я тщеславна и горда. Но здесь я чувствую, что я просто ничто.

– Ты превосходная модель, – сказал он утешающе. – Действительно превосходная.

– Пожалуйста, не издевайся надо мной. Честно говоря, тебе не кажется, что я банальна?

Он одарил ее своей прекрасной, нежной улыбкой, особенно прекрасной, исходящей от такого крупного, мужественного мужчины. И он сказал, – ничто из того, на что светит солнце, не является банальным.

У нее развилось сильное любопытство к общим аспектам его дел: к его надеждам и страхам на будущее. Ее попытки разговорить его на эти темы забавляли его. Его откровенное признание в том, что он неизвестен в Америке, сбило ее с толку; ей и в голову не приходило, что его могут знать за границей. – – И ты проработал там много лет? – Спросила она.

– Всю свою жизнь.

Она смотрела на него с нежным сочувствием. – Тебя не обескураживает, что тебя не узнают? – Спросила она.

– Ни капельки, – заявил он со всей искренностью. – Все стоящее требует времени. В любом случае, мне все равно. Моя жизнь в безопасности. Видишь ли, я довольно богат.

Ее глаза широко раскрылись.

– Богат! – Воскликнула она. – В самом деле? Я думала … – Тут она замолчала, покраснев.

– О, да. У меня сорок тысяч, не говоря уже о моей земле.

– Сорок тысяч в год! Это очень хорошо. – И по ее лицу было видно, что ее мозг занят и чем он занят.

Он громко рассмеялся. – Сорок тысяч в год! – Воскликнул он. – Нет, две тысячи в год.

Ее огорчение было жалким.

– О! – Уныло воскликнула она. – Мне казалось, ты сказал, что богат.

– Так и есть. Потому что, когда я думаю о том, как я жил на меньше чем две тысячи франков в год, я чувствую себя Ротшильдом. – Он постарался сохранить серьезное выражение лица и серьезный тон, когда добавил, – почему у тебя такой несчастный вид?

– Ничего. Только … Ты меня так потряс! На минуту мне показалось, что ты … ты другой.

Он воспользовался ее скорбной рассеянностью, чтобы вернуться к своей работе. Она была так поглощена, что не заметила, как он “обманывал” ее, хотя все его другие попытки сделать это были быстро обнаружены и пресечены. Время от времени он поглядывал на нее и недоумевал, почему она так мрачна. Наконец он решил прервать ее. В его глазах появилось озорное выражение. Он сказал, – ты подумывала о том, чтобы уйти от этого другого богатого человека?

Ее охватило смущение. Затем она встретила его смеющиеся глаза с храброй попыткой насмешки. – Ну … я лучше выйду замуж за богатого человека, который мне нравится, чем за того, кто мне не нравится.

– Естественно. Но забудь обо мне, пожалуйста. Не забывай, я не кандидат. – Он был рад возможности напомнить ей о своих взглядах на брак.

– Не бойся, – сказала она, выдавив из себя смешок и кокетливо презрительный взгляд. – Мы в равной безопасности друг от друга.

На восьмое утро на рассвете начал моросить дождь, и к тому времени, когда художник и модель должны были быть на работе, шел сильный холодный ливень. Тем не менее, Чанг в своей непромокаемой одежде спустился на берег озера. Ему нужно было прогуляться. Он всегда гулял, независимо от погоды; почему бы не в этом направлении? Когда он приблизился к водопаду, он был поражен, увидев, что каноэ выброшено на берег в обычном месте. И там, съежившись под деревом, такая же скорбная, как дрожащие птицы, стояла Рикс. Он поколебался и тихо пошел обратно тем же путем, каким пришел.

– Нет, – сказал он себе, – она может меня заметить. Тогда она обидится, и что станет с моей картиной?

Поэтому он повернулся, повинуясь этим советам спокойного и непредвзятого здравого смысла.

– Что ты здесь делаешь? – Спросил он с дружеской суровостью, подходя ближе. – Ты простудишься насмерть.

При звуке его голоса ее поникшее тело восторженно выпрямилось. При виде его, выглядевшего еще более потрясающе, чем когда-либо, в большом непромокаемом плаще, она улыбнулась, как солнечный луч.

– Ты ужасно опоздал! – Упрекнула она.

– Поздно! Сегодня мы не можем работать.

– Ты не говорил мне не приходить, если пойдет дождь, – сказала она с убедительным видом невинности. —И … Я не хотела потерять зарплату за день.

Он все еще хмурился.

– Я был очень близок к тому, чтобы вообще не прийти, – сказал он. – Это была простая случайность, что я пошел в этом направлении.

– Но … ты это сделал, – лукаво сказала она.

– Почему бы и нет? – Был его тщательно небрежный ответ. – Я гуляю, идет дождь или светит солнце.