После осады

Однажды вечером - примерно через месяц после начала осады - мать Валентины вернулась домой в слезах.

– Что случилось, мама? - спросила Валентина как только та появилась дверях. - Тебя опять ранили?

За прошедший месяц мама уже не раз возвращалась домой с забинтованной рукой или ногой, со свежими царапинами и порезами на открытых частях тела, с лоснящимся от противоожоговой мази лицом. Иногда она сухо кашляла и никак не могла остановиться, и Валентина знала, что горло и легкие мамы обожжены каким-то едким химическим веществом.

В этот вечер глаза у мамы распухли совсем как тогда, когда после внезапной газовой атаки противника роботам пришлось оперировать ее в полевых условиях, чтобы спасти зрение. Но сейчас на веках и в уголках ее глаз не видно было свежих хирургических швов. Глаза мамы распухли от самых обыкновенных слез.

– На восточном участке фронта появились новые ракеты, которые рушат наши траншеи и ходы сообщения. Наши ракеты-перехватчики слишком медлительны и не успевают поразить все цели… - Она всхлипнула. Это был жуткий, неестественный звук, какого Валентина еще никогда не слышала - во всяком случае от матери. - Эти гады покупают у Европейского сообщества и Соединенных Штатов новейшее вооружение, потому что все они заодно. Нас же считают негодяями и ворами, из-за которых они недополучают львиную долю своих процентов!..

Валентина действительно слышала, что Америка и Европейский союз приняли сторону их врагов, тогда как русские, корейцы и бразильцы поддерживали Город. Таковы были слухи, которые витали повсюду - в очередях у водораздаточной колонки, на улицах и в квартирах стариков, которые больше не трепали ее по щеке, а норовили поговорить о войне и о врагах, пришедших, чтобы снова вернуть их в мрачное, почти позабытое прошлое.

– Скажи, тебя ранили?.. - снова спросила Валентина, но мать не ответила. Закрыв лицо руками, она зарыдала так громко, что заглушила даже вопли Тровера, который проснулся и завыл, едва только мама переступила порог.

Мамины плечи тряслись. Она всхлипывала и глотала слезы. Но вот она отняла от лица мокрые, натруженные руки и вытерла о штанины своего парашютного комбинезона. Потом она привлекла Валентину к себе и прижала так крепко, что девочке показалось - у нее хрустнули ребра, которые день ото дня все сильнее натягивали кожу на боках.

– Они убили твоего отца, Валя!

Валентина на мгновение замерла, потом резким движением вырвалась из материнских объятий.

– Нет, - ответила она с ледяным спокойствием в голосе. - Это неправда. Мой папа копает траншеи далеко от линии фронта. Там безопасно. С ним не может случиться ничего плохого!

С самого начала - с того самого момента, когда после своей маленькой патриотической речи мать шагнула за порог квартиры - Валентина была внутренне готова к тому, что на фронте погибнет именно мама, а не отец. Она относилась к этому факту, как к чему-то предопределенному, но, приняв его в душе, старалась думать о нем как можно меньше. С другой стороны, каждый раз, когда Валентина заглядывала в будущее, она видела в нем папу, себя и Тровера - Героев войны, которая, конечно же, скоро закончится, и даже представляла, как они втроем будут четыре раза в год ходить на могилу матери, как еще совсем недавно они посещали мемориал Героев, павших в годы Революции.

Но война все не кончалась, и Город продолжал нести гигантские потери. Только на улице, где жила Валентина, были полностью разрушены три многоэтажных здания. Предупреждение о воздушном нападении в тот раз почему-то не прозвучало, и все, кто находился в домах, оказались погребены под развалинами. Валентина от души жалела всех, кто погиб в Городе и на фронте, однако понять, почему ее мать все живет и живет, когда столько людей погибает ежедневно, она не могла.

– Нет, - снова сказала она. - Ты ошиблась.

– Но я сама видела тело! - голос матери неожиданно сорвался на визг. В этот момент она была очень похожа на Тровера, когда тот устраивал очередной «концерт». - Он мертв, Валя!.. Я держала в руках его голову!

Смысл последних слов матери до Валентины, к счастью, не дошел, однако ей все равно не хотелось оставаться в квартире и слушать мать дальше. Резко повернувшись на каблуках, она выскочила из квартиры и бегом спустилась на улицу.

На мостовой лежал снег. Мокрый снег сыпался и с холодного ночного неба; подхваченный пронизывающим, ледяным ветром, он несся вдоль улиц, сек кожу на щеках, залеплял глаза. Валентина сразу замерзла, но возвращаться домой за зимним пальто, которое все равно было ей мало, не хотелось. Она была уверена: стоит ей показаться на пороге, как мать снова начнет нести околесицу о том, что папу якобы убили.

На первом же перекрестке Валентину остановил какой-то мужчина. Он сказал, что она нарушает приказ о комендантском часе и что ей следует немедленно вернуться домой, иначе ее могут застрелить. Дрожа от холода, Валентина выслушала незнакомца и, не обратив никакого внимания на его слова, зашагала дальше. Никакой особой цели она не преследовала - девочка просто шла, куда глаза глядят. Это было все же лучше, чем возвращаться домой или торчать на перекрестке и слушать всякий бред.

Через дверь кафе на соседней улице Валентина увидела нескольких солдат, которые пили вино или, может быть, что-то более крепкое. Заметив ее, они замахали руками, усиленно зазывая к себе; при этом они выкрикивали такие слова, которые обычно не полагается знать маленьким девочкам, однако Валентина хорошо понимала, что они означают. К этому времени она промерзла буквально до костей и вдобавок промочила ноги; все ее тело сотрясала крупная дрожь, с которой ей никак не удавалось справиться. Но домой она идти по-прежнему не могла, а ее папа был…

Валентина побежала.

Сначала она бежала по улицам, но потом кто-то крикнул ей, чтобы она остановилась, и Валентина, боясь, что сейчас в нее начнут стрелять, свернула в развалины разбомбленного дома. С огромным трудом преодолев груды щебня и обломков, она оказалась на одной из старых городских улиц, сохранившихся еще с дореволюционных времен. Кривая, грязная и вонючая, она была застроена покосившимися темными домами, которые еще не успели снести. Как ни странно, все они были целехоньки: сюда не попала ни одна бомба, и Валентина спросила себя - может, враги специально оставили эту улицу в качестве образца, наглядного примера того, каким должны сделать свой Город обороняющиеся, если хотят остаться в живых?