Страница 3 из 8
Сохранность известий о судах над епископатом можно объяснить множеством причин, например, особой ролью епископата в политической и церковной организации Древней Руси. Несомненно, подобные суды становились примечательными событиями в жизни городов. Заседания сопровождались созывом церковных Соборов, которые в свою очередь, наверняка предварялись торжественными богослужениями. Вокруг этих событий царили разговоры и споры. Судебные заседания в соответствии с римским правом и традициями Византии протоколировались. Наконец, судебные постановления, как об этом можно судить по известиям, связанным с историей судов над епископом Леоном[27] и епископом Феодором Владимирским, более известным как Феодорец, приобретали письменную форму[28].
Существенно меньшее число упоминаний летописей о судах над священнослужителями в лице пресвитеров, игуменов и монахов также не может считаться чем-то случайным, как неслучайно и отсутствие каких-либо упоминаний о церковных судах над мирянами. Необычность данного обстоятельства видится уже в том, что часть известий о судах над черноризцами и духовенством доносится древнерусской агиографией. В большинстве случаев таковые сюжеты служат свидетельством иерейской и иноческой неподкупности и правды, в то время как почти все известия о митрополичьих и архиерейских судах над епископами и над священством – как проявления «неправды», требовавшей исправления, как это произошло в истории суда над епископом Лукой Жидятой, или же возмездия, о чем рассказывают истории неправедных судов над игуменом Поликарпом Печерским и священноиноком Авраамием Смоленским. Пожалуй, единственный пример честного епископского суда – суд и следствие, проведенные святителем Никитой Новгородским в отношении монаха-путешественника Антония Римлянина[29]. Тем не менее, крайне сомнительно, чтобы священство в отличие от епископата жило более праведной жизнью. «Вопрошание» Кирика Новгородца, «Слово некоего Христолюбца» и канонические рекомендации митрополитов Георгия и Иоанна, изобилующие статьями, посвященными далеко небезупречному нравственному образу духовенства, не позволяют идеализировать среду клириков. Летописная запись 1097 г., сообщающая о результатах переговоров киевской делегации при участии митрополита Николая с князем Владимиром Всеволодовичем Мономахом, не без юмора сообщает о княжеском снисхождении при рассмотрении им дел, связанных с бесчинным поведением священства и монашествующих: «Володимеръ же такъ есть любьзнивъ. любовь имѣӕ к митрополитомъ. ї къ епискупомъ. паче же черноризецькии чинъ любѧ. и приходѧщаӕ к нему. напиташе и напоӕше. акы мт҃и дѣти своӕ. аще кого видить или шюмна. или в коѥмь зазорѣ и не ѡсужаше. но все на любовь прикладаше. и втѣшаше»[30]. Не видится духовенство идеальным и в Печерском Патерике, приковав к себе внимание Б. А. Романова, посвятившего приватной и публичной жизни древнерусского духовенства одно из своих лучших исследований[31]. Отчасти молчание летописей о духовенстве может извиняться более низким социальным статусом священства в сравнении с епископатом. И все же едва ли данное объяснение достаточно убедительно. Священники, монахи и игумены неоднократно появлялись на страницах летописей. При этом число таковых упоминаний не уступает числу упоминаний о епископах и митрополитах[32]. Поэтому отсутствие летописных упоминаний о святительских судах над священнослужителями нуждается в дополнительных исследованиях. Это особенно примечательно, если учесть, что история церковно-политического противостояния, связанного с именем Климента Смолятича, сохранила упоминание о наказании рукоположенных русским митрополитом диаконов[33]. Следовательно, отсутствие письменных свидетельств о святительских судах над духовенством нуждается в объяснении.
Аналогично обстоит вопрос и об отсутствии святительских судов над мирянами, или теми, кого можно было принять за таковых. В данном отношении показательна расправа над волхвами во время событий 1068–1071 гг. Летописание недвусмысленно сообщает, что расправу над выступавшими против духовенства и новгородского епископа волхвами совершали не церковные суды, а князь[34], или, в случае расправы над белозерским «кудесником» – княжеский боярин Ян Вышатич[35]. Если в случае новгородского волнения убийство волхва не было судебной расправой, а стало результатом примененной князем Глебом воинской хитрости, то в истории белозерских волнений все обстояло сложнее.
Местный волхв был взят в плен Яном Вышатичем и, в целом, мог быть передан Церкви[36]. Однако вместо этого боярин сам совершил над волхвом суд[37]. Впрочем, Уставы Владимира предоставлял Церкви право суда лишь над христианами[38]. Поэтому при всей двойственности закрепленного пожалования[39] боярский суд над волхвом в этом контексте видится оправданным.
Пожалуй, самый интересный вид суда, след которого обнаруживается в истории Печерской обители, это монашеский суд, собранный старцами обители ввиду опасения того, что один из братии, преп. Никита, впал в духовную прелесть[40]. Примечательно, что именно этот суд не встретил в описываемый период никаких существенных возражений и не заслужил негативных оценок современников.
Между тем, следует отметить, что древнерусские источники далеко не всегда сообщают о совершавшихся судах с желаемыми историками подробностями. Например, южнорусское летописание умалчивает о состоявшемся в Киеве суде, организованном митрополитом Ефремом над епископом Лукой Жидятой. Впрочем, оно умалчивает и о самом митрополите. Обо всем произошедшем известно исключительно из Новгородского и позднего общерусского летописания[41]. Аналогично ничего летописание не сообщает и о Соборе и слушаниях, организованных митрополитом Константином II по проблеме изгнания из Ростова епископа Леона. Об этом соборном мнении становится известно только из патриаршей грамоты[42]. Данное обстоятельство особенно примечательно, если учесть тот резонанс, какой приобрела церковно-политическая деятельность Андрея Юрьевича Боголюбского, добивавшегося от Константинополя признания своей политической независимости и учреждения своей, подчиненной патриарху отдельной митрополии[43].
Из сказанного можно заключить то, что, во-первых, не все суды над епископатом были отмечены в летописании и, во-вторых, практически все подобные процессы обладали экстраординарным характером. Суд над епископом требовал от митрополита непременного созыва архиерейского Собора. Однако даже тогда, когда достоверно известно, что такой Собор состоялся, неясно, когда именно он проходил, кто присутствовал на нем и какую позицию занимал при вынесении решения. Примечательно, что уже в эпоху ордынского господства ситуация окажется еще драматичнее. Например, суды и решения митрополитов Кирилла[44], Максима[45] и Петра[46] в отношении архиереев вообще не связываются с деяниями Соборов и рассматриваются авторами летописных записей не иначе как единоличное решение русских первосвятителей. Более того, комментируя суды митрополитов Максима и Петра над епархиальными архиереями, митрополит Макарий (Булгаков) весьма показательно заметил: «<…> преступления этих владык нам неизвестны»[47], с чем был вынужден согласиться и Е. Е. Голубинский[48]. В какой-то мере это повторяло ситуацию вокруг осуждения владимирского епископа Феодора, что также связывалось с именем предстоятеля Русской Церкви Константина II. Подобное акцентирование внимания источников на мнении первоиерарха при вынесении суровых судебных решений позволяет предположить, что на каком-то этапе отмеченный волюнтаризм обладателей митрополичьей кафедры при предъявлении обвинений и вынесении приговоров стал своего рода канонической нормой[49]. Сложившемуся положению дел в немалой степени способствовали ханские ярлыки, наделявшие первосвятителей безграничной властью над своими людьми[50]. Немалую службу закреплению подобных представлений могло послужить прославление митрополита Петра и сакрализация последующих предстоятелей Русской Церкви[51], приводившая к убеждению, что принимавшиеся иерархами решения были безукоризненно верными. Примечательно, что уже начиная с митрополита Кирилла, судебные решения русских первосвятителей более не обжаловались перед патриархом. И исчезновение практики апелляции в церковных судах едва ли может служить свидетельством благополучного течения церковной жизни.
27
В послании к князю Андрею Юрьевичу Боголюбскому патриарх Лука Хрисоверг, объясняя свое решение относительно епископа Леона (который, правда, не называется в грамоте по имени), ссылается на полученное им послание о решении Собора, созванного митрополитом в Киеве: «А понеже уведахом и священного митрополита грамотой [и] епископ, и от самого посла державного и святого нашего царя и о[т] иных многих, оже таковые епископа твоего обинения молвены суть многажды во своем тамо у вас соборе и пред великим князем всея Руси» (Грамота константинопольского патриарха Луки Хрисоверга к великому князю владимирскому Андрею Боголюбскому // Русская историческая библиотека… Т. 6. Ч. 1. Стб. 66). Собственно, и сама грамота патриарха Луки также может рассматриваться в качестве своего рода судебного решения патриаршего суда.
28
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355–357; Воронин Н. Н. Андрей Боголюбский. М., 2007. С. 116.
29
Памятники Древле-Русской духовной письменности: Житие преподобного Антония Римлянина // Православный собеседник. Казань, 1858. Кн. 2. С. 165–171.
30
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 238.
31
Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси: историко-бытовые очерки. М.; Л., 1966. С. 150–181.
32
Данное обстоятельство наглядно представлено в исследовании В. И. Пановой на примере Ипатьевской летописи применительно к XII в. (Панова В. И. Духовенство Руси XII века по материалам ипатьевской летописи. Воронеж, 2018. С. 293–358).
33
«Тогда же митрополитъ Костѧнтинъ приде исъ Цр҃ѧгорода. и приӕ и кн҃зь Дюрги съ чс̑тью. и Полотьскии епс̑пъ и Мануилъ Смоленьскии епс̑пъ. иже бѣ бѣгалъ перед̑ Климомъ. и тако испровергъши Климову службу. и ставлениӕ. и створивше бжс̑твеную службу. и бл҃гословиша кн҃зѧ Дюргѧ Володимирича. а потомъ и дьӕкономъ ставление ѿда. иже бѣ Климъ ставилъ митрополитъ. писаша бо к нему рукописание. на Клима» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 485).
34
Там же. Т. 3. С. 195–196.
35
Там же. Т. 2. Стб. 165–168.
36
Действительно, волхвы могли предстать перед церковным судом. Однако могла ли Церковь предъявить им обвинение? Все же волхв не был христианином, а совершаемые им обряды вполне вписывались в традиции местным верований. Сложнее было с женами «старой чади», против которых волхвы выступили. В понимании людей не волхвы, а именно эти женщины воспринимались в качестве тех, кого можно было бы назвать «ведьмами». И здесь можно только присоединиться к мнению В. В. Долгова и поддержавшего его Д. В. Пузанова, высказавшихся за то, что убийства христианских женщин волхвами вполне вписывались в практику народного преследования ведьм (Долгов В. В. Колдуны и ведьмы Древней Руси XII–XIII вв. // Вестник Тюменского государственного университета. 2007. № 1. С. 220; Puzanov D. V. Witch-Hunting in Eastern Europe in the 9th–13th centuries: Anthropology of the Phenomenon // Bulletin of the KIH of the RAS. 2016. Vol. 28. Is. 6. P. 155–156).
37
О «правовой» стороне казни, совершенной Яном Вышатичем см. подробнее статью Е. А. Шинаковой: Шинакова Е. А. Менталитет и право в Древней Руси: к интерпретации событий 1071 года // Вестник Брянского государственного университета. 2016. № 1 (27). С. 147–157.
38
«И по всем городом дал есмь, и по погостом, и по свободам, где крестьяне суть» (Устав князя Владимира о десятинах, судах и людях церковных… С. 15 [ст. 7]).
39
Формулировка данной статьи позволяет рассматривать право епископского суда как над самими христианами, так и над населением городов, погостов и сел, где христиане проживали. В последнем случае, волхв вполне мог быть передан и архиерейскому суду.
40
Киево-Печерский Патерик… С. 395–397.
41
ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 118; Т. 6. Вып. 1. Стб. 183; Т. 9. С. 91.
42
Грамота константинопольского патриарха Луки Хрисоверга к великому князю владимирскому Андрею Боголюбскому… Стб. 66.
43
Гайденко П. И. Крушение мечты о Владимирской митрополии (о причинах церковно-политической неудачи Андрея Боголюбского) // История: Факты и Символы. 2020. № 1 (22). С. 35–50.
44
«<…> ходи Игнатии єпс пъ второє въ рд. за прїчетъ црк вныи. того же лѣта Кирилъ митрополитъ по клеветанью разгнѣвас на єппа Игнат. и расмотривъ пакы блг виєго. того же лѣта Кирїлъ митрополит преставис в Переӕславлѣ» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 525–526).
45
«<…> приеха Максим митрополит ис Кыева (во Владимир), Якова владыку Володимерьского свед с епископьи» (Там же. С. 228).
46
Примером подобного решения может служить низложение Петром сарайского епископа: «В лето 6820. <…> Того же лета Петръ, митрополитъ Киевский и всеа Русии, сня санъ съ Сарайскаго владыки Измаила» (Там же. Т. 10. С. 178).
47
Лаврентьевская и Троицкая летописи. СПб., 1846. С. 228.
48
Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. Т. 2: Период второй, Московский от нашествия монголов до митрополита Макария включительно. Ч. 1. М., 1997. С. 94.
49
Волюнтаризм чужд духу соборности. Однако он очень хорошо прослеживается в древнерусской судебной практике, поскольку церковные суды на Руси выполняли не столько функцию поддержания канонического строя и чистоты догматов, сколько сохранения иерархических вертикальных связей.
50
Ханские ярлыки русским митрополитам и епископам стали важнейшим источников формирования каноническо-правовой и экономической независимости Церкви и епископских кафедр, прежде всего кафедры русских первосвятителей, от княжеской власти в эпоху ордынского господства и даже в последующие столетия (См. о значении ханских ярлыков в русском праве XV–XVII вв.: Воробьева Н. В. «Царские ярлыки» московских митрополитов в полемическом дискурсе патриарха Никона // Вестник Киргизско-Российского Славянского университета. 2015. Т. 15. № 10. С. 24–26; Почекаев Р. Ю. Золотоордынское влияние на русскую государственность и право XV–XVII вв.: проблемы и перспективы изучения // Золотоордынское наследие: материалы VI Международного Золотоордынского Форума. Казань, 2019. С. 220–226). Больше известно о ханских ярлыках митрополитам (Григорьев В. В. О достоверности ярлыков, данных ханами Золотой Орды русскому духовенству. Историко-филологические исследования. М., 1842; Приселков М. Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг., 1916; Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам: источниковедческий анализ золотоордынских документов. СПб., 2004; Почекаев Р. Ю. Золотоордынские ярлыки русской церкви как пример правоотношений светской и духовной власти на государственном и надгосударственном уровне // Политико-правовые основы социального партнерства государства и традиционных конфессий. СПб., 2005. С. 88–92; Его же. Изучение собрания ханских ярлыков Русской церкви: направления, проблемы, перспективы // Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. Вып. 8. СПб., 2017. С. 98–110 и др.). Однако не менее интересно летописное упоминание о непродолжительном периоде, когда ханские ярлыки выдавались и епископату. Никоновская летопись под 1312 г. сообщает: «Того же лета князь велики Михайло Ярославичь Тверский поиде в Орду, тако же и Петръ, митрополитъ Киевский и всеа Руси, вкупе съ нимъ поиде во Орду того ради, понеже тогда во Орде Тахъта царь умре, а новый царь Азбякъ селъ на царстве, и вся обновишася, и вси прихожаху во Орду и ярлыки имаху, койждо на свое имя, и князи и епископи; но милостию Божиею Петръ митрополитъ во Орде у царя бысть въ чести велице <…>» (ПСРЛ. Т. 10. С. 178).
51
В. О. Ключевский вполне резонно обратил внимание на то, что посмертное прославление митр. Петра через возвещение о его чудесах совершалось уже вскоре после его погребения (Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник: исследование В. О. Ключевскаго. М., 1871. С. 75–76).