Королевский премьер

Тадеуш отмалчивается и не берёт салфетки. Вэриан белозубо усмехается и вальяжно откидывается на спинку стула, покачивая ногой. Воцаряется недолгая хрупкая тишина. Астори скребётся ложкой по фарфоровому блюдечку с десертом, мимолётом смотрит на Тадеуша — виновато и ласково. У него перехватывает дыхание. В её глазах цвета горького шоколада, знакомых, упрямых, бездонных глазах плескается море страха и нежности. Она никогда прежде так на него не смотрела.

И Тадеуш забывается, подаётся вперёд. Ему хочется ощутить её колено под столом.

— Будете рыбный гарнир, господин Бартон? Отменная вещь.

Голос Вэриана распарывает обольстительную иллюзию ударом кинжала. Тадеуш моргает, возвращаясь в реальность, отводит от Астори взгляд и мутно смотрит на улыбающегося банкира. Тяжело кивает.

— Да… спасибо.

Разговор не клеится; Вэриан пребывает в приподнятом расположении духа, Астори подавлена, а Тадеуш думает лишь о том, как бы сбежать отсюда. Он почти не ест и мало пьёт. Наблюдает за королевой. Что-то произошло между ней и Вэрианом, что-то страшное и неприятное для Астори, отчего этот самодовольный эгоистичный нахал получил над ней странную необъяснимую власть. Астори словно вымирает в его присутствии. Боится шелохнуться и вдохнуть. Тадеушу до зуда в ладонях хочется защитить её, но он не знает, как, не знает, имеет ли право на это.

Да, он её рыцарь… на бумаге. Официально. А неофициально и на деле? Позволит ли Астори ему защищать её и если да, то в качестве кого? Друга? Тадеушу это представляется наиболее вероятным вариантом. Конечно, друг — это лучше, гораздо лучше, чем ничего, вот только…

— Слышал, вы опять занимаетесь северной конституцией? — лениво интересуется Вэриан как бы между прочим. Тадеуш слегка оживляется.

— Верно. Мы с Её Величеством… сотрудничаем. Уже подобрали людей, договорились о рекламе… референдум проведёт в следующем году.

— Любопытно. Что ж, удачи. Надеюсь, эта кампания пройдёт лучше, чем… предыдущая.

Вэриан подмигивает и снова улыбается. Тадеушу слышится в его голосе поддразнивающая издёвка. Да что он позволяет себе? Это… это неслыханная дерзость! Он сам себя слышит? Астори взглядом умоляет Тадеуша держать себя в руках, но он уже распалился, и возмущение щекочущей горячей волной заполняет разум изнутри. На счастье, Вэриан неожиданно отлучается в уборную. Тадеушу приходится остывать наедине с Астори.

Молчание накрывает душным покрывалом — молчание людей, слишком хорошо друг друга знавших в прошлом, чтобы беседовать о банальных мелочах, и слишком отдалившихся в настоящем, чтобы говорить о том, что действительно нужно и важно. Тадеуш прячет глаза. Астори — тоже.

В искрящемся воздухе пахнет магнолией и лотосом. Он подарил ей эти духи, она очень их любит.

Тадеуш чувствует, как близко от него Астори; губы помнят тепло её руки, вкус её помады, и воспоминаний слишком много, слишком, и так невовремя!.. Это невозможно терпеть, невозможно не сорваться. И Тадеуш срывается: весь пунцовый, он поднимается, мнёт салфетку, торопливо мямлит извинения и оправдания и выходит. Спускается в уборную.

Астори смотрит ему в спину и молчит.

Тадеуш моет лицо холодной водой и с остервенением вытирается мохнатым белым полотенцем. Щёки и уши горят. Он дурак-дурак-дурак, он должен собраться, должен… о, к чёрту! Весь этот вечер к чёрту, этот ресторан, ужин и особенно — ненавистного Вэриана. Тадеуш цепляется за край раковины и рычит. Ему хочется кого-нибудь убить.

За спиной распахивается дверь, и Тадеуш видит в зеркале, как из четвёртой кабинки выходит невозмутимый Вэриан. Кивает. Смуглое лицо расплывается в жёсткой улыбке.

— А, господин Бартон! Приятный сюрприз. Где судьба только не сводит людей…

Тадеуш хладнокровно трёт мокрым полотенцем пылающую шею и не произносит ни слова, пока Вэриан мурлыкает похабную песенку и моет руки. Тадеуш косится на него и тихо фыркает. Вэриан позволяет себе этого не заметить.

— Честно, одно из самых больших разочарований в моей жизни, — то, что вы так и не отпустили усы.

Тадеуш игнорирует это неуместное замечание и вешает полотенце на крючок. Вэриан встряхивает мокрыми жилистыми руками и суёт их в карманы.

— А ещё… уж не сочтите за грубость, господин Бартон… Тед, можно я буду звать вас Тедом? Отлично. Так вот, уж извини, Тед, но ты такой дурак.

Тадеуш захлёбывается негодованием и распахивает глаза. Изумление пересиливает гнев.

— Прошу прощения?!..

— Да, — легкомысленно продолжает свою мысль Вэриан. — У тебя под носом ходит такая женщина… ах! Куда ты смотришь? Ещё чуть-чуть — и прошляпишь! А королева…

Вэриан причмокивает губами, и Тадеуш делает шаг вперёд, покачиваясь.

— О, это горячая штучка! Хороша… очень хороша.

— Да-а-а? — надломленно тянет Тадеуш, и Вэриан не замечает угрожающих ноток в его голосе лишь потому, что плохо его знает. Ему же хуже.

— Ага. — Вэриан щурится. — Она любит брать контроль в постели, правда? Непослушная девочка… и шалунья. Но мне такие нравятся. Мы с ней мило развлеклись в Серебряном дворце… после её инфаркта в Совете, ты помнишь, ага? Вот. Ты ведь не сердишься, Тед, правда? Вы ведь того… разорвали. Не сердишься?

— Вовсе нет, — уверяет Тадеуш и, коротко замахнувшись, бьёт Вэриана по лицу. Получается смазанно и неуклюже. В костяшках саднит, Тадеуш хватается за кулак с тихим ойканьем и трясёт пульсирующей ладонью. Он не любит драться. Это не его конёк.

Вэриан моргает, потирая припухшую скулу.

— Ты…

— Мне очень жаль, — говорит Тадеуш и бьёт его ещё раз. Выходит уже точнее, хотя пальцы начинают сильнее болеть. Вэриана шатает; Тадеуш бросается к нему, встряхивает за воротник и откидывает на пол. Он не ожидал этого от себя, но, кажется, входит во вкус. Хочется опять вмазать этому бесстыжему банкиру, но Тадеуш сдерживается: вспоминает, что он премьер-министр и толком не умеет драться. Он дышит и массирует ноющую руку.

Не такому способу расправляться с соперниками учили его в Дипломатической Академии.

Вэриан лежит на спине и, задыхаясь, смеётся. Тадеуш смотрит на него как на умалишённого.

— Вам помочь?

— Да пошёл ты, — беззлобно огрызается Вэриан. — Предупредительный, услужливый болван… сам разберусь.

Ничуть не обиженный Тадеуш пожимает плечами и безо всяких зазрений совести выходит из уборной.

***

На Ореховую он возвращается к десяти вечера. Ужин закончился быстрее, чем планировалось: Вэриан ретировался, и Тадеуш, сохраняя самое невинное выражение лица из возможных, солгал так убедительно, как умеют только политики и неверные жёны, что понятия не имеет, куда делся господин Мо. Астори поверила. Скорее всего, поверила.

Тадеушу тяжело даже думать о ней и о том, что она…

Да, между ними ничего нет. Да, она имеет права распоряжаться своей личной жизнью так, как пожелает. Но чёрная застарелая ревность не даёт Тадеушу покоя.

Он жалеет, что не врезал Вэриану ещё разок-другой. Стоило бы.

Он устало раздевается в прихожей и поднимается в спальню; Эйсли сегодня опять ночует у Бена, а его самого ждёт ночь с Сабриной. Наверно, она уже здесь: Тадеуш замечает маслянистый огонёк настольной лампы.

— Привет, — выдыхает он, прислонившись к дверному косяку. Сабрина улыбается накрашенными губами.

— Привет, Барти.

Она хочет переспать с ним, Тадеуш понимает: читает напряжённое ожидание в её тёмных глазах. Но он слишком истощён внутренне. Он не может… не сегодня. И поэтому Тадеуш с мягкой настойчивостью отводит руку Сабрины, крадущуюся по его груди.

— Извини, я не… не надо. Очень вымотался. Может, выпьем? Ты хочешь?

Он разливает по стаканам торик, протягивает полный стакан молчащей Сабрине и изнеможённо усаживается на кровать. Пьёт. Затем развязывает галстук, отбрасывает его куда подальше, расстёгивает рубашку и опять пьёт. Ничего не говорит.

— Барти… — осторожно окликает его Сабрина. Тадеуш оборачивается. — Барти… у меня есть предложение.

Он вопросительно выгибает бровь.