Королевский премьер

Астор критично оглядывает его чёрный автомобиль, рисующийся смазанными очертаниями в полумраке ночного Метерлинка. На капоте играют глянцевые отблески вывесок.

— Старьё…

— Раритет, — оскорблённо поправляет он. — «Монтвер». Очень хорошая девочка.

Тадеуш открывает дверцу, и Астори возмущённо вскидывает брови:

— Эй, а почему это ты за рулём?

— Потому что ты не умеешь водить, родная, — терпеливо поясняет он. — И потому что ты моя жена… госпожа Бартон. Садись в машину, радость моя.

Астори фыркает для вида и устраивается на пассажирском сиденье. Скрипит обивка. Тадеуш вставляет ключ зажигания, оглядывает Астори и цокает языком. Она знает, что он имеет в виду… о, сколько можно. Астори закатывает глаза и пристёгивается. Слышит удовлетворённый смешок.

Ей нравится подчиняться Тадеушу… но к чему лишать себя удовольствия ещё и поддразнивать его? Астори вспоминает, что теперь у неё полно времени, чтобы совмещать эти два занятия.

Целая жизнь, если подумать.

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Эта история подошла к концу. В планах - сиквел, сюжет записан, персонажи есть, и однажды я за него возьмусь. А пока - если кто-то хотел что-то сказать, самое время это сделать.

Спасибо всем читателям

Астори просыпается дважды. Первый раз — ранним утром, когда ленивое солнце чертит слабый витиеватый узор на пологих холмах, поросших свежей зеленью, и играет лучами на безмятежной глади Арлинского моря, лижущего ещё прохладный пляж внизу, под откосом. В спальне веет ласковым бризом. Астори улыбается, не размыкая век: Тадеуш будит её лёгким поцелуем в лопатку — напомнить, какое счастье просыпаться в одной постели — и уходит на кухню. Шаркают его тапочки по скользкому паркету. Через полчаса начинает слабо пахнуть кофе. Астори лежит среди сбитых простыней и мятых подушек, от которых исходит аромат мирта и вербы (Тадеуш, правда, настаивает на магнолии и лотосе), и наслаждается полудрёмой. Этого ей очень не хватало, пока она была королевой.

Хочется спать — вчера она зачиталась до полуночи; Тадеуш долго звал её, не дозвался, не выдержал и с мягкой настойчивой силой забрал книгу и увёл жену в спальню. Астори хмыкает, вспоминая о вчерашнем вечере. Ей особенно нравится такой Тадеуш — напористый и трепетный одновременно.

Затем она просыпается во второй раз, зевает и медленно пробирается на кухню — заспанная и встрёпанная. Тадеуш уже сидит в плетёном кресле и читает газету — в домашних брюках, рубашке с расстёгнутым воротником и очках — и Астори смазанно целует его в висок. На столе остывает завтрак. Маленький телевизор на стене невнятно тарахтит: идут эглертианские новости.

— Этот парень далеко пойдёт, — говорит Тадеуш.

— Какой? — отзывается Астори и ставит чайник. Смотрит в окно: оттуда открывается вид на море и белый песчаный берег.

— Да из «жёлтых». Он толковый. Слышала, как он выступал? Лет через пять станет премьером…

Они неторопливо завтракают — им давно некуда торопиться, — обсуждают политическую обстановку в Эглерте, Эльдевейсе и мире в общем. Работа не отпускает их обоих. После свадьбы Тадеуш спросил, какой маршрут свадебного путешествия предложит Астори и куда она хочет, и она подняла глаза и сказала просто: «Домой». И они поехали в Эльдевейс. Купили белый домик недалеко от Аркада, у деревушки Каффи, где горы сходятся с морем, и осели там, в тишине и спокойствии мирной провинциальной жизни. Это было полгода назад. Раз или два в месяц они летают в Эглерт, где Тадеуш навещает Эйсли с Беном, а Астори — детей в пансионате, но остальное время они проводят здесь, отгороженные ото всех, наедине друг с другом. Астори не может надышаться родиной и Тадеушем. Отец и дядя поселились в Аркаде, в пяти часах езды, и чета Бартонов то и дело наведывается в гости, а следующей зимой Астори собирается встретиться с Мелли и Роном, которые пока обустроились в Эл Сайдже. К Энки и Эду в Фиетт они с Тадеушем уже ездили.

— Мы собирались на ярмарку в Хиоль, ты ведь помнишь? — спрашивает она, складывая тарелки в раковину. Тадеуш кивает.

— Конечно, родная.

Они вместе моют посуду и, захватив корзинку с едой и плед, выходят на улицу. Астори расправляет плечи, щурясь от шаловливого задорного солнца. На часах около одиннадцати. Они успеют. Зеленеет молоденькая трава под ногами, шумит голубовато-прозрачное море внизу, а на вершине соседнего холма острыми пиками виднеются крыши домиков. Там располагается Каффи. Астори вдыхает пьнящий запах соли и нагретой земли и оглядывается на Тадеуша — тот, заперев дом, приближается мягкой пружинящей походкой к чёрной «Монтвер», с которой так и не смог расстаться и которую привёз из Эглерта. Они вдвоём загружают вещи в багажник. Астори усаживается на водительское сиденье.

— Разве мы не договаривались, что?.. — с напускным неудовольствием начинает Тадеуш. Астори весело встряхивает головой.

— Нет, не договаривались. Сегодня моя очередь.

Тадеуш вздыхает и устраивается рядом на пассажирском сиденье. Пристёгивается.

— О Мастер, зачем я только согласился…

Он научил её водить, и теперь время от времени Астори сидит за рулём, хотя Тадеушу это не нравится. Он… не одобряет её стиль вождения. Ну что тут такого, скажите пожалуйста: она всего-навсего не тащится по дороге, как черепаха, не то что некоторые тут. Но Тадеуш ахает, охает и возмущается. Это почти смешно.

Астори фыркает на его просьбу пристегнуться и резко даёт задний ход.

— Ну-ка!..

Ветер свистит в ушах. Автомобиль мчится по дороге, шипя шинами по горячему асфальту; дорога идёт в гору, петляет между деревьев, крадётся мимо обрыва, и Тадеуш громко ойкает каждый раз, когда салон встряхивает, но Астори уверенно держит руль и улыбается. Ей нравится вскипающий в крови азарт. Она идёт на риск и знает, что вытянет его. Тадеушу вовсе ни к чему так картинно закатывать глаза.

— Мы сейчас разобьёмся! — предостерегает он, тревожно облизывая губы и хватаясь за ручку двери, когда автомобиль опять подскакивает. Астори отмахивается.

— Не трусь, Тедди! Это весело!

Ей недостаёт охмеляющего ощущения опасности, того головокружительного чувства свободы и риска, когда ты словно шагаешь в пропасть с завязанными глазами или целишься в лицо тому, кто хотел убить тебя. Она владеет собой. Она знает свой предел. Но подойти к этому пределу, заглянуть за черту, взять на полной скорости новое препятствие… вот высшее наслаждение, а иначе — зачем жить? Астори подставляет лицо упругим волнам воздуха и смеётся. Вжатый в спинку сиденья Тадеуш не разделяет её веселья.

О, будь его воля, они бы целый день добирались до места. Он аккуратен и осторожен до тошноты.

— Р-радость моя! — выдыхает он и прикрывает глаза, когда Астори с ювелирной точностью вписывается в новый крутой поворот, пролетев над самым откосом. Стрелка спидометра сходит с ума. — Я люблю тебя, но, пожалуйста, не забывай, что существует не только газ, но и тормоз!

— Забавно! Я каждый раз хочу попросить тебя ровно о противоположном!

В Хиоль они прибывают через час. Астори довольно потягивается, хрустя позвоночником, выпрыгивает из машины и оглядывает виднеющиеся невдалеке разноцветные шатры и полощущиеся флаги. Струится аромат мёда, чая, кофе и печёных булок; фейерверками расцветает плясовая музыка, слышатся звонкие зазывания торговцев. Тадеуш всё ещё сидит в машине: его очевидно мутит.

— Как ты, милый? — Астори просовывает голову в окно и целует мужа в щеку. — Живой?

— Да… — кивает он, сглотнув, и открывает дверцу. — О Мастер, я женат на сумасшедшей.

Астори касается губами его виска, поддразнивает:

— И тебе это нравится.

Тадеуш неуверенно улыбается, вытаскивая из багажника корзинку и плед, и грозит жене пальцем:

— Больше не пущу тебя за руль.

Они оба знают, что это неправда.

Плед расстилают у края ярмарки, раскладывают бумажные тарелки, разворачивают свёртки с едой и разливают сок по пластиковым стаканам. Они давно не выезжали на пикники, а на ярмарку — никогда. Астори кормит Тадеуша с рук, он измазывает её в клубничном креме, и она шутливо бросается в него скатанными шариками из салфеток. Он уворачивается. Потом они, взявшись за руки, бродят, присматриваются, прицениваются, пробуют и нюхают. Это ново и любопытно. Где-то вспыхивает мотив сальдвига, и Астори вся вскидывается, загорается, тащит послушного Тадеуша за собой. Сам он танцевать отказывается — так и не научился. И Астори бросает в пляс одна: кружится среди десятков незнакомых людей на лужайке, хохочет, сцепляется руками, притопывает, прихлопывает, а Тадеуш пьёт газировку и наблюдает за ней. Стоящий рядом незнакомец трогает его за рукав.