Искушение ароматом

Каждый рабочий день начинался и проходил под присмотром изображенных на полотнах людей, ушедших, но не исчезнувших.

Глава 6

Ему не приходилось гнаться за новыми ощущениями, и вероятнее всего, он попросту не оценил в положенное время всей прелести обладания ими. Оглядываться назад не имело смысла. В его положении следовало продвигаться исключительно к нечеткой линии горизонта. В неизведанном им мире мало что обладало четкими силуэтами и надлежало понять, почему. Впрочем, начинать процесс познания следовало с самого себя. И данная задача виделась наиболее сложной.

Он как никогда нуждался в помощнике. Но вокруг не было ни души, ни тени, у которой бы он отчаянно попросил бы помощи. Переступив гордость и, не опасаясь показаться слабым, он воззвал бы к тому, кто хотя бы промелькнул рядом с ним. Пространство пустовало. В нем виделись очертания чего-то неживого, и среди них перемещался он. Как тень. Когда-то это сравнение могло привести в исступление, ибо за плечами имелись достижения, порождавшие закономерную гордость.

И он продолжил идти вперед. В нескончаемые сумерки, составленные из черного, синего и серого цветов.

Он любил эти цвета. Раньше. И сейчас это не изменилось.

Глава 7

Невидимое не значило, что его не существует, впрочем, не следовало несуществующее искать в том, что было видно и в том, что укрывалось от взора. И он изрядно устал искать незримое, в том числе и суть. Она всегда от него ускользала притом, что ему казалось, будто бы перемещалась где-то поблизости. Как тень. Но тень была видна, когда появлялся источник света. Суть также само существовала, просто ему не удалось направить на неё нужное освещение. А ведь пытался. Столько лет было положено им на поиски самого значимого ответа для большинства людей. Суть. Смысл. Истина. И он, как и большая часть живших и живущих не имел точного представления о том, что скрывалось за этими словами.

Прилагая усилия, он поднялся со своей скрипевшей от времени кровати и направился в небольшую комнатку, отведенную под коллекцию книг, незаменимых в его профессии, причем дополненных собственными трудами. А их было немало. Несколько книг, над которыми он корпел не одно десятилетие, расположились на самом видном месте. Он каялся, поддавшись соблазну гордыни, но полагал, что обладал на неё правом владения. Он мог собой гордиться.

Дверь в домашнюю библиотеку скрипнула, что ничуть его не удивило: дом старел вместе с ним, может даже чуток быстрее. На пороге комнатки появилась сиделка, которую он сам едва терпел. И виной всему был лишь единственный изъян преданной своей работе особы – безграмотность. Не какая-то дислексия, которую он бы точно мог простить, а парадоксальное безразличие к написанию слов и тому, что за ними скрывалось. А скрывалась суть. Он видел её во всем. Многие не замечали.

– Аристарх Эммануилович, вам что-то нужно?

– Конечно, мне всегда что-то нужно, но точно не то, что вы думаете.

– Ищите лекарства?

– Если считать, что чтение лечит, то – да, я уже нашел и не одно лекарство, но я зашел сюда не за этим.

– Так что мне делать? – стоявшая в дверях женщина не скрывала растерянности.

– Лучшее, что можно сделать, когда нет понимания, что именно, ничего.

– Ой, вы такой мудрёный.

– И да, внимите моему совету – молчите, особенно, когда, нечего сказать. Бездействие лучше неправильных действий.

Аристарх тяжело вздохнул и направился к выходу, всем своим видом давая понять, что сиделке следует убраться с его пути.

Глава 8

Окончание любого процесса обязано увенчаться хотя бы облегчением. И оно не выступает блажью изнеженной персоны, а представляет собой заслуженную передышку. Она ей требовалась. И вовсе не из-за работы: последнее время та совершенно не утомляла, в отличие от однообразия несущихся вереницей дней. Будни вяло двигались вперед, а вот выходные оживленно норовили обойти её стороной. Раньше она не ощущала, насколько сильно может выматывать бездействие.

Внутри явственно ощущалась пустота и она бы заполнила её, но подручные средства не обладали нужным свойством. И даже книги, ранее способные одним только запахом своих страниц обволакивать безмятежностью, сдались. Они уступили бессмысленности. Она ощущала и себя почти поверженной.

Не торопясь, белокурая женщина вышла из кабинета и направилась к лестнице, не уставая восхищаться красотой старины.

– Вероника, домой уже собрались? – голос дежурного прозвучал без эффекта неожиданности и особа, которой предназначался вопрос, без слов кивнула, стараясь не задерживаться.

Она знала, что последует за этим вступлением. И всякий раз не переставала поражаться беспардонности посторонних лиц.

– Ног под собой не чувствует, куда там, – пробубнила женщина, в обязанности которой входило мытье полов.

– Несет себя, – дежурный ухмыльнулся и добавил, – молодая ещё, что с неё взять-то.

– Моих она лет, – уборщица швырнула швабру и выпрямив спину, уставилась на собеседника, – живет-то для себя, эгоистка, ни о ком сердце не болит.

Дежурный внимательно посмотрел на негодующую женщину и мысленно сравнил с изящной блондинкой, одевавшейся так, будто в её гардеробе отсутствовали вещи простого стиля.

– Выглядит она несуразно, – он покачал головой.

– Вот именно, все молодится, а что толку? Ни семьи, ни детей. Так и пробегает остаток жизни одинокой и несчастной.

– Что-то непохожа она несчастную.

– А какое там у неё счастье? У меня муж хоть и не идеал, зато вместе уже сколько лет и дети школу заканчивают. А эта?

– Несчастная, ты права, – дежурный снова представил образ директрисы библиотеки, особенно тот, когда она явилась на работу в приталенном брючном костюме светлых тонов. Он долго тогда вспоминал её.

Глава 9

Познание сопряжено со страхом. Его будто сотрясала дрожь при попытке осмыслить собственное новое состояние. Он трусил. Наверное, впервые за всю свою жизнь он испытывал чувство, вызывавшее в нем неприязнь. Ему приходилось открывать новые грани собственной сути, причем не самые достойные. Все это указывало на то, что он перестал быть прежним. В один момент стал другим. И это было вполне закономерно, но не желанно.

Остановившись, он счел вполне допустимым потратить время на отдых. Усталости в привычном понимании этого слова не возникало, но он помнил, как это происходило ранее. Когда он не предполагал, что жизнь простенька для восприятия лишь для тех, кто желал обманываться. Заглядывать за ширму видимого мира не возникало веских оснований. Те, кто верили в существование сокрытого от посторонних глаз, не нуждались в доказательствах, те, кто это отрицали, не задумывались об обратном. Он не относился ни к тем, ни к другим. Не верил, не отрицал.

Ныне попросту не понимал, что происходит. Вокруг и внутри него.

Глава 10

Каждый год старости мог стать последним. И этот факт не выступал признаком хандры. Это был итог трезвого осмысления неизбежности. И он не пытался от неё уклониться, что было бы попросту смешно до противоестественности. Он любил и умел шутить, но тонко и уместно. С жизнью шутки не обладали таковыми качествами.

Расположившись максимально удобно в постели, он устроил поднос и распахнул ноутбук. Операционная система довольно шустро загрузилась, вызвав у старика восхищение. Раскрыв электронную таблицу, Аристарх принялся изучать перечень литературы, судьба которой обладала важностью, и он боялся представить, что сделают с его книгами, когда он покинет и свой дом, и собственно жизнь.

Внушительный список книг был закрыт, а на лбу пожилого профессора обозначились глубокие морщины. На протяжении двух месяцев он искал выход из положения, видевшегося не столько тупиковым, сколько неясным. Он до последнего не желал расставаться с книгами: они были его детищами. Теми самыми, которые одними рождаются, другими создаются.