Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 7



– Она прекрасна, – произнесла я, пораженная тем, насколько величественной может быть обычный каменный столп высотой с двадцатиэтажный дом.

– А на мой взгляд, ее вид удручает, – и Дерья подошла, чтобы убедиться, что столетиями неменяющийся город все тот же. Сотни серых оттенков, разбавленных местами бледной терракотой черепичных крыш, приковывали взгляд и не позволяли оторвать его от былого великолепия тысячелетней истории.

– В Стамбуле, как нигде, чувствуется время… Его неумолимый бег… Невозвратимость момента… – со свойственной для среднестатистической стамбулки апатией произнесла Дерья.

– Как и невозвратимость моего размера, – грустно добавила я, а доктор впервые улыбнулась.

– Пойдемте на кухню, там и поговорим.

– Не могу поверить, что у женщины с такой фигурой есть в доме кухня.

– О, кухня в доме должна быть всегда, иначе в этом доме никогда не появится мужчина! Это совет диетолога номер один.

Стамбульские женщины говорят о мужчинах крайне редко. Вначале это сбивало с толку: о чем еще говорить с подругами, когда темы «дети», «шопинг» и «красота» полностью исчерпаны? Но только не здесь!

Стамбулки часами болтают обо всем, что знают и о чем не имеют никакого представления, однако никогда даже словом не обмолвятся о противоположном поле. Это своего рода табу, неприкосновенная тема, потому что местной женщине нет никакого дела до тех, кого здесь принято называть «erkek»[9].

«Erkek» – это своеобразная каста неприкасаемых, или райа[10], облагаемая особой податью в виде постоянно растущих требований ненасытных стамбульских женщин.

Признаться, мне не хватало задушевных посиделок, к которым я так привыкла в компании старой французской подруги Мари. Она еженедельно давала детальный отчет обо всех ухажерах, включая парикмахеров и водопроводчиков, чем приводила меня в неописуемый восторг. В Стамбуле же единственный мужчина, удостоенный чести быть упомянутым соседками нашего дома, был смуглый мясник с белозубой улыбкой по имени Альтан. Уверена, живи он в Париже, его звали бы Антуаном и быть ему непременно героем-любовником, беспрестанно флиртующим с очаровательными покупательницами. Однако здесь, в городе еды, местные красавицы, уже порядком подуставшие от брака, все же видели в Альтане исключительно продавца окороков и отбивных. Это пуританское обстоятельство делало нашу компанию чрезмерно благопристойной и, следует отметить, невероятно скучной.

И на этот раз разговор о сильном поле оборвался так же неожиданно, как и был начат. Кухня врача-диетолога выглядела вполне в стиле своей хозяйки: официально, натянуто и невесело. Судя по девственной полировке поверхностей, не знавших брызг раскаленного масла, и по запаху освежителя в воздухе, мужчины в этом доме все-таки не было. Даже при наличии кухни.

Дерья резким движением распахнула холодильник, который был практически пуст, как мои счета после многочасового шопинга в Zorlu AVM[11], и представила единственного обитателя холодных чертогов фирмы Gaggenau. На центральной полке стояла небольшая баночка с чем-то красным внутри.

– Это мой друг!

На мгновение мне показалось, что речь идет о выдуманном персонаже, которого никто не видит, но все делают вид, что он есть – дабы не обидеть… Нужно было срочно определиться с реакцией, и, выдавив идиотскую улыбку, я приземлилась за стол. Дерья вытащила банку и поставила ее прямо у моего носа.

– Совет специалиста номер два. Вяленые помидоры! Захочется есть, пожуй помидорку – голод как рукой снимет.

– А если не снимет? – уж я-то знала свои запросы и возможности.

– В таком случае можешь поесть.

– Так просто? И это поможет?

– Если с гормонами все в порядке, поможет, – при этом она, откинув крышку, выудила вилкой мясистый помидор и целиком засунула его в рот. Через минуту мы уже на пару утоляли взявшийся из ниоткуда голод.

Говорили мы долго: настолько, что даже не заметили, как между нами оказалась бутылка белого вина «vasilaki» с острова Бозджаада[12], кусочек заплесневелого изумрудного сыра «кюфлю пейнир», который мы поровну разделили вилкой, так как ножа в этой кухне не оказалось (кто бы сомневался!). И так, возможно, мы и дальше обсуждали бы калории и детские комплексы, если бы не дождь, начавшийся совершенно неожиданно.

Мельчайшая изморось неуверенно забила по пыльным стеклам старого дома, который жил своей жизнью и воспринимал жильцов как нечто преходящее – вроде стеснительного почтальона или громкоголосой молочницы, что заглядывает каждое утро с бутылкой парного молока и горшком нежнейшего буйволиного йогурта.

Дерья резко задернула шторы, скрывая расплакавшиеся от спорого дождя окна. Десятки ручьев проворно стекали по ним, оставляя грязные дорожки. Я засобиралась…

– Не люблю дождь… – напряженно произнесла хранительница секрета о вяленых помидорах.

– А я люблю. С ним дома становятся уютнее.



– Мы не любим уютные дома. Они у нас всех холодные и пустые…

Мне подумалось, что при пустом холодильнике это немудрено, но вдруг откуда-то сверху на меня упала тяжелая капля. Я подняла голову: на потолке красовалось мокрое пятно размером со сковороду, в которой я обычно делаю менемен[13] на четверых для воскресного завтрака. Пятно росло с каждой минутой – и вот уже вполне походило на огромный таз, в котором удобно варить варенье из крохотного кумквата, горы которого скоро появятся на широких прилавках стамбульских базаров.

– Yukardan su akar[14], – для большей убедительности я указала пальцем вверх.

– По-турецки мы говорим так: «yağmur yağıyor»[15], – и она стала нервно постукивать каблуком, видимо, уже дожидаясь, когда же я наконец исчезну с глаз долой, пусть даже унесенная осенним ливнем. Такой тип женщин сентиментальности на дух не переносит. Я знала это и стала быстро натягивать пальто.

– Простите, – ей явно было трудно выдавливать из себя это слово. – Консультации не получилось. Каким-то образом вам удалось нарушить все правила, – язвительно заметила она и отошла к окну, в котором, словно на холсте, по-импрессионистски расплывалась Галата. Дерья напряженно точила до боли знакомым стамбульским взглядом – будто нас ничего и не связывало: ни съеденная на двоих банка вяленых помидоров, ни бутылка прохладного «vasilaki», ни впервые случившийся за время пребывания в Стамбуле разговор о мужчинах.

– Нарушила правила? – теперь я точно не понимала, о чем речь. На меня осуждающе смотрели два карих глаза на вытянутом лице, а я перебирала в памяти события последних двух часов, пытаясь разобраться, на каком этапе успела заработать «желтую карточку». Или сразу «красную»?

– Правило в том, милая, что вы пытаетесь овладеть тем, что у вас уже есть. К чему диетолог? Вы сами не знаете, что вам нужно и отчего ваши проблемы. Почему бы вам для начала не объяснить себе, зачем вообще худеть?

Складывалось впечатление, будто я пришла на консультацию не к диетологу, а к заносчивому психологу, которых избегала всю сознательную жизнь. Кроме того, вопрос о мотивации казался уж слишком личным, и я не удержалась:

– А почему бы вам не объяснить себе, зачем дыра на потолке? – Моему терпению пришел конец, и я направилась к высоченной двери, в которую можно запросто заходить с ребенком на плечах, не заботясь о том, что он стукнется головой о косяк. Я почти уже перешагнула порог, когда до меня долетел тихий ответ:

9

Мужчина (тур.).

10

Райа – низшее сословие в Османской империи, подлежавшее самому высокому налогообложению.

11

Речь идет об одном из самых популярных и фешенебельных торговых центров в Европейской части Стамбула.

12

О. Бозджаада расположен в северной части Эгейского моря, недалеко от города Чанаккале – той самой легендарной Трои, описанной Гомером в «Илиаде». Согласно древнегреческому эпосу, островом управлял прославленный Тенедос, которого Ахиллес сразил во время Троянской войны.

13

Менемен – яичница с тушеными помидорами. Излюбленное стамбульцами блюдо на завтрак.

14

Сверху течет вода (тур.).

15

Идет дождь (тур.).