Страница 43 из 62
Было — да сплыло. За окном валил снег. «Старик, умоляю, выведи до кучи и моего крокодила — хоть на пять минут». — «Что такое, заболел?» — «В натуре помираю, отравился чем-то». — «Это ты несвежей водки попил». — «Да если бы!» — «Ладно, сейчас зайдем, только вечером я работаю, так что…» — «Да вечером он уже на даче будет, предки едут на выходные, заберут с собой. Я, как оклемаюсь, тоже к ним рвану…» — «Ну, хорошо. Только ты ему внушение сделай». Какое там внушение… С Кармой и Мастером Беллью был готов топать если и не на край света, то во двор — точно. Крокодилы чудесно побегали и даже чуть не поймали какую-то примороженную ворону, которая потом долго выкрикивала им вслед свои вороньи непристойности с безопасной высоты. Мастер завел машину, включил печку и загнал Карму на заднее сиденье. И, молясь, чтобы под ноги не попалась немецкая овчарка с шестого этажа, повел Беллью домой. Он уже привык к этому красивому псу и все боролся с желанием его погладить. Негоже гладить чужую собаку. И бить негоже. И любовь, и злобу выказывать собаке может только хозяин. Неважно, что это за собака — южак или болонка. Мастер поднимался с Беллью в лифте и вспоминал историю, прославившую Игоря на всю Москву. Как-то к парню на улице подошла тетка с болонкой и спросила: «Простите, молодой человек, а что это у вас за порода?» Игорь, предусмотрительно взявший Беллью за ошейник, среагировал мгновенно: «Как это? Болонка, конечно!» Бабушка обомлела. «Да вы свою, наверное, кормите неправильно! — заявил Игорь. — Вот, смотрите, что делает грамотное питание!» Тут Беллью чихнул, и тетка с болонкой испарились. Эту историю Мастер слышал потом не раз от собачников, живших в разных концах города. В качестве автора хохмы всегда фигурировал некий мужик из соседнего подъезда. Мастер стоически держался, чтобы не выдать этот чудесный анекдот в Школе, — и дождался результата. Очередную версию ему, сотрясаясь от хохота, пересказал Крюгер, назвавшись очевидцем и сославшись на «чувака с южаком из соседнего дома». Тут уж Мастер не выдержал и на Крюгера наехал, оперируя терминами «как не стыдно врать», «есть же предел» и «ты же взрослый, в конце концов». Посрамленный Крюгер ответил, что не стыдно, предела нет и он еще даже не половозрелый. «Никогда я вас, людей, не пойму!» — искренне сказал Мастер, отвернулся и пошел. Тут аналитика проняло. Вспомнив, какая у Крюгера была сконфуженная физиономия, Мастер расхохотался. Именно так, смеясь, он и вручил бледно-зеленому Игорю поводок. «Историю с болонкой вспомнил», — объяснил Мастер. «А-а! — слабым голосом сказал Игорь. — Мы еще и не так можем… Спасибо!» — «Не за что. Заходите еще». На прощанье Мастер щелкнул Беллью по кончику хвоста. И больше его никогда не видел.
Груженный под завязку трейлер спихнул машину с Беллью и родителями Игоря в придорожную канаву всего за полкилометра от поворота на Видное. Они уже тормозили, шли в своем ряду, дело было на подъеме — вообще непонятно, как такое могло получиться. Во всяком случае, водитель трейлера ничего толком объяснить не сумел, только причитал и трясся. А они летели через крышу — не раз и не два, — и им, наверное, было даже не больно.
И было не больно Карме. И совсем не больно Мастеру — просто обидно, что люди уходят. Он успел рассмотреть вскользь родителей Игоря, определил их для себя как «пушечное мясо» и переживал их смерть в чисто прикладном ключе — они унесли с собой единственное существо, которое любило Игоря поистине бескорыстно и этой любовью хранило его от всех бед. Игорь остался настолько один, насколько может быть одинок человек. И этот очаг боли за стеной начал Мастеру действовать на нервы.
Игорь звал Мастера на поминки — собиралось немало родственников и друзей, и оградить Игоря от шквала бессмысленных соболезнований мог только старший брат, которого, естественно, не было. Игорь звонил на «девять дней» — ответчик бесстрастно зафиксировал голос, полный мольбы о помощи. Потом Игорь запил. Его разнокалиберные девицы пытались его, конечно же, утешить, но что они, толком не нужные, могли сделать для совсем молодого человека, потерявшего в одночасье все… Он еще не был готов по-настоящему любить женщину. И мечтал о друге. Ему нужен был кто-то огромный, мохнатый и теплый, смертельно опасный для всех, кроме щенков, уверенно стоящий на крепких лапах, настороженно поводящий кисточками на обрубленных ушах и поднявший к небу толстый сильный хвост, рассыпающийся длинными перьями: умираю, но не сдаюсь. Мастер. Карма. И Игорь наконец устал их ждать. Пора было понять — они его тоже бросили.
Карма ввалилась к Игорю в дом через незапертую дверь, сшибая расставленные вдоль стен коридора пустые бутылки. За Кармой шел Мастер — пушистый воротник поднят, кепка надвинута на глаза. На руках Мастер держал маленькую светло-серую мохнатую собачку. У кавказов это норма — они не бывают щенками. Кавказский щенок выглядит именно маленькой собачкой. Карма присела у стола, а Мастер рукой в перчатке разгреб пузыри и стаканы, положил собачонку на освободившееся место и сказал:
— Вырастет серо-стальной. Только с ним будет одна проблема. Придется выдумать ему имя на букву «ха».
Игорь протянул дрожащую руку к щенку, а тот сунулся к этой руке и радостно прокомпостировал ее белыми-пребелыми зубищами.
Так заявил о себе Хасан, один из лучших бойцов за всю историю Школы. А через месяц Игорь успешно прошел входные тесты и был зачислен стажером в «группу Два» под именем Саймон. Когда Хасан подрос, Саймона поставили напарником к асу Петровичу. Потом эту пару год «шлифовал» Боцман. Под его руководством они достигли нужной кондиции, после чего Саймона забрал Мастер и начал готовить из него старшего группы.
К Саймону в Школе отнеслись тепло. Охотники высоко ценят в человеке чувство собственного достоинства и терпеть не могут истериков. Они уважают сильных парней, которые знают себе цену, но при этом не корчат из себя покорителей Вселенной и всех ее мисс. Короче, как назвал это Мэкс, «не рвут трансмиссию». У Саймона все задатки были соответствующие. Под присмотром Мастера он быстро отошел от пережитого стресса и чуть ли не с наслаждением нырнул в сумасшедшую охотничью жизнь.