Страница 6 из 28
00:04
– Мошенники они все, - сообщил Копински, который успел посетить одного парапсихолога и теперь сожалел о потерянном времени. Они с Диной встретились в ресторанчике на Лексингтон-авеню, чтобы обменяться информацией. - С таким же успехом можно было сидеть дома и читать сказки. А что у нас с философами?
Дина принялась рыться в тетрадках и бумажках, валявшихся между чашкой кофе и тарелкой с наполовину съеденным сэндвичем. Сумочка, ее неизменная спутница, лежала рядом на стуле вместе с полиэтиленовым пакетом, набитым справочниками.
– Я разговаривала с Мортоном Брайдли из Колумбийского университета, с Шуманом из Фордхэма и с Арнольдом Гуппенгеймом из Нью-Йоркского университета… Она перевернула страницу, просмотрела каракули на следующей, затем покопалась в листах, лежащих на сахарнице. - И еще с парнем по имени Хаим Менделевич из Еврейской теоретической школы - его порекомендовал один из первых трех. Гелшард из Центра Рокфеллера куда-то спешил, но мне удалось встретиться с другим по имени… кажется, Хантер?… Да, вот, Герман Хантер.
– Итак, что мы имеем? - пробурчал Копински.
Дина откусила кусок сэндвича и, торопливо жуя, снова начала копаться в записях. Наконец она извлекла из-под кофейной чашки несколько клочков исписанной бумаги.
– Одно из самых ранних упоминаний о времени как самостоятельной сущности принадлежит Аристотелю в его «Категориях». Он определил время как одну из Категорий, - сообщила помощница.
– Ладно, а что такое категории?
– Кажется, никто этого не знает. Кант и Гегель тоже пользовались данным термином, но понимали его по-разному. Рассел охарактеризовал этих ученых так: «Не представляют интереса для философии, потому что не выражают никакой чистой идеи». Но Аристотель в своей «Физике» определяет время как «движение, допускающее исчисление». То есть движение, которое может быть подсчитано в цифрах.
– Почему? Что такого особенного в цифрах? - удивился Копински.
– Это не совсем ясно, - ответила Дина. - Кажется, Аристотель помешался на цифрах. Его интересовало, может ли время существовать без того, кто будет его отсчитывать, поскольку он полагал, что нечего считать, если считать некому. И это доказывает, что время не могло быть создано Богом.
Копински, не сводя глаз с Дины, орудовал зубочисткой. Девушка взяла следующий лист.
– Но Платон не согласен с Аристотелем. Он считал, что создатель хотел воспроизвести образ бессмертных богов. Но это было невозможно. Я имею в виду бессмертие. Потому что такими, насколько я знаю, являются боги. Значит, она должна была двигаться.
– Кто она?
– Вселенная. Ведь именно ее сотворил Создатель.
– Ах, да. Хорошо.
– И именно здесь возникло время. Без дней и ночей мы бы не имели представления о числах. Другими словами, Бог создал Солнце, чтобы животные научились арифметике…
Дина посмотрела на Копински и быстро перешла к другим записям.
– Святой Августин тоже считал, что время возникло из ничего. Понимаете, его интересовало, почему мир не создали раньше. И вот ответ: не могло быть никакого «раньше». Значит, время было создано в тот момент, когда создавалось все остальное.
– Гениально!
– Но в его системе доказательств были свои недостатки.
– Неужели?
– Да. Во-первых, он утверждал, что настоящее существует реально. Но он не сомневался, что реально существуют также прошлое и будущее. Именно здесь и заключалось противоречие.
– И Августин блестяще разрешил его?
– Естественно. Он ведь был святым. Прошлое уже существует в нашей памяти, а будущее тоже уже существует таким, каким мы его представляем. Стало быть, в каждый момент имеются три реальности: настоящее для событий, происходивших в прошлом, настоящее для событий, происходящих в настоящем, и настоящее для событий, которые произойдут в будущем. Объяснение одно: они существуют только в настоящем и все они реальны.
– А если то, чего я ожидаю, не случится? - спросил Копински. - Это тоже реальность?
– На подобный вопрос нет ответа.
– Понятно. Кто следующий?
– Спиноза вообще не относил время к реальной субстанции. Согласно ему, все эмоции, имеющие отношение к будущему или прошлому, противоречат рассудку. Только невежество заставляет нас думать, что мы можем изменить будущее.
– Если мы согласимся с этим, то можем выкинуть наши значки и покинуть Бюро… Что еще?
Дина отделила несколько страховых квитанций от бумаг с записями, положила их сверху в свою сумочку и продолжила.
– Шопенгауэр считал, что мир является воплощением воли. Цель существования есть полное подчинение воли, где все феномены, проявляющие ее, будут уничтожены. Это касается также времени и пространства, которые представляют универсальную форму проявления воли. Таким образом, они прекратят свое существование. Никакой идеи, никакого мира. Единственной реальностью будет ничто.
Копински откусил конец зубочистки и задумался.
– Что это значит?
– Не знаю… Гегель тоже не верил в пространство и время, потому что за ними стоят разделение и множественность, а только единое может быть реальным… Хьюм определил время как одно из семи философских отношений, но, кажется, запутался в том, видим ли мы причины вещей или только результаты причин… Кант считал, что время реально, но субъективно, то есть существует лишь в нашем воображении, в нашем понимании, а не в реальном мире.
– Как он это себе представлял?
– Это вытекает из его основной теории, будто наши ощущения возникают благодаря двум вещам: первое - то, что мы видим, и думаем о нем как о реальном; второе - то, что мы прибавляем к реальности от себя. Например, если мы носим красные очки, то видим все в красном цвете. Но это просто наше индивидуальное восприятие. Пространство и время, которые мы считаем атрибутами Вселенной, в действительности являются личностными понятиями, потому что так устроен наш мозг.
Копински поразмыслил над этой новостью.
– А как же получается, что у всех очки одного и того же цвета? Почему мы всегда видим крышу сверху дома, а не наоборот? Дина кивнула, продолжая искать ручку в залежах бумаг.