Страница 5 из 79
Как-то вечером я зашел и осмотрел его еще раз.
— Он худеет, — сказал я. Джеффри кивнул.
— Да, я замечаю. Ест он неплохо, но меньше чем прежде.
— Продержите его на таблетках еще несколько дней, и, если ему не станет лучше, я заберу его к себе, чтобы провести полное обследование.
У меня было неприятное предчувствие, что улучшение не наступит. Так и оказалось, а потому однажды вечером я пришел в лавочку с кошачьей клеткой. Альфред был таким огромным, что посадить его в клетку оказалось очень непросто, однако он и не думал сопротивляться, пока я осторожно запихивал его внутрь.
В операционной я взял кровь на анализ и сделал рентген легких. Снимок был абсолютно чистым, в крови не оказалось никаких отклонений.
Можно было бы и успокоиться, однако кот продолжал хиреть. Следующие недели превратились в кошмар. Я по-прежнему ежедневно заглядывал в окно лавочки, и это стало для меня тяжелым испытанием. Огромный кот все еще восседал на своем месте, но худел и худел, так что вскоре стал неузнаваемым. Я испробовал все препараты и методы, какие только знал, но бестолку. Я попросил Зигфрида осмотреть кота, но он встал в такой же тупик, что и я.
Непрерывная потеря веса — порой симптом злокачественной опухоли, однако новые рентгеновские снимки ничего подобного не выявили. Полагаю, Альфред был по горло сыт тем, что его постоянно куда-то утаскивают, колют и мнут ему живот, но ни разу не запротестовал. Спокойно мирился со всем, как это было у него в обычае.
Ситуацию резко ухудшал еще один фактор: Джефф не выдержал постоянного напряжения и буквально таял на глазах. Румяные полные щеки поблекли и запали, а главное — за прилавком его словно подменили: от эффектной манеры торговать не осталось и следа.
Однажды я не удовольствовался тем, чтобы заглянуть в лавку через окно, а вошел и протиснулся к прилавку между дамами. Зрелище было устрашающее. Джефф, согбенный, иссохший, слушал покупательницу даже без улыбки, апатично ссыпал сласти в пакет и бормотал что-то невнятное. Ни звучного баса, ни счастливого щебета покупательниц. Обычная кондитерская лавка, как всякая другая.
Печальнее всего выглядел Альфред. Он все еще с достоинством сидел на своем месте, но худой до невероятия. Шерсть утратила былой глянец. Он смотрел прямо перед собой мертвыми глазами, словно его ничего больше не интересовало. Не кот, а пугало в обличий кота.
Я не выдержал и в тот же вечер зашел к Джеффу Хатфилду.
— Сегодня я видел вашего кота. Его состояние стремительно ухудшается. Нет ли каких-нибудь новых симптомов?
Джефф уныло кивнул.
— Да, появились. Как раз думал вам позвонить. Его рвать начало. Мои ногти болезненно впились в ладони.
— Еще и это! Все указывает на какое-то внутреннее расстройство, а отыскать ничего не удается! — Я нагнулся и погладил Альфреда. — На него просто больно смотреть. Помните, какой глянцевой была у него шерсть? А теперь!
— Верно, — ответил Джефф. — Совсем перестал следить за собой. Даже не умывается. Словно ему не до этого. А прежде умывался без конца: вылизывает себя, вылизывает, ну просто часами.
Я уставился на него. У меня в мозгу загорелась какая-то искра. «Вылизывает себя, вылизывает…» Я задумался.
— Да-а… Пожалуй, я не встречал кота, который умывался бы так усердно, как Альфред… — Искра вспыхнула пламенем, я даже подскочил на стуле.
— Мистер Хатфилд! — вырвалось у меня. — Я хочу сделать диагностическую лапаротомию.
— Что-что?
— По-моему, он нализал себе волосяной шар, и я хочу сделать проверочную операцию.
— Живот ему разрезать?
— Совершенно верно.
Джефф прижал ладони к глазам и опустил голову. Он оставался в этой позе долгое время, а потом устремил на меня измученный взгляд.
— Право уж не знаю. Я ни о чем таком даже не думал.
— Необходимо принять меры! Иначе кот погибнет.
Джефф нагнулся и погладил Альфреда по голове. Один раз, другой, третий… А потом пробормотал хрипло, не поднимая глаз:
— Ну ладно. А когда?
— Завтра утром.
Когда на другой день в операционной мы с Зигфридом наклонились над усыпленным котом, мысли у меня в голове путались. Последние годы мы часто оперировали мелких животных, но мне всегда было ясно, чего следует ожидать. Теперь же у меня возникло ощущение, что я вторгаюсь в неведомое.
Я сделал надрез, рассек брюшные мышцы, брюшину и, когда прошел диафрагму, нащупал в желудке тестообразную массу. Я рассек стенку желудка, и сердце у меня взыграло. Вот он! Большой комок спутанных волосков, причина всех бед. Нечто, не запечатлевающееся на рентгеновских снимках.
Зигфрид усмехнулся.
— Ну вот мы и убедились.
— Да, — ответил я, испытывая невыразимое облегчение. — Вот мы и убедились.
Но это оказалось еще не все. Очистив и зашив желудок, я обнаружил комки поменьше, в нескольких местах закупорившие кишки. Их все необходимо было удалить, а значит — наложить на кишки несколько швов. Мне это очень не понравилось: дополнительная травма и шок. Но в конце концов операция завершилась, и виден был лишь аккуратный шов на животе. Когда я отнес Альфреда к нему домой, Джефф долго не решался на него взглянуть. Наконец он робко покосился на кота, еще не проснувшегося после операции, и прошептал:
— Он выживет?
— Скорее всего, — ответил я. — Операцию он перенес тяжелую, и, чтобы, оправиться после нее, ему потребуется время. Но он молод, силен, и оснований тревожиться нет никаких.
Я увидел, что не убедил Джеффа. Это подтверждалось, когда я приходил делать Альфреду инъекции пенициллина. Джефф не сомневался, что Альфред непременно погибнет.
Миссис Хатфилд смотрела на вещи с большим оптимизмом, но беспокоилась из-за мужа.
— Он последнюю надежду потерял, — сказала она. — И потому только, что Альфред весь день не встает с постели. Я ему твержу, что кот не может вот так сразу вскочить и запрыгать, но он и слушать не хочет. — Она посмотрела на меня с тревогой. — И знаете, мистер Хэрриот, он совсем измучился. Его просто узнать нельзя. Я даже боюсь, что он таким и останется.
Я подошел к занавешенной двери и заглянул в лавку. Джефф стоял за прилавком мрачный, двигаясь точно автомат. Он отвешивал конфеты без единой улыбки, а если и говорил что-то, то с безжизненной монотонностью. В ошеломлении я обнаружил, что его голос совсем утратил былой звучный тембр. Миссис Хатфилд была права: его нельзя было узнать. А что, если он действительно не станет прежним, что будет с торговлей? До сих пор его покупательницы хранили ему верность, но меня томило предчувствие, что продлится это недолго.
Прошла неделя, прежде чем появились перемены к лучшему. Я вошел в гостиную, но Альфреда там не оказалось.
Миссис Хатфилд вскочила с кресла.
— Ему много лучше, мистер Хэрриот, — радостно сказала она. — Ест вовсю и запросился в лавку. Он сейчас там с Джеффом.
И я вновь посмотрел в щелку между портьерами. Альфред сидел на обычном месте. Тощий до ужаса. Но сидел он прямо. Однако его хозяин выглядел все так же скверно. Я отвернулся от двери.
— Что же, миссис Хатфилд, больше мне приходить не нужно. Ваш кот выздоравливает и скоро будет совсем таким, как раньше.
Да, в отношении Альфреда я испытывал полную уверенность, но не в отношении Джеффа.
Затем, как повторялось ежегодно, меня совсем поглотила кутерьма весеннего окота со всеми его прелестями. Ни о чем другом думать времени у меня не было. Прошло, наверное, недели три, прежде чем я снова заглянул в кондитерскую лавку купить шоколад для Хелен. Теснота внутри была страшная, и пока я пробирался к прилавку, на меня нахлынули прежние страхи. Я боязливо посмотрел на человека и кота.
Альфред, вновь массивный и полный достоинства, восседал в дальнем конце прилавка как монарх, а Джефф опирался ладонями на прилавок, наклонялся вперед и заглядывал в лицо покупательнице.
— Насколько я вас понял, миссис Херд, вам требуется какой-то сорт мягких конфет. — Звучный бас заполнил лавочку. — Не рахат ли лукум имеете вы в виду?