Страница 7 из 10
Спускаться было боязно. Склеп – единственное место, где я ни разу не была за все десять лет жизни в усадьбе. Герцогиня здраво рассуждала, что пока судьба не приведет, лучше не тревожить покой израненных душ и не ступать лишний раз в их чертог. От осознания того, что я собираюсь впервые добровольно посетить место упокоения всех моих новых предков, по спине пробежались предательские мурашки.
Сглотнув вязкий комок слюны, я еще раз помолилась и, прикрыв глаза, нервно распахнула дверь. Тяжелая створка из дорогого гранита и кованого металла плавно отодвинулась в сторону, позволяя мне попасть внутрь помещения. Теперь осталось пройти семнадцать ступеней вниз, и я попаду в опочивальню всех герцогов и герцогинь, заслуживших право покоиться в этом месте.
Нервные судороги прошлись по телу. От напряжения у меня подгибались колени и шевелились волосы на голове. Кровь словно стыла в жилах, а дыхание замирало в груди. Было жутко страшно! Я даже старалась дышать через раз, чтобы не поддаться панике.
Свет едва заметно освещал лестницу и не очень широкий проход. Пространство было просто крошечным, да еще и с каждым новым шагом оно все больше сужалось, или мне просто стало настолько дурно, что в глазах темнело и плыло?
Наконец-то семнадцать ступеней закончились, и я оказалась перед белой мраморной плитой с прекрасной алой гравировкой, которую лично выбрала для своей благодетельницы. Мне стало нехорошо от осознания того, что все случившееся – правда. В глубине души я так и не позволила себе поверить в то, что моей госпожи больше нет рядом.
Осторожно опустилась на колени возле злосчастной таблички с красивыми словами и тусклой фотографией. Теперь это все, что будет напоминать о леди. Специальная магическая служба затерла следы души в доме, чтобы та не могла вернуться призраком. Только посмертный снимок усопшего остается с его родными. Некоторые люди предпочитают держать эти фотографии дома, но у герцогов де Шаларгу они были нанесены на фамильные надгробия для успокоения печали израненной за время жизни души.
Я не посмела нарушить традиции и выполнила все в точности, как и множество предков до меня. Единственная маленькая дерзость, которую себе позволила – покрыть белый мрамор не бледно-розовой надписью, а ярко-алой. Этот цвет очень любила леди Диктория. Думаю, ее душе будет приятна эта маленькая и трогательная выходка.
Я прекрасно понимала и даже принимала горькую потерю, но в душе все равно царили тревожные переживания. Чувствовала себя так, словно предавала ее светлую память, оставляя за бортом своей жизни. Не покидало неприятное ощущение, что со смертью леди Диктории из моей жизни пропала частичка чего-то важного и потрясающе чудесного.
Грудь будто сдавило тисками, она запульсировала невероятной болью и чувством сосущей пустоты. В одно мгновение все радостные новости сегодняшнего дня померкли, уступая место простой человеческой скорби и предчувствию беспросветного будущего, которое теперь меня ожидает в этой одинокой мгле, такой темной и непроглядной, что она будто бы высасывает жизненную силу до самой последней капли.
Слезы медленно потекли из глаз, и я начала взахлеб рыдать, давясь всхлипами и размазывая по лицу соленую влагу. Я не могла остановить поток слез, с каждым новым моментом этого бесконечного дня чувствуя себя все менее живой и целостной. Будто бы я разрушалась на мелкие части, рассыпаясь пылью на вековых плитах фамильного склепа, и оседала на них вечной скорбью утраты.
Так хотелось просто лечь на холодный камень у подножия последнего пристанища высокородной леди и навеки застыть, не познав отвратительной участи. Теперь она там, в старых стенах древнего творения, а я здесь, и моя жизнь продолжается. Так не должно было случиться, только не с ней, не с Железной леди Верноры…
Но смерть беспощадна даже к великим. Она забирает всех без разбора, невзирая на положение, титулы и богатства, от нее не спасает ничто, не помогает ни одно известное науке и магии средство. Смерть приходит ко всем одинаково, хватая своими костлявыми пальцами и унося в ледяной ад последнего пристанища.
Так одиноко было в полной беспомощности смотреть на могильную плиту – единственное, что осталось от невероятно сильной и стойкой женщины. Столь огромные досада и печаль сжигали мою душу, что казалось, словно и я сама ушла в небытие вместе с великой леди. Думалось, достаточно просто лечь тут, и все проблемы решатся, я тоже стану частью холодного склепа, навсегда расставшись не только с собственной жизнью, но и с этим жестоким миром.
Для чего мне жить одной, без нее? Без единственной на свете, ради кого нужно было оставаться на этой бренной земле? В одно мгновение, я лишилась этого права. Этой силы. Этого дара богов. Я стала никому не нужной и абсолютно одинокой.
Слезы уже перестали течь из глаз, а я по-прежнему лежала на холодном полу и медленно остывала до состояния почти что мертвого тела. Я не осознавала, сколько прошло минут или даже часов. Для меня само понятие времени перестало существовать, я словно застыла в одном мгновении. В том самом, когда леди Диктория готовилась к поездке в славный Латирах для проверки виноградников и незапланированного отдыха под жарким солнышком. Тогда в доме еще не появилась ее предательница дочь, и она все еще улыбалась мне. В моих воспоминаниях у нас все было замечательно, вовсе не предвиделось грядущего кошмара, в поместье царили счастье и веселье.
И вот теперь я сидела у подножия ее усыпальницы и выла раненым зверем в надежде, что хотя бы это поможет забыться или вернет ее. Но мертвые не могут воскреснуть по простой прихоти живого человека. Разумом я это понимала, но сердце продолжало биться в бешеном ритме. От горючей скорби не было ни спасения, ни лекарства. И тут в голову закралась крамольная мысль, что до свободы остался всего один маленький, но представляющийся совершенно непосильным шаг. Самоубийц не только презирала церковь – их души не могли обрести вечный покой. Тем самым я навсегда лишила бы себя шанса найти хозяйку и служить ей после смерти.
Может, после того, как маркиз с сыночком упустят возможность получить наследство леди, они изволят прийти по мою израненную душу? Впрочем, думаю, эти жалкие трусы не решатся на мое убийство, испугавшись королевского гнева и последующей страшной мести, а просто попытаются подкупить слуг или случайных прохожих, чтобы те подтвердили их право на мое наследство. Такой вариант будет для них выгоднее, чем лишение меня самого дорогого – жизни.
Голова тяжелела и наполнялась странным туманом, липкой пленкой окутывающим сознание, поглощающим весь свет, который еще мог сохраниться в моей израненной душе. Трагедии никого не оставляют равнодушными, они способны сломить дух даже очень сильного и выносливого человека. А что уж говорить про девушку, которая прекрасно помнила, как она ребенком не жила, а существовала в детском доме, пока леди не выкупила ее оттуда в возрасте тринадцати лет.
Наверное, так странно осуществляется мое желание, и я медленно умираю, стремясь по темному тоннелю за собственной госпожой, которой готова служить хоть до скончания веков. Вдруг моего затылка коснулось нечто холодное, вынудив разлепить припухшие от слез веки, открывая мутные от застилающего сознание тумана глаза, и поднять чувствующуюся очень тяжелой голову, отлипнув щекой от каменного пола. Передо мной висел белесый сгусток света.
– Дитя, – призрачный огонек неожиданно приобрел удивительно красивые черты аристократичного мужского лица, а затем передо мной в полный рост предстал одетый со вкусом господин. – Посмотри на меня. Столь юной и красивой девушке негоже орошать пол слезами.
– Я не могу жить без своей госпожи, – всхлипнула я, напоминая призраку о своем горе.
– Диктория в печали из-за твоей безутешной скорби, – мужчина нежно коснулся холодными пальцами моей щеки. – Не заставляй ее грустить. Она не хочет видеть, как ты сутки напролет проводишь у ее могилы. Живым нет места в усыпальнице мертвых. Поэтому смирись, дитя, и восславь наш славный род. Тебе суждено помочь нам вернуть то, что однажды у нас отняли. Не ты сама, но твой потомок, носящий нашу фамилию, отомстит за все, что было совершено против рода. Отныне ты и все твои потомки будут являться по крови и праву рождения де Шаларгу. Никто в целом мире не сможет оспорить мое решение. Как только ты очнешься, кровь твоя будет рода моего, память моя будет твоей, будущее славного семейства в твои руки вверяю. Пусть и дальше прославляется наш род, и достойна ты будешь права быть похороненной здесь, но встретимся мы, увы, не сразу. Запомни, дитя мое, на долю твою и потомков твоих выпадет страшное испытание, но де Шаларгу воскреснут даже из пепла и восстанут из пелены забытья, не забывай об этом.