Сброд

После него на сцену запрыгнул какой-то дёрганый малец. Из тех, кто собрался в ДэКа, он был самый молодой. Имени его никто не знал. Этот пацан подтвердил слова Палкина о том, что Богу нельзя причинить вред. Малец видел Бога сидевшим на скамейке и хотел налететь на него, пригрозить пистолетом, но не смог. Как только пацан потянулся за пояс, на него напало оцепенение, и в затылке стало больно.

Кстати, тот пацан был единственным, кого потом убили на собрании. Кто-то тихо вогнал ему нож в грудь и усадил у стены на пол, будто бы он заснул, уронив голову на колени. Заметили это только когда стали расходиться. Кто убил – неизвестно. Кому-то понадобились его патроны – пистолет мальца валялся рядом, и в нём не было магазина.

Ещё со сцены выступили двое, но ничего нового они не добавили. Только говорили, где видели Бога. У всех сложилось впечатление, что этот Бог бесцельно бродит по Городу и кроме банды клубовских пока никого больше не убил.

Последним к трибуне выходил старик Алексеич. Ему было чем поделиться, но он так растерялся перед толпой, что только прохрипел: «Этот Бог всё про нас знает». Многие не придали его словам значения.

А ведь Алексеич знал, о чём говорит. Он Бога встречал за день до собрания в ДэКа. Алексеич шёл к себе домой с полной авоськой всякой еды. Эту авоську он сплёл сам. Старик останавливался то и дело, у него болело колено, когда он таскал тяжести.

Бога он увидел в квартале от своего дома. Этот необыкновенный человек разглядывал стену в том месте, где были старые следы от пуль. В первый год здесь была нескончаемая стрельба.

Когда Алексеич увидел Бога, его наполнило ощущение невозможного, словно перед ним было куда большее, чем видят глаза.

– Эй, это ты что ли Бог? – крикнул ему старик. Он уже был о нём наслышан.

– А ты Пряничный дед, – недобро отозвался Бог. Он ещё постоял у изуродованной стены и ушёл.

Алексеич добрался до своего дома, сел на ступеньку и зарыдал. До жизни в Городе Пряничным дедом его назвали всего один раз. И только в мыслях годами отзывалось это прозвище злобным эхом.

Пряничный дед. Пряничный дед. Пряничный дед. Как проклятие!

Алексеич всегда думал, что это внутренний голос его так обзывал. А вдруг этот внутренний голос всегда принадлежал Богу?

Пряничный дед

Некоторые жители рассказывали, что перед тем, как оказались в Городе, видели вспышку света, другие чувствовали, будто их куда-то затягивает.

Иван Алексеевич ничего не видел и ничего не чувствовал. Он просто очнулся в квартире и сразу понял, что он не у себя дома. Пережив первые смутные дни и узнав, что на окраине Города есть лес, Иван Алексеевич решил поселиться там.

Он пошёл в лес и стал выбирать место, думал, сумеет ли построить хоть какой-нибудь дом из брёвен или хотя бы шалаш на первое время. Только этот чудной лес его не принял.

На старика набросились лесные жители, которых потом обозвали млитами. Когда Иван Алексеевич увидел этих бледных, невысоких человечков, он подумал, что это души загубленных детей…

Млиты выскакивали из кустов, падали на старика с деревьев. Они были вооружены деревянными ножами и безжалостно кололи ими Ивана Алексеевича. Были они тощие и слабые, но попробуй от них отбейся! Так и облепили всего. Иван Алексеевич упал на землю, и один лесной человечек вонзил ему деревянный нож прямо в колено. Старик взвыл от боли. Он вскочил и побежал, как мог.

Из леса он выбрался весь израненный и еле волочил окровавленную ногу. Пистолет старик обронил в лесу. Патроны пришлось отдать врачу, чтобы он вынул из колена нож и зашил рану. Пришлось Ивану Алексеевичу оставить мечту поселиться в местном лесу. Теперь он жил в Городе, и жизнь эта была для него безрадостной.

А на самом деле Иван Алексеевич ещё не был таким уж старым. Ему было только пятьдесят девять, но выглядел он старше из-за глубоких морщин, из-за седой головы и густой серой бороды.

Таким он стал ещё до жизни в Городе.

Иван Алексеевич почти всю жизнь работал лесником и гордился своей профессией. Ему с юности казалось, что лесник – это человек сказочный. Знающий лес и все его заветные тайны. Он работал недалеко от своего городка. В том лесу водились кабаны и лоси. У Ивана Алексеевича в чаще был домик с глиняной печкой, было охотничье ружьё.

Когда Ивану Алексеевичу от государства досталась квартира, он женился. Женился, потому что так было положено. Свою супругу он ласками не баловал. Не нужны ему были эти глупости.

В жизни Ивана Алексеевича менялось всё неспешно и предсказуемо. Из старого домика в чаще его перевели в новое кирпичное одноэтажное здание на окраине леса. У него родился сын, а потом и дочь.

Никаких излишеств и изысков Иван Алексеевич никогда не желал. Подчас окружающим казалось, что он совсем ничего не хотел, его устраивало всё то, что было. Но где-то внутри него дремал тёмный и жестокий зверь.

Он шевельнулся, когда страна, в которой он прожил всю жизнь, развалилась на части. Деньги, которые он всю жизнь берёг на книжке, обесценились. И немногословный Иван Алексеевич стал часто выражать своё отношение к чему-либо словами: «Ничего хорошего».

– Алексеич, как твоя работа?

– Ничего хорошего.

– Как дома дела?

– Ничего хорошего.

Впрочем, на работе-то мало что поменялось. Как был лесником, так и остался, а дома росли дети. Сын стал интересоваться девушками. Мерзкий был пацан… Дочь, которая всегда прилежно училась, очень быстро повзрослела, в один год вышла замуж и уехала из города. Жена ушла с предприятия и стала работать в школьной столовой. Располнела.

Семья Ивану Алексеевичу не была семьёй. Он жил с ними как в коммунальной квартире. Иногда от него требовали каких-нибудь эмоций, а он не понимал этих «катавасий» и старался держаться от всех в стороне. Ему всегда лучше спалось на работе, чем в своей квартире.

Когда Иван Алексеевич уже начал стариться и не желал больше никаких изменений в своей жизни, вдруг поменялось законодательство, и больше не стало лесников. По новому кодексу, теперь лесным хозяйством занималась особая служба. Иван Алексеевич был немолод и угрюм, его брать в новую службу не хотели, а он не хотел мотаться по всяким семинарам на повышение квалификации и так далее.

Начальство позволило Ивану Алексеевичу поработать ещё год, а потом его уволили по сокращению. Это был для него серьёзный удар.

А ещё сын привёл домой свою жену, у них родился мальчишка и надрывался от крика по ночам. Иван Алексеевич совсем не мог спать.

Впрочем, кое в чём старику повезло. Когда-то ему досталась в наследство земля, и она сильно подорожала. Иван Алексеевич втайне от всех продал свои участки за хорошие деньги, этого бы хватило на небольшую квартирку. Иван Алексеевич задумал бежать от своей семьи. Слово «семья» не означало для него ничего хорошего.

Но квартиру он так и не купил. Ему ничего не нравилось, и не для него была вся эта возня с документами. Иван Алексеевич решил сбежать в свой лес! Он отыскал старый дом лесника. Никто за тридцать лет не сорвал доски с заколоченных окон, никто не сломал проржавелый замок на двери. А у Ивана Алексеевича был ключ. Всегда висел в связке, будто ждал своего времени.

А ведь дом был не так глубоко в лесу, и совсем рядом были тропы. Но он стоял в заколдованном месте. Сложно было набрести на этот дом случайно, и даже зная, где он стоит, трудно отыскать. Всякая тропинка вела мимо, в обход. Овраги препятствовали, деревья прятали. Дом будто и на виду, но не найдёшь. Потайной уголок леса, про который знал и помнил только Иван Алексеевич. Он отодрал доски с окон, вымел сор, снял паутину со стен.

Дом без ухода сильно состарился. Крыша прогнулась, кое-где прогнили полы. Иван Алексеевич починил, как сумел. Старый стол развалился, кровать никуда не годилась. Но кое-чего старый лесник умел и быстро смастерил себе мебель.

От своих домашних Иван Алексеевич ушёл насовсем в конце весны. Собрался рано утром и ушёл. Он знал, что его искать не будут. Наверное, они были даже рады: ютиться впятером в квартире, где три комнаты, как три коробки – ничего хорошего.