Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 145 из 151



– Не стреляй! – повторил он снова.

Голос у него дрогнул, зазвучал хрипло. Было так темно, секунды стремительно утекали прочь.

Курд стоял у колонны совершенно неподвижно, как изваяние, держа перед собой пистолет.

– Это все подстроено, – начал убеждать его Чарди. – Подстроено русскими. Эта история началась очень давно, она...

Ему не хватало воздуха. Тело покрылось испариной. Здесь было так жарко, в этом подземелье, и пахло машинами и бензином.

– Спешнев, – додумался он произнести.

Если он сможет высказать это, заставит курда понять...

– Это Спешнев...

– Чарди, убейте его! – завизжал Данциг. – Остановите его, Чарди!

Эхо его голоса раскатилось по залу.

Голова Улу Бега переместилась в темноте на дюйм.

– Это Спешнев убил...

– Чарди, убейте его, убейте, ради бога!

– Это русский, это Спешнев, это...

– Чарди, черт возьми...

Улу Бег вскинул "скорпион", и Чарди услышал длинную очередь. Курд повалился на пол; пистолет лязгнул о цемент. Кровь текла у него изо рта, из носа; глаза были открыты.

Чарди опустил глаза на свой "ингрэм" и притворно удивился, как это он выстрелил. Это случилось само собой, почти непроизвольно: нерв, ведущий от его мозга через позвоночник и руку к пальцу, дрогнул, совсем чуть-чуть, дернулся, и оружие, слаженная система пружин, защелок и шпилек, пришла в действие, выпустила одиннадцать пуль менее чем за две секунды.

Нет.

"Это сделал ты", – подумал Чарди.

Это сделал ты.

Он подошел к Улу Бегу. Поискал пульс, не нашел. Тогда Чарди протянул руку и закрыл ему глаза и рот. Он отложил "ингрэм" и попытался перевернуть курда на правый бок. Ничего не получилось: тело продолжало упрямо заваливаться на живот. Пол пытался уложить его как надо.

– Боже мой, – выдохнул Данциг, неожиданно оказавшийся прямо у Чарди за спиной. – Он же мог меня убить. Вы стояли столбом целый час. Чарди, скотина! Это вам что, игрушки? Боже, Чарди, какая же вы скотина!

Пол наконец поднялся, взял "ингрэм", поставил его на предохранитель. Горе и ярость обрушились на него. Он развернулся и с размаху врезал Данцигу прямо в лицо, в глаз, и толстяк беззвучно рухнул на пол. Вокруг все было усеяно стреляными гильзами. Чарди подумал, что мог и убить толстяка, и понял, что ему все равно.

Он оглянулся назад, на курда – тот лежал неаккуратно, наполовину на боку, наполовину на животе, разметав ноги, с удивленным лицом.

Чарди попытался объяснить покойнику:

– Понимаешь, они ухитряются так все устроить, что тебе приходится совершать ту единственную в мире вещь, делать которую ты не хочешь. Но тебе приходится. Всегда так получается. И с Френчи так вышло, и с Джоанной, и со...

Наконец он отошел. В воздухе стоял запах пороховой гари. Этот запах бил в ноздри, проникал в самые сосуды, отдавался в голове.

Чарди попытался сообразить, что делать дальше, и с усилием вспомнил, что у него есть рация. Он порылся в пиджаке, вытащил ее и включил.

– Канделябр, – произнес он тусклым голосом. – Это Шланг-один.

Прибор зашипел. Под землей приема не было. Чарди с отвращением взглянул на рацию и едва не запустил ею о стену.

"Делайте свою работу, козлы. Я свою сделал".

Но радио вдруг ожило со всплеском шуршания.

– ...ди! Чарди! Чарди!

– Шланг-три, это Канделябр. Я же сказал, выметайтесь из эфира!



Чарди быстро заговорил:

– Шланг-три, это первый. Это Чарди. Слышите меня?

– Пол? Это Майлз.

– Шланг-один, это Канделябр. Запрашиваю ваше местонахождение. Доложите ваше местонахождение. Чарди, мать вашу, вы где?

– Пол, послушайте. Послушайте, черт побери...

– Он на связи? – спросил фэбээровец с переднего сиденья.

Майлз предпринял еще одну попытку.

– Шланг-один! Шланг-один! Пол, черт возьми! Он обернулся к ним.

– Я не могу установить с ним связь. Он вышел из эфира.

– Шланг-три, это Канделябр. Вы определили местонахождение Чарди?

Кто-то выхватил у Ланахана микрофон.

– Канделябр, мы его потеряли.

– Вы получили подтверждение приема?

– Он был там, – сказал Майлз. – Он меня слышал.

– Канделябр, это третий, – сказал тот, что сидел на переднем сиденье рядом с водителем. – Мы тоже его не запеленговали. Прием был совсем слабый. Он, похоже, где-то под землей.

Дальше ехали в молчании.

– Что он затеял? – спросил Майлз, не обращаясь ни к кому в отдельности, когда они выехали на обсаженную деревьями улицу, ведущую к мосту Кей-бридж и Вашингтону.

Ему никто не ответил.

Первым появился Йост Вер Стиг. Он вышел из лифта и пошел по цементному полу, ярко освещенный, стуча каблуками.

Чарди, обессилевший от головной боли и горя, прислонился к колонне и смотрел, как он идет.

– Привет, Пол. Мои люди уже едут.

– Привет, Йост. Я ждал Сэма.

– Сэм не может, Пол. Что ж, вы попытались. Но у вас ничего не получилось.

– Да. Да, черт побери.

– Да, жаль. Советская операция уже развалилась.

– Я знаю.

– Я так и думал, что вы знаете, Пол. Я подозревал, что у вас что-то на уме. Зря вы сразу не пришли ко мне, зря вы мне не доверяли. Это избавило бы нас от лишних хлопот.

– Это ведь Сэм, да?

– Да, Пол. Сэм работал на русских с семьдесят четвертого года. Одно из последствий той заварухи в Курдистане. У Сэма нечеловеческое честолюбие. Ему невыносимо было думать, что "Саладин-два" закончится громким успехом и Билл Спейт станет следующим заместителем директора по оперативной работе. Вот он и послал старину Френчи в Вену расстроить операцию. Но Спешнев оказался слишком умным и слишком быстрым. Знаете, Пол, Спешнев настоящий профессионал. Чуть ли не лучший у них. Он схватил Френчи и расколол его, причем очень быстро. И Сэм оказался в его власти. Он так крепко взял Сэма в оборот, что тому некуда было деваться. Думаю, они довольно скоро поняли, что их интересы совпадают. Все эти годы они помогали друг другу.

– Боже, – пробормотал Чарди.

– Думаю, у меня для вас хорошая новость, Пол. Вы не предавали курдов. Это не вы.

– Это уже частности, Йост, – сказал Чарди. – Небольшой фокус со временем. Если я не виноват, то не потому, что они узнали все за день до того, как я сказал им, или за неделю, или за год. Это потому, что моей вины в этом не было. Я пытался, но у меня не получилось. Я сделал все, что мог. Я не могу требовать от себя ничего большего, и никто другой тоже не имеет на это права.