Страница 7 из 10
На следующий день Андрей Маратович отловил меня в коридоре и с загадочным видом попросил заглянуть к нему в кабинет, когда выдастся свободная минутка. Приказ начальства – а в том, что это был именно приказ, я ни секунды не сомневалась – игнорировать было не с руки, а потому, как только наступил обеденный перерыв, я, вместо того чтобы весело пить чай с бутербродами в компании коллег, топталась у входа в кабинет заведующего. Сам он не вернулся еще с занятия, и я с видом полной готовности и преданности делу ожидала появления начальства.
Измайлов появился не один. За ним шлейфом тянулась группка увязавшихся следом старшекурсников, которые пытались не отстать от размашисто шагающего Директора, на ходу что-то втолковывая тому. Андрей Маратович слегка прикрикнул на распоясавшуюся молодежь, чем-то пригрозил, я не расслышала, и велел зайти минут через двадцать. Для меня же раскрыл дверь кабинета и пропустил внутрь первой.
– Евгения Алексеевна, – обратился он ко мне, когда мы устроились друг напротив друга за профессорским столом, и выложил на тот связку ключей, выглядя при этом донельзя довольным. – Я все устроил.
– Да? – я с опаской покосилась на лежащую между нами связку и на всякий случай отодвинулась немного прямо вместе со стулом.
Директор нахмурился и пододвинул связку поближе ко мне.
– У вас все в порядке? – вдруг уточнил он.
– В полном, – заверила я, стараясь не показать настороженность, вызванную весьма странными действиями начальства.
Измайлов кивнул, и между нами повисла пауза. К ключам он больше не притрагивался, но и я не спешила протягивать руку к непонятной связке. Отчего-то та воспринималась мной как мина замедленного действия.
– Это вам, – наконец отмер Андрей Маратович. – Я выделил первокурсникам аудиторию для подготовки к КВНу, это, собственно, ключи от нее. Вас я назначил ответственной, так будет проще следить за детьми, – понизил он голос.
– И как вы себе это представляете? Я буду прятаться за занавеской и греть уши, пока студенты репетируют? – зашипела я в ответ. – Или прикажете напроситься к ним в команду?
Директор расхохотался, от всей души, запрокинув голову и обнажив два ряда ровных и белых зубов. Я же его веселья не разделяла.
– Не совсем так. Я немножко поколдовал и поставил «прослушку» простенькую, так что от вас всего-то и требуется, что отпирать студентам аудиторию, а затем внимательно слушать, чем они там занимаются. Обо всем интересном докладывать мне. Надеюсь, вам не нужно напоминать про сленг, который гуляет среди любителей употребить «дурь».
Выслушав, я поднялась со стула и, наконец, под одобрительный взгляд начальства сгребла злополучную связку со стола. Напоследок решила-таки поделиться мнением, хоть тем никто и не интересовался:
– Но знайте, все это, – я демонстративно потрясла ключами, – мне очень не нравится.
– Мне тоже, мне тоже… – донеслось задумчивое уже в спину.
Репетировала молодежь практически каждый день, так что после занятий я была вынуждена торчать в преподавательской и делать умный вид, чтобы оправдать торчащие белые наушники и заодно отпугнуть любителей поболтать. Чтобы подключиться к «прослушке» мне надлежало звонить на номер, выданный Измайловым. Слышимость, на удивление, была вполне удобоваримой. Поначалу я принялась конспектировать все, что слышала, но уже через полчаса рука заболела с непривычки. Следовало признать, стенографистка из меня получилась так себе. Да и перечитав впоследствии свой шедевр, понять, о чем речь шла, в половине случаев уже не смогла. После стала выписывать лишь сомнительные слова. За пять минут набралось штук двадцать, и я заподозрила себя в излишней мнительности, а Измайлова – в оптимистичности. Молодежь хохотала, репетировала номер, а некто Удмурт каждые десять минут подкатывал к Анюте. За два с половиной часа предложения, даже завуалированного, выкурить по косячку так и не поступило, что меня, признаться, порадовало.
Где-то за полчаса до конца репетиции заглянул Директор. Молча поставил на мой рабочий стол чашку с чаем, положил рядом булочку из соседней пекарни и вопросительно дернул головой – мол, как идет? Я нахмурилась, шикнула и махнула на начальство рукой, испытав от сего действия невиданное доселе удовольствие. Андрей Маратович хмыкнул и убрался восвояси, вид отчего-то имея довольный.
Так и потянулись долгие дни моей разведдеятельности. В первой половине я занималась прямыми обязанностями, а после окончания пар – партизанскими. Измайлов исправно подкармливал меня сдобой, иногда приносил салаты, на том содействие с его стороны исчерпывалось. Но не смотря на все старания начальства и свои собственные, ничего подозрительного услышать так и не удалось, если не брать в расчет ценных сведений о свежести блюд в студенческой столовке и кличках некоторых преподавателей. Я в речах молодежи фигурировала под прозвищем Тетушка, Измайлова звали Дроном или Главенствующим, были также не идентифицированный мной Волк и Электроник, ведущий электротехнику. Ну и еще, по мнению некоего Коляна, сиськи у меня ничего такие, а вот ноги можно было бы и подкачать. И вот на что требовать у начальства компенсации – на возмещение морального ущерба или же на спортзал – я определиться так и не смогла. Как и не поняла того, как этот Колян под пиджаком свободного кроя мои, простите, сиськи рассмотреть умудрился.
Глава 5
А уже на следующей неделе университет сотрясла новость: невменяемый студент выпрыгнул из окна аудитории прямо на перерыве между лекциями. Друзья пострадавшего уверяли, что тот был чист, но староста и еще несколько студентов твердили, что пострадавший незадолго до происшествия что-то употребил, о чем свидетельствовало странное поведение парня.
Измайлов тут же умчался к ректору, распорядившись проводить занятия в штатном режиме. Студентов отпускать по домам мы не имели права, но растерянность и ошеломленность, царившие среди всех нас, учебному процессу не способствовали. Не знаю, как остальные преподаватели, а я решила вместо информатики поговорить с ребятами по душам, хорошо хоть материал о вреде наркотиков у меня был подготовлен заранее, да и атмосфера располагала. Студенты охотно беседовали, делились мыслями, кто-то рассказывал печальные истории знакомых. Свою собственную историю я старалась держать как можно глубже и не пускать в настоящую жизнь, делая вид, что случилась она с кем-то другим, потому что до сих пор с ее последствиями я справляться не научилась. Категоричное забвение и отрицание случившегося стало моим личным ноу-хау.
В конце занятия я намекнула студентам, что будет правильным сообщить, если вдруг кто заметит за сокурсниками странное и необычное поведение. На счет того, что подобные разговоры окажут влияние на действительно зависимых, я всерьез не обольщалась, но в душе надеялась, что хотя бы кого-то смогут уберечь и помогут не ступить на кривую дорожку.
Вернувшийся спустя час Измайлов новостями не порадовал: парень действительно был под кайфом и в данный момент находился в реанимации. А поскольку при нем запрещенных веществ полиция не обнаружила, особо усердствовать в поисках не стала – употреблять у нас закон не запрещает, как и выпрыгивать в окна. Другое дело, если бы у парня при себе оказалось «дури», чтоб на статью хватило, тогда бы его тряхнули, а так – свидетелей, что он сам из окна прыгнул, полно, состава преступления нет, кому охота лишний раз заморачиваться…
Ректор лютует, имидж ВУЗа падает, обеспокоенные родители забирают детей по домам, но это ладно, а вот самые активные пишут жалобы, куда фантазии хватит, охочие до контента блогеры опять же… И вот последующие за этим проверки никого порадовать уж точно не смогут. Что уж говорить про статьи в прессе, которые непременно появятся. Единственное, что порадовало лично меня, – отмененная репетиция КВНа, так что домой я вернулась пораньше.
Поужинала наскоро порезанным салатом и устало завалилась на диван. Племяшка, как обычно, заперлась в своей комнате, прихватив ужин с собой. Я разглядывала потолок и пыталась прикинуть, чего ждать от жизни дальше. Интуиция шептала о надвигающихся хлопотах и казенных интересах, но если бы она всегда была права, я не оказалась бы сейчас там, где оказалась.