Страница 6 из 7
Рецензии 1863—1864 гг.: 5, 309
«Поэт! Если ты из миросозерцания своего выжал последние соки, то замолчи! ведь есть же на свете многие миллионы людей, которые не написали в жизнь свою ни одной строчки, и живут же! – отчего ж и тебе не последовать их примеру!»
Рецензии 1863—1864 гг.: 5, 430
«Самая страшная сторона неволи измеряется не числом ударов, и не в том состоит, что она с маху бьет человека, а в том, что она всасывается в его кровь, налагает руку на его внутренний мир и незаметно заставляет его не только примириться с неволей, как с таким состоянием, против которого всякая борьба была бы материально напрасна, но даже относиться к нему, так сказать, художественно, все свои умственные и нравственные силы направлять к его вящему утверждению и украшению».
Рецензии 1863—1864 гг.: 5, 436
«Мир поэзии – безграничное <…>».
Рецензии 1863—1864 гг.: 5, 448
«<…> отличительный признак хорошего образа мыслей есть невинность. Невинность же, с своей стороны, есть отчасти отсутствие всякого образа мыслей, отчасти же отсутствие того смысла, который дает возможность различить добро от зла».
«Наша общественная жизнь»: 6, 11
«Сидите ли вы в театре, идете ли по улице, – вы на каждом шагу встречаете людей, которых наружность ничего иного не выражает, кроме того, что их отлично кормят».
«Наша общественная жизнь»: 6, 12
«<…> ничто так не убивает дела, как неловкое подражание ему. Неловкий подражатель всегда или не доскажет, или перескажет что-нибудь – ну, и сразит!»
«Наша общественная жизнь»: 6, 48
«Свобода мысли, свобода убеждений – дело до такой степени святое, что даже то, что мы иногда называем несправедливыми мыслями, несправедливыми убеждениями, и то должно пользоваться правом гражданства».
«Наша общественная жизнь»: 6, 54
«Это совершенно особого рода логика, совершенно особого рода справедливость, в силу которой один может нахальствовать сколько душе угодно, а другой обязывается молчать, один может формулировать свои обвинения ясно, а другой не имеет права проводить свою мысль и под покровами!»
«Наша общественная жизнь»: 6, 56
«Кислое время, кислая жизнь».
«Наша общественная жизнь»: 6, 76
«Споры, когда они оканчиваются только спорами, крики, когда они имеют в виду только производство криков, – все это искусство для искусства, все это не что иное, как особенный род одинокого самоуслаждения, которое не имеет другого результата, кроме бесплодного истощения сил».
«Наша общественная жизнь»: 6, 82
«<…> словесная засуха, наступившая после недавних проливных дождей».
«Наша общественная жизнь»: 6, 84
«<…> легко могу вообразить себе положение россиянина, выползшего из своей скорлупы, чтобы себя показать и людей посмотреть. Все-то ему ново, всего-то он боится, потому что из всех форм европейской жизни он всецело воспринял только одну – искусство, не обдирая рта, есть артишоки и глотать устрицы, не проглатывая в то же время раковин. Всякий иностранец кажется ему высшим организмом, который может и мыслить, и выражать свою мысль; перед каждым он ёжится и трусит, потому что, кто ж его знает? а вдруг недоглядишь за собой и сделаешь невесть какое невежество!»
«Наша общественная жизнь»: 6, 100
«<…> известно, у нас нет средины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!»
«Наша общественная жизнь»: 6, 100
«Я согласен <…>, что и потребность самооплевания есть очень живая и притом законная потребность, но не в состоянии вообразить себе, чтоб она могла доходить до наслаждения своим безобразием и до привлечения к такому же наслаждению лиц совершенно посторонних. Не вернее ли видеть в этом явлении некоторый протестующий писк, некоторую самолюбивую, но застенчивую мысль, что “я-то, дескать, парень лихой, а вот соотечественники-то мои – куда плохой народ!”»
«Наша общественная жизнь»: 6, 100
«Представьте себе, оказывается, что эти ребята ездят за границу совсем не затем, чтобы людей посмотреть и ума- разума набраться, а затем единственно, чтоб стыдиться самих себя и своего отечества!»
«Наша общественная жизнь»: 6, 101
«Желудочно-половой космополит».
«Наша общественная жизнь»: 6, 104
«Уличённое ехидство».
«Наша общественная жизнь»: 6, 113
«Алчная нерасчётливость».
«Наша общественная жизнь»: 6, 114
«Тем-то и красна человеческая жизнь, что все в ней в свое время и на своем месте делается: сегодня нам предстоит опасность – мы чувствуем и соединяемся; завтра нет опасности – мы перестаем чувствовать и начинаем будировать; послезавтра опять опасность – мы и опять восчувствуем, и опять соединимся. Так оно и идет у нас колесом».
«Наша общественная жизнь»: 6, 126
«<…> сделаться оратором, не родившись им, точно так же невозможно, как невозможно сделаться лгуном, не имея к лганью врожденного расположения».
«Наша общественная жизнь»: 6, 130
«Когда человек сыт и доволен, когда дела или делишки его пойдут изрядно, то он почти всегда наклонен думать, что этой сытости и довольству не будет конца».
«Наша общественная жизнь»: 6, 136
«“Это мне Бог послал!” – говорил мне однажды один мошенник, ловко ограбивший своего ближнего, и я совершенно убежден: во-первых, что он вполне верил тому, что говорил, и, во-вторых, что он отнюдь и не подозревал, что произвел грабеж, а очень наивно думал, что воспользовался только своим правом. Для этих господ общественное бедствие вместо праздника, а чужое несчастие вместо лакомого пирожного <…>».
«Наша общественная жизнь»: 6, 137
«Если судьи неправедны, если администрация злоупотребительна, если общество цепенеет под игом безгласности – все это им на руку, потому что потворствует их наглости, запугивая и систематически придавливая ту среду, в которой они действуют. Наружность эти люди имеют самоуверенную, глаза алчные и бесстыжие, нос поднюхивающий, рот широкий, череп непомерно толстый».
«Наша общественная жизнь»: 6, 137
«<…> так называемый жулик, но и всякий другой человек, как бы он ни был сыт и доволен, отнюдь не должен рассчитывать, что этому довольству и сытости не будет конца; это правило, которое не терпит никаких исключений и против которого мы, к несчастию, всего больше грешим».
«Наша общественная жизнь»: 6, 140
«Милая ветреность и откровенная, непринужденная кокетливость – вот те драгоценные свойства, которыми эта почтенная газета уловляет в свои сети читателей».
«Наша общественная жизнь»: 6, 141
«Когда человек молод, внутренняя сила еще ключом кипит в груди, он думает, что этой молодости, этой силе никогда и конца не будет. А так как всякой силе свойственна известная доля гордости и даже фанатизма, то вот и мечтается молодому человеку, что краше-то его, молодого, и на свете нет, и что уж если он что выдумал или сказал, так уж лучше той выдумки или слова никому ни выдумать, ни сказать не приводится. И идет оно таким образом до самых преклонных лет, и думается молодому человеку, что он все еще молодой человек, покуда вдруг не получит откуда-то щелчка в нос».
«Наша общественная жизнь»: 6, 145
«Толпа отчетливо понимает выгоды, которые представляют хорошо устроенные пути сообщения перед дурными, дешевизна производства перед его дороговизною, легкий налог перед тяжелым, но она положительно хлопает глазами и недоумевает, когда до слуха доходят такие выражения, как “свобода”, “убеждение”, “право” и т.п.».
«Наша общественная жизнь»: 6, 150
«В известные эпохи жизни идеализм, несмотря на всю спорность своего содержания, есть все-таки высшая и самая пригодная форма человеческой деятельности».
«Наша общественная жизнь»: 6, 155
«Не иметь идеала, чуждаться мысли, смотреть на жизнь с точки зрения исключительно плотоядной, вгрызаться в нее, как вгрызается в куски мяса обезумевший от голода хищный зверь, – вот качества, которые бесстыдно и самодовольно выставляет человек в подобные эпохи! и при этом не только не ощущает на лбу своем прикосновения позорного клейма, но даже одним своим появлением возбуждает в захмелевшей толпе неистовые и бессмысленные рукоплескания».