Страница 28 из 29
III. «Солдатами их не считать»
Страшным летом сорок первого подразделения вермахта рвались на восток. Танковые корпуса разрывали линии обороны русских и уходили дальше, замыкая кольцо окружения. Эти стремительные операции — «кессельшлахт », как их именовали сами немцы — являлись визитной карточкой вермахта; их действенность была многократно доказана во время войны в Польше и Франции.
На Восточном фронте операции на окружение также продемонстрировали свою выдающуюся эффективность. Котлы под Белостоком, Киевом, Вязьмой стали для Красной Армии страшными катастрофами, поставившими нашу страну на грань выживания. Для немцев они стали доказательством непобедимости вермахта.
Впрочем, германское командование сразу отметило одну особенность, отличавшую «кессельшлахт» в России от такой же операции на Западе. Если на Западе попавшие в окружение части противника немедленно сдавались, то на Восточном фронте они продолжали упорное, хотя и зачастую бессмысленное сопротивление.
«Пленных было очень много, — вспоминал о кампаниях в Польше и Франции командир танкового подразделения лейбштандарта СС гауптштурмфюрер Авенир Беннигсен. — Отношение к ним было с нашей стороны почти рыцарское. Солдат часто отпускали домой, а офицеров депортировали практически без охраны. Если с польскими офицерами отношения были почти товарищеские, то с французами и подавно. Все строили из себя джентльменов... Как, например, проходил процесс сдачи в плен французов? Это была не просто разрозненная толпа. Действие разворачивалось вроде героической постановки «Гибели богов» Вагнера. Выстроена французская рота — все небритые, поднявшие руки. Перед ней офицеры. Появляются «товарищи» немцы. Французский офицер откуда-то почти неуловимым движением достал палаш (а воевал без него), отсалютовал и протянул немцу. И вся рота дружно зашагала, правда, как пьяная, не в ногу, к сборному пункту или в лагеря. Умирать за Родину французы не хотели»176 .
На Восточном фронте все было совсем по-другому.
«Мы не наблюдали массовой капитуляции, — писал в отчете генерал Герман Гейер, чей 9-й армейский корпус участвовал в создании и ликвидации Белостокского котла. — Однако число пленных было огромно. До 9 июля IX корпус захватил более 50 000 русских — несмотря на то, что в некоторых случаях они сражались весьма мужественно и ожесточенно...» Через несколько абзацев генерал вновь вернулся к столь поразившему его факту: «Все русские отряды от границы до Минска не капитулировали, но были рассеяны и уничтожены»177 .
В Прибалтике советские войска также не стремились сдаваться в плен. «Пленных было мало! — восклицает летописец группы армий «Север» ВернерХаупт. — Крупные соединения в стороне от дорог отходили в полном боевом порядке»178 .
В ОКХ шли срочные донесения: «Если на Западе и в польской кампании окруженные силы противника с окончанием боев в основном почти добровольно сдавались в плен на 100%, здесь это будет происходить совершенно иначе. Очень большой процент русских укрылся в больших, частично не прочесанных районах, в лесах, полях, болотах и т.д., русские в основном уклоняются от плена»179 .
Упорное сопротивление русских хоть и стало неприятной неожиданностью, но на исход окружения повлиять не могло. Общевойсковые армии, следовавшие за танкистами, выстраивали внутреннее кольцо и рассекали оказавшиеся в котле советские части до тех пор, пока те не теряли управление. Некогда вполне боеспособные подразделения Красной Армии распадались на мелкие группы, каждая из которых спасалась самостоятельно — и тогда захватить тысячи и десятки тысяч пленных не составляло особого труда.
Тем более что в первый месяц войны ни бойцы РККА, ни их командиры, ни даже (как мы увидим впоследствии) руководство страны не видело ничего особенно зазорного в сдаче в плен. Войны без пленных не бывает — такова жизнь!
...Жарким августом сорок первого за сотни километров к востоку от наступающих германских войск по бескрайней Волге неторопливо поднимался пароход. Знойное солнце ползло по безоблачному небу, от воды тянуло прохладой, а на верхней палубе толпилась, рассматривая окрестности, молодежь. Девчонки пересмеивались, парни рассказывали небылицы, и все до одного верили, что за этим прекрасным и солнечным днем наступит другой, такой же прекрасный и солнечный. Далеко-далеко, на западных границах страны, шла война — но все до одного были уверены в том, что она вот-вот закончится и непобедимая Красная Армия, выгнав фашистов с родной земли, пойдет дальше и дальше — до самого черного Берлина. Парни направлялись в часть, девчонки — на курсы радиотелефонистов; немногие из них дожили до победного мая сорок пятого.
На стоянке в Казани борт о борт к пароходу прицепили баржу. На барже ехали они — в непривычной форме, не разумеющие по-русски. Пленные немцы.
«Пришибленные, подавленные, а рядом весело гудим мы, молодежь, уверенная, что колесо войны вот-вот повернется в другую сторону, — вспоминал о той первой встрече с врагом новобранец Юрий Глазунов. — Это позже мы их, немцев, возненавидели за все, что они сотворили на нашей земле. А тогда — делились с ними папиросами, чем-то угощали из жалости, а они приходили к нам за кипятком. Для нас пленные были выбывшими из игры»180 .
Летом сорок первого в руки к нацистам попали сотни тысяч советских военнослужащих
Эта фраза — «для нас пленные были выбывшими из игры» — по-видимому, является лучшей характеристикой советского отношения к проблеме плена в первые месяцы войны. Поэтому, когда положение становилось по-настоящему безысходным, многие красноармейцы все же предпочитали плен смерти — тем более что в немцах еще видели братьев по классу, которые вот-вот обратят штыки против фашистского режима.
Бойцы Красной Армии еще не знали, что для германских войск, продвигавшихся все дальше на восток, пленные не были «вышедшими из игры», что в этой войне слова «плен» и «смерть» становятся синонимами.