Страница 84 из 108
Трицератопс, массивный, но незлобивый пожиратель растений, закованный в самую могучую защитную броню, которая когда-либо доставалась земному животному.
В данный момент он лениво передвигался по городской улице, и можно было посмотреть на это собственными глазами.
– Подойдем поближе?
– Конечно!
Отец и сын выскользнули наружу. На улице оказалось довольно холодно, но безветренно.
Всего в десятке метров перед ними мерно раскачивались крутые холмы трицератопсовых бедер, а следом тащился хвост, толстый, как телеграфный столб. Они не могли видеть голову зверя из-за широкого костяного ошейника, но по походке было ясно, что голова опущена, рога выставлены, а передние ноги слегка подогнуты в готовности немедленно отреагировать на опасность.
Наконец трицератопс добрался до конца улицы и уперся в высокую каменную стену, справа и слева от которой возвышались стены соседних домов.
Это был тупик.
«Ему придется повернуть назад!»
Они стали отступать к калитке, но тут же замерли на месте в изумлении.
Трицератопс не остановился. Голова его, прикоснувшись к поперечной стене, легко и плавно погрузилась в твердую поверхность. Потом исчез костяной ошейник, передние ноги, в стену непринужденно нырнуло туловище, вплоть до объемистого крупа, пропали задние ноги… И наконец потихоньку, дюйм за дюймом, в каменной стене растворился хвост, от основания до тоненького кончика.
Трицератопс пропал. Без всякого следа.
Утром отец заторопился на работу, а сын в школу, и они вышли из дома одновременно.
Обменявшись красноречивыми взглядами, они подошли к каменной стене, перекрывающей дорогу. Постучали по ней, пощупали тесаные камни, но не обнаружили ничего необычного.
Стена стояла нерушимо, как скала, твердо блокируя путь.
Не обнаружилось никакого ущерба ни в беленых стенах боковых домов, ни в застекленной террасе дома, стоящего за поперечной стеной.
– Я читал о случайных проходах между разными измерениями, – сказал мальчик.
– М-м… да. Но это всего лишь гипотезы.
– Почему гипотезы?
– А что такое, по-твоему, гипотеза? Это когда ты говоришь, что вещи могут быть устроены так или этак, но не можешь ничего доказать.
– Значит, проходов между измерениями не бывает?
– Видишь ли, кто-то выдвинул такую идею. Может быть, они существуют, а может, и нет. Но если ты полагаешь, что они все-таки есть, тогда эта стена является линией контакта. Или порогом между нашим миром и миром трицератопсов, который существовал десятки миллионов лет назад. Однако на самом деле ты волен объяснить это явление любым другим способом, который тебе понравится.
– Каким, например?
– Допустим, ты говоришь, что мир, в котором мы с тобой живем, и мир трицератопсов существуют одновременно. Тогда не надо скакать взад-вперед через случайно возникающие и пропадающие пороги, потому что мы и трицератопсы пребываем в одном и том же времени, но только с крошечным сдвигом. Вот почему мы иногда можем заглянуть в иной мир, а его обитатели способны увидеть нас. И эта вторая гипотеза, как мне кажется, гораздо лучше объясняет положение вещей.
– Почему?
– Видишь ли, я всерьез задумался на эту тему сегодня утром, когда ощутил в квартире резкий запах животного. И вспомнил, что чувствую его уже не в первый раз. Это происходит уже два или три месяца.
– Ты хочешь сказать, что трицератопс входил в наш дом?
– Вот именно.
– А другие тоже могут его увидеть? Как мы?
– Может быть. Но ты знаешь, как устроены человеческие головы. Мы, люди, обычно стараемся отрицать абсолютно все, что принято считать невозможным. Это своего рода защитный инстинкт. Поэтому, если мы даже что-нибудь такое видим или чувствуем, то автоматически выбрасываем из сознания. Предпочитаем не видеть, не слышать, не знать… А если ты видишь или слышишь то же самое второй, третий раз, на выручку приходит так называемый здравый смысл, и тогда ты смеешься и говоришь: «Это все нервы!» или «Что за идиотская мысль!». На том все и кончается.
– А если не кончается?
– Тогда ты становишься изгоем. Приличные люди больше не желают иметь с тобой дело.
Мальчик задумчиво кивнул, а потом вдруг рассмеялся.
– Что тут смешного?
– Да, в общем, ничего. Просто я подумал о маме. Я, конечно, ничего не сказал ей о том, что видел ночью. А если бы рассказал? Что бы тогда произошло, как ты думаешь?
Теперь улыбнулся и отец.
– Боюсь, ничего хорошего… Всякие неприятности. Визит к психиатру. Разве только она сама вдруг увидит ту же картинку.
– Думаю, мне не следует рассказывать об этом и моим друзьям.
– Разумеется. А теперь пойдем, уже пора. Вечером у нас найдется время побеседовать.
Отец и сын дружно зашагали по улице, перебрасываясь шутливыми репликами и радостно хохоча по пустякам. И каждый раз, завидев соседей, весело восклицали:
– Доброго вам утра!
– Доброе утро!
После той ночи отец с сыном часто видели динозавров. Иногда, любуясь закатом, они замечали промелькнувший силуэт внушительного крылатого создания, именуемого птеранодоном. Однако из тех тварей, что предпочитали топтать землю, им на глаза попадались исключительно трицератопсы.
Местные условия обитания, по-видимому, больше всего привлекали именно этот вид динозавров. Однажды один из них мирно задремал в гараже: голова огромного зверя странным образом совместилась с их семейным автомобилем, и казалось, будто сама машина отрастила рога и забавно похрапывает. Они видели, как другой гигантский динозавр осторожно перешагнул через голову напуганного, громко плачущего ребенка.
Все эти видения неизменно оказывались трицератопсами. Иногда отец и сын замечали их даже среди бела дня, но только в виде неясных бледных теней, лишенные всяких красок динозавры важно прогуливались по залитым ярким солнечным светом улицам.
Но даже когда динозавров совсем не было видно, их тем не менее можно было услышать и обонять. Густой, всепроникающий животный запах. Низкое раскатистое ворчание. По ночам то и дело какая-нибудь самка трицератопса принималась издавать звучные музыкальные клики, призывающие брачного партнера.