Страница 63 из 108
– Ну ладно, – сказал он, слегка поводя могучими плечами. – Поскольку в нынешнем году у нас довольно много претендентов, я вынужден сократить свое вступительное слово и вызвать первого участника. – Над лужайкой пронесся дружный вздох нескольких тысяч людей, подозрительно похожий на вздох облегчения. – Однако после Состязания я продолжу свою речь специально для тех, кто никогда не упускает возможности узнать что-нибудь новенькое. Вернемся же к нашей программе… Как всегда, порядок выступлений был определен с помощью жребия для каждой квалификационной категории. Первым продемонстрирует нам свое искусство младший маг Вернер Тафт из Германской Гештальт-республики. Доктор Тафт порадует нас сеансом, э-э-э… овощной магии.
Тафт поднялся на сцену, держа в каждой руке по большому кочану капусты. Остановившись у края помоста, он начертал в воздухе магический знак, и крестоцветные, оттопырив наружные листки, встали на них, как на ноги, и принялись расхаживать из стороны в сторону. Маг сделал следующий жест, и кочаны, отогнув еще листы, которые служили им вместо рук, совершили несколько передних или задних сальто. Какой именно акробатический номер они исполнили, определить было нелегко, так как никто не мог сказать, где у капусты зад, а где перед. В целом, однако, для младшего мага иллюзия выглядела достаточно реалистично. Под конец оба кочана с такой скоростью замахали листочками, что поднялись в воздух и неуклюже затанцевали в воздухе, однако стоило им приблизиться к плечам Тафта, как иллюзия внезапно разлетелась вдребезги. Кочаны тоже. Вся сцена оказалась засыпана измочаленными и переломанными капустными листьями. Несколько мгновений гештальт-немец ошарашенно смотрел на весь этот мусор, потом побрел к выходу со сцены. От стыда он низко опустил голову, и ему было невдомек, что капустные листья маршируют следом.
Когда лама Го поднялся на помост, чтобы объявить следующего выступающего в категории младших магов, его и без того темные глаза казались черными, как грозовое небо, и разве что не метали молнии. Винкас, который собирался посвятить первую половину Состязания медитации и концентрации, не мог оторвать взгляда от сцены, на которой один за другим терпели фиаско младшие маги. В его душе боролись сочувствие и стыд. Неужели, думал он, во всем этом действительно виноват Кирстану? Но как мог обыкновенный полумаг добиться столь сокрушительного эффекта?
Следующие три часа обернулись настоящим кошмаром. Один провал следовал за другим, несмотря на то, что от категории к категории уровень магического мастерства повышался. Некоторые номера просто не удавались, другие заканчивались скандалом. Например, танцующие языки пламени, которые демонстрировал полумаг Лакшми Шива, прыгали и вытягивались так, что угрожали подпалить бороды и брови зрителей в первых рядах. И хотя иллюзорное пламя не могло быть горячим, это оказалось небезопасно: добротно сделанная иллюзия вполне могла вызвать ощущение боли и настоящие ожоги у людей, чей джинн обладал достаточно высокой чувствительностью. Одной богатой женщине, сидевшей в первом ряду, магическое пламя так сильно опалило глаза, что она временно утратила зрение, и ее, жалобно стенающую, на носилках отнесли в шатер целителей.
Из Ангельских Труб мадам Корселу вылетали не только звуки, от которых страдальчески кривились даже те, кто был напрочь лишен музыкального слуха, но и брызги слюны, достигавшие чуть ли не последнего ряда слушателей. Чадран Римпаш пытался продемонстрировать свой знаменитый номер, когда какое-нибудь небольшое животное или растение на глазах зрителей увеличивалось до гигантских размеров, но и его постигла неудача. Крошечная мышь-полевка, которую незадачливый полумаг посадил себе на ладонь, внезапно и без всякого предупреждения превратилась в чешуйчатое, клыкастое чудище с громоподобным голосом. Тварь спрыгнула со сцены и во всю прыть промчалась по поляне, оставляя на мягкой земле глубокие следы-вмятины, какие порой находят в триасовых отложениях, а четырнадцать зрителей с переломами и ушибами различной степени тяжести оказались в шатре целителей.
Единственной причиной, помешавшей массовому исходу публики, было то обстоятельство, что никто из зрителей не решился первым броситься наутек под тяжелым взглядом ламы Го, громовым голосом призывавшего собрание к мужеству и порядку.
– Мы не должны позволять какому-то отщепенцу, отныне и навсегда изгнанному из Зен-Лу… – («Кирстану!…» – прошипел кто-то за спиной Винкаса таким голосом, словно бранился.) – …испортить нам праздник. Теперь уже нет никаких сомнений, что налицо вопиющая попытка сорвать наш ежегодный магический фестиваль. Недаром этот субъект назвал своего импа именем Кюрт, что является анаграммой слова «трюк»!… Ничего подобного не случалось с того трагического дня, когда маг Казан, да упокоится в мире его дух, сошел с ума и перекусал множество людей. В связи с особыми обстоятельствами судьи обещают быть снисходительными к участникам. Что касается уважаемых зрителей, то я рекомендую им последовать совету древнего мудреца и философа Риши и наслаждаться тем… тем, что у нас есть.
Тут Винкас невольно вздрогнул. Он жалел раненых и испытывал самые нехорошие предчувствия относительно того, что может произойти во время его выступления, но теперь к этим чувствам добавилось и ощущение собственной вины. Судя по тому, что он услышал, о его подозрениях относительно Кирстану стало широко известно, и теперь многие в городе были убеждены в виновности молодого полумага. Каким путем могли распространиться эти слухи, маг догадывался. Таката вне подозрений, зато Мьюригам слыл известным на весь Зен-Лу сплетником.
В знак уважения к Зо-Хару выступление Шломо Леви было запланировано непосредственно перед состязанием магов-мастеров.
Несмотря на многочисленные разочарования, которыми был полон сегодняшний день, Леви поднялся на помост бодрой, почти беспечной походкой. Через плечо у него висел большой мешок. Опустив его на пол, израильтянин выпрямился и заговорил, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, чтобы охватить всех собравшихся на поляне зрителей.