Генеральша. Love story

У здания мэрии бурлила огромная лужа. По ней шлепали сапогами, брызгая грязью, иррийцы в коричневой форме. На входной двери красовалась новая вывеска: «Особая служба», и тут же – объявление: «Требуется секретарша, владеющая местным языком».

Варя остановилась в нерешительности. Это, пожалуй, получше, чем мыть посуду или таскать подносы в кафе. Помедлив, она робко скользнула внутрь, стараясь не привлекать внимание солдат.

Перед дверью с надписью «Отдел кадров» толпились в некоем подобии очереди молодые женщины. Очередь медленно продвигалась. Претендентки выходили, как в воду опущенные, безнадежно отмахивались от расспросов. В узком коридоре было душно, присесть негде. Варя устала ждать, виски раскалывались от сигаретного дыма.

– Пойду прогуляюсь, – предупредила она девушку, что была за ней. – Вернусь через несколько минут.

В мэрии был внутренний двор с садиком, раньше мэр принимал там официальных гостей. Варя смутно помнила, как туда пройти. Когда она вышла в сад, сердце ее сжалось. Многие деревья были порублены, на земле виднелись следы костров. Под ногами ей почудились кровавые потеки.

Противоположная дверь распахнулась, во двор вытолкнули седого мужчину со связанными за спиной руками. Варя узнала его: это был военный комендант Энска. Следом волокли двух обнаженных женщин – его жену и старшую дочь, – и маленького сына, еще дошкольника. Варя вздрогнула, предчувствуя ужасное. Ее не было заметно за кустами, но она хорошо видела полковника, который еще совсем недавно не был седым, и его плачущих домочадцев.

Один из иррийцев достал лист бумаги и занудным голосом с противным акцентом стал зачитывать:

– «Никитин Сергей Валерьевич по решению комиссии особой службы приговаривается к смерти за то, что являлся полковником армии Союза Метагалактики, – последние слова он выплюнул, выражая явное презрение к этому государству, – и пытался организовать сопротивление оккупационным властям. Его семья, оказывавшая ему поддержку и укрывательство, также приговаривается к смерти. Родственникам женского пола дана отсрочка исполнения приговора в одну неделю, дабы они могли послужить это время удовлетворению всех, кто пожелает…»

Раздалось два выстрела. Полковник тяжело рухнул на землю. Маленького мальчика отбросило к дереву, и он сполз по нему, непонимающе хватая ртом воздух. Клетчатую рубашечку залило красным.

У Вари зазвенело в ушах. Она не могла оторвать взгляд от крохотного тельца. Малыш был ненамного старше Ирочки. К горлу подступила тошнота.

Женщины заголосили. Вдову коменданта швырнули на пенек, пятнадцатилетнюю девчонку – прямо на землю. Иррийцы смеялись. Варя не удержалась, ее вырвало. Ее все еще не видели. Она попыталась уползти, но в глазах вдруг стало темно.

Когда она очнулась, Солнце стояло в зените. Неверными руками она кое-как почистила одежду и, пройдя прокуренным коридором, вышла из здания. Ее шатало. Мысли о работе испарились.

– Что так рано? – встретила ее Инга. – Нашла что-нибудь?

Она молча покачала головой, без сил опустилась на стул в кухне. Инга налила кофе. Варя отпила глоток, и ее опять вывернуло.

– Да что с тобой? – Инга забеспокоилась. – Изнасиловали по дороге?

Глотнув воды, Варя прерывающимся голосом рассказала, что произошло в мэрии. Инга мрачнела с каждым словом.

– Ну, гады… и ребенка!..

Не успела Варя окончательно прийти в себя, как в квартиру требовательно постучали. Инга с тяжким вздохом пошла открывать. Ввалились трое самодовольных хмырей в коричневой форме.

– Перепись населения. Давайте документы!

Инга принесла свой паспорт.

– У меня нет документов, – пролепетала Варя.

– Что значит нет? Не морочь мозги, женщина, не то разбираться будем в комиссии.

– Меня выгнали из дома, – всхлипнула Варя. – Не дали взять даже белье!

– Адрес!

– Улица Гоголя, четыре, квартира семь.

– Мы проверим, – хмуро пообещал ирриец. – И если ты соврала хоть в чем-нибудь, белье тебе вообще не понадобится.

Среди ночи их подняли с постелей.

– Сейчас, сейчас, – раздраженно протирая глаза, Инга поплелась открывать. – Господи, никакого покоя ни днем, ни ночью!

За дверью снова стояли трое коричневых, на этот раз другие. Один – с блестящим треугольником на рукаве, судя по всему, старший по званию. Он нетерпеливым жестом отстранил Ингу с дороги, вошел и указал на выползшую из комнаты Варю.

– Затонская Варвара Михайловна?

У него в руках был Варин паспорт. Она поспешно кивнула.

– Где Роман Затонский?

Варя опешила. Она не ждала, что ее будут спрашивать об этом.

Офицер истолковал ее молчание как нежелание говорить.

– Я спрашиваю, где он? Нам известно, что генерал Затонский около недели назад прибыл в Энск. Где твой муж, дерьмо и моча?

– Он… он умер, – выдавила Варя. Ей и так было тяжело, а теперь они заставляли ее вспоминать об этом.

– Да ну? – саркастически переспросил офицер. – Здоровый мужчина – бац, и умер в течение недели?

– Он погиб.

– Н-да? В рядах защитников Энска его не было. Машинка задавила?

Варю коробил его откровенно издевательский тон. Разве можно вот так говорить об умершем? Впрочем, она уже начинала понимать, что от этих коричневых можно ожидать любого кощунства.

– И где же он похоронен? – допытывался ирриец.

– Н-нигде…

– Вот как? Оставлен на растерзание бродячим дерьмоглотам? Непохоже, очень непохоже на любящую жену… да и на простую знакомую даже!

– Я говорю правду! – закричала Варя. – Я не могла его похоронить, я и сама едва ноги унесла. Он погиб при пожаре на складах, его завалило, я ничего не могла сделать. Честное слово…

– На складах? Ловко придумано, – он кивнул подчиненному. – Передай, пусть ищут труп. А ты, дрянь, учти… – он сунул Варе под нос кулак.

Шпулька не смогла стерпеть такой агрессии по отношению к своей хозяйке. Она прыгнула из угла со злобным рычанием и вцепилась иррийцу в ботинок. Тот рванул из кобуры пистолет, короткая вспышка – и верная собачка, разжав в агонии челюсти, распростерлась на ковре.

Он перевел ствол на Варю, потом опустил. Брезгливо вытер с ботинка собачью слюну первой попавшейся тряпкой – это оказалась бархатная Ингина юбка.

– Ты не отделаешься так легко, как твоя шавка. Если скрываешь что-нибудь, из-под земли достанем!

Он сделал сопровождающим знак, и они ушли. Варя опустилась на колени возле бездыханной Шпульки. Губы ее дрожали.

– Знаешь, с тобой рядом находиться опасно, – поежилась Инга. – Еще попадешь под горячую руку ненароком.

– Хочешь, я уйду? – безнадежно предложила Варя. – Только о девочке позаботься.

– Куда ты уйдешь? – вскинулась Инга. – Не завтра, так послезавтра эти ублюдки вернутся, тебя не найдут… твою Иринку и меня – к ногтю за укрывательство! Нет уж, сиди дома, как мышь. Даже не вздумай выходить на улицу.

Днем, после обеда, явился тот же офицер. Он прошел с сопровождающими прямо в комнату. Ирочка, смотревшая книжку с картинками, пискнула и спряталась за кресло.

– Тело Романа Затонского на складе не обнаружено, – сказал он зловеще. – Не пора ли образумиться и начать говорить правду?

– Клянусь, я говорила только правду! – взмолилась Варя. – Был сильный пожар, перекрытия рухнули… все могло сгореть.

– Могло, – хмыкнул он. – Какая чудесная версия, а? Свалим все на огонь, он бессловесный, отпираться не станет, – он вдруг залепил ей пощечину. – Кончай дерьмо на уши вешать! Где Затонский?

– Я не знаю, – дотронувшись до горящей щеки, пробормотала Варя. – Он умер, я сама видела.

Он ударил ее по другой щеке. Она заплакала.

– Почему вы мне не верите? Оставьте меня! Я ничего не сделала.

Офицер вытер руку носовым платком.

– Ошибаешься, – сказал он. – Ты препятствуешь оккупационным властям и укрываешь вражеского генерала. Ты дорого заплатишь за это. Очень дорого.

Варя вспомнила казнь полковника Никитина и его семьи, и ее замутило.

– Если ты признаешься сейчас, мы не тронем твою дочь.