Быть Джоном Ленноном

От родителей ему достался чуткий слух на популярную музыку, и еще в детстве, слоняясь по дому, он напевал «Let Him Go, Let Him Tarry», ирландскую народную песню, возрожденную в 1945-м, когда ее исполнила Джин Симмонс в фильме военных лет «The Way to the Stars»[6]. Как-то один квартирант одолжил ему губную гармошку и, увидев, как мальчику нравится играть, пообещал подарить такую же, если тот выучит мелодию на следующее утро. Джон выучил две мелодии в мгновение ока – и получил подарок на Рождество. «То было одно из лучших мгновений в моей жизни: день, когда мне подарили первую гармонику», – вспоминал он. И на этом он не остановился: накопил карманных денег и купил себе самоучитель игры на гармонике. Юный Леннон уже ясно проявлял свои намерения.

Если подаренная губная гармошка взволновала его и обрадовала, то один из самых мрачных моментов его детства случился в семь лет, когда Леннона отвезли к окулисту и подобрали ему очки с толстенными линзами. Он был невероятно близоруким. Двадцать лет спустя с его легкой руки очки NHS[7] в круглой проволочной оправе станут модным поветрием, но в начальной школе он смотрел на это совершенно иначе – сверстники иногда дразнили его «четырехглазым», а потому, выходя из класса, он срывал очки и прятал их в карман. Привычка сохранится надолго – он продолжит делать так на публике вплоть до середины шестидесятых.

Не сомневаясь в учебных успехах Джона, Мими, должно быть, гордилась тем, что ее поощрение приносит столь скорые плоды. Вечерами они с Джоном часто сиживали за обеденным столом: Джон писал и рисовал, Мими – читала. Хоть она и была во многом строгой, вместе они немало смеялись: он всегда мог развлечь ее придуманными словечками и легкомысленной детской наивностью, и с ним было хорошо – возможно, с ним Мими ладила даже лучше, чем с мужем.

Но таким Джон был дома. В школе он был другим. С самых первых дней он затевал ссоры на детской площадке и быстро прослыл хулиганом. «Тихоня в уголку – нет, это не про него, – говорил в 2009 году в интервью газете Guardian комик Джимми Тарбак, который в то время тоже учился в “Давдейл”. – Если где поднимется шум, значит, там Леннон… “Трудным ребенком” он не был, но никому ничего не спускал».

«Внимания хотелось, вот я и злобствовал, – объяснит позже Джон. – Я жаждал верховодить. Это как-то поприятнее, чем быть одним из слюнтяев. Я хотел, чтобы все делали то, что я скажу, смеялись над моими шутками и признавали меня главарем».

Почему он хотел верховодить и почему сквозь эту призму его характер преломлялся всю жизнь – этого он никогда не разглашал или, возможно, не понимал. Но именно в стремлении биться за главенство – хотя чаще на словах, а не в драке – и в том, чтобы немедленно наносить ответный удар, он нашел самый быстрый путь к становлению. Родившись в октябре, он, скорее всего, оказался старше многих в классе – наверное, это помогало ему и на детских площадках. Но его всегда отличала зрелость, противоречившая возрасту. Он казался более взрослым, чем был, и более умудренным, чем сверстники, – с этим намеренно певучим растягиванием слов, с этими речами, пронизанными сарказмом и в то же время неоспоримыми…

Но может, было не только это? Школа стояла на дороге из пригорода в Ливерпуль. В ней явно было немало «крепких орешков». Первые шаги в жизни Джон делал на суровой земле. Может, он очень рано понял, что внешний мир может быть враждебным – и если он хочет найти в нем свое место и сохранить его, то придется стоять за себя и разбираться с соперниками точно так же, как с задирами в школе? Может, он и правда, как однажды предположит Пол Маккартни, заключил себя в скорлупу?

Как бы там ни было, эта черта – непрестанное бунтарство – останется с ним навсегда. Он почти никогда не упускал возможности пошутить – и почти никогда не отступал в споре, а в припадках злости разражался руганью, с чем придется столкнуться почти всем его близким. Он будет редко просить прощения, хотя не раз изменит мнение о людях, которых обидел. «А, да я просто трепал языком», – будет постоянно оправдываться он, когда ему напомнят об особенно жестоких оскорблениях.

Но эта жестокость, воплощенная в словах, была его неотъемлемой частью – еще одной стороной человека по имени Джон Леннон.

3. «Чем промышляла моя банда? Так, тырила в лавках по мелочи да стягивала трусишки с девчонок…»

Сразу за Менлав-авеню была Вэйл-роуд, тихая улочка, вдоль которой в основном тянулись двухквартирные домики. В семь лет Джон встретил там лучшего друга детства, с которым будет близок всю жизнь. То был блондинистый паренек по имени Пит Шоттон. В «Давдейл» он не учился, но они виделись после школы и вскоре стали не разлей вода. У Пита уже были друзья, когда Джон переехал в Вултон, – Айвен Вон и Найджел Уолли. Но с участием Джона они вскоре составили квартет, и Леннон быстро взял на себя роль лидера.

Сперва дружба строилась на мальчишеских шалостях и воображаемых играх, в которых мальчишки воплощали чумовые задумки Джона – то в саду на заднем дворе у кого-нибудь из четверки, то в заброшенном военном бомбоубежище за домом Пита, то в окрестностях Вултона, где было немало парков и лесов. Пит в то время этого не замечал, но спустя несколько десятилетий, вспоминая детство, понял, что Джону всегда требовался спутник в затеях, особенно в озорных. «Джон отчаянно нуждался в поддержке, – напишет он. – И тот, к кому он сильней всего в то время тянулся, должен был всегда находиться рядом».

С Питом они оборвали немало яблок у соседей, но позже, когда потребность в спутнике и единомышленнике перерастет в необходимость, найдутся и другие приятели. Сначала парочка проказников «Леннон и Шоттон», потом тандем сочинителей «Леннон – Маккартни», а затем и дуэт Джона и Йоко – вот и все, если не считать нескольких мимолетных союзов на его жизненном пути.

Первым «преступлением века», которое совершат Джон и Пит, стала кража жвачки из местной кондитерской лавки. Но на этом их эпопея не кончилась – все продолжилось, когда оба стали бойскаутами и, во что еще труднее поверить, певчими в хоре местной приходской церкви Святого Петра. И когда бы Джон ни озорничал в воскресной школе – например, с силой вдавливал свою жвачку в руку регента, когда тот приказывал «Дай-ка сюда!», – на фоне позади всегда хихикал Пит. Так шалости забавляли Джона еще сильнее.

И хотя пение в хоре на свадьбах по субботам давало какой-никакой доход, а также позволило Джону впервые выступить на публике, стихари они с Питом сняли весьма скоро: обоих выгнали из хора за кражу фруктов на празднике урожая.

В то время Джон и не думал совершать преступления. Он просто хотел повеселиться. Но путь он уже проторил. Впрочем, дядю Джорджа лишь забавляло, когда племянник лгал, чтобы избежать неприятностей. «Ну, Мими, не быть ему викарием», – говаривал он.

А вот Мими не улыбалась, когда поняла, что Джон таскает деньги у нее из кошелька. По ее словам, то был единственный раз, когда она его ударила. «Видать, много в тот раз хапанул», – позже поделится мыслями Леннон. Всех остальных случаев она не заметила.

Когда Пит, Айвен и Найджел стали его первой восхищенной аудиторией, Джон быстро смекнул, что он уже сияет в лучах славы. «Я был босс моей мелкой шайки, – рассказывал он Хантеру Дэвису. – Я уже тогда знал кучу похабных анекдотов. От соседки понаслушался… Чем промышляла моя банда? Так, тырила в лавках по мелочи да срывала трусишки с девчонок». Родители других мальчиков его не любили и велели детям: с этим – не играть. По словам Рода Дэвиса, которого Джон встретил в церковном хоре, Леннону и десяти не исполнилось, а он уже прославился в округе как «ох, этот Леннон!».

То были дни расцвета вестернов, время, когда гремели «Кольт сорок пятого калибра», «Красная река», «Рио-Гранде». Дядя Джордж, несмотря на запреты Мими, не раз водил Джона, а иногда и Пита в местный кинотеатр «Вултон пикчерз». Как и все маленькие мальчики в те времена, Джон обожал вестерны и неизменно выбирал сторону краснокожих, когда он и его банда разыгрывали сражения с ковбоями и армией США. «Это так похоже на Джона… Он всегда вставал на сторону слабых», – с улыбкой будет вспоминать Мими. Конечно, историю приходилось переписать, он же был вожаком банды! Так что в битвах всегда побеждали индейцы, а предводительствовал ими Джон в головном уборе из фазаньих перьев, который ему сделала Мими. «Он ему очень нравился. Никогда его не снимал, – расскажет она. – Вот как сейчас вижу его в саду – привязал к дереву Пита Шоттона и пляшет кругом…»

6

Зд.: «Дорога к звездам» (англ.).

7

Национальная служба здравоохранения Великобритании (National Health Service). Речь идет о дешевых очках в круглой проволочной оправе, которые в послевоенные годы продавались в бюджетных аптеках NHS. – Прим. ред.