Страница 12 из 14
— Не знаю, доживу ли я тут до конца недели, — я немного смущенно опускаю ресницы, — сегодня чуть мозг не взорвался. Море инструкций. Задание от Эдуарда Александровича. Анжела Леонидовна только за сегодня сделала мне три замечания…
Анжела — заместитель Николая, менеджер нашего отдела — или просто “бестия с таймером”, которой всегда и до всего есть дело.
Кто тут явился в одежде не по форме и очень хочет штраф?
Кто сколько раз сходил на перекур — и что важно, курил дольше установленного регламентом времени перерыва.
Кто ушел на обед раньше срока? Опоздал на минуту? На две? Боже, да вы что, вам настолько не нужна эта работа?
— У Анжелы стиль жизни такой, — Николай смеется, передергивая плечами, намекая, что я зря заморачиваюсь, — если хоть кто-то из сотрудников день без замечаний проходил — это значит, что он на работу не вышел.
— Или не вышла Анжела Леонидовна?
— Ну, в теории Анжела, конечно, может не выйти на работу, — Николай задумчиво щурит свои светло-серые глаза, — на практике — у неё за три года ни одного больничного не было. И отгулы она тоже не берет.
— Может, она киборг? — неосторожно срывается у меня с языка. Впрочем, пенять на субординацию мне никто не спешит.
— Как в Терминаторе? — у Николая в глазах начинают приплясывать чертята, или мне мерещится? — Чур, в расплавленной стали мы её топить не будем. У нашего отдела без неё был ниже коэффициент эффективности.
— Ну, раз вы просите, Николай Андреевич, так и быть, давайте не будем, — драматично вздыхаю я.
И все же, до чего приятный мужик…
Долгий взгляд, загадочное молчание. Мне кажется, или что-то терпкое разлито в воздухе? Что-то, что даже мешает нам моргать.
— Я очень форсирую события, — Николай на минуту прикрывает глаза, а потом смотрит на меня цепко, будто не желая выпускать из виду ни на секунду, — но, Виктория, может, мы поужинаем? Хотел дождаться до конца вашего испытательного срока, но… Сейчас ощущаю, что ждать не хочу.
Звучит как «хочу съесть вас прямо сейчас».
Фортуна, прекрати! Я ведь могу принять твою улыбку за чистую монету.
Ладно, напомним о реальности. И себе, и фортуне. Тем более что служебный роман с новым начальником — это точно не то, что мне нужно в первый рабочий день.
— Мне жаль, Николай Андреевич, — я чуть качаю головой, без особого удовольствия, наблюдая, как улыбка на мужском лице слабеет, — меня ждет дома дочь, и я хочу приехать до того, как она ляжет спать. Я на ночь всегда ей читаю.
Возможно — это неразумно, и портить отношения с этим самым начальником — идея неважная, откуда я знаю, может, он меня завалит во время испытательного срока. Но… Вообще-то девчонки, в кабинете с которыми теперь сижу я, говорили, что он — лютейший профи, и по минимуму смешивает личное и рабочее. Кажется, одним из переводчиков инструкций к медтехнике работал новый муж его бывшей жены.
Нормально работал… Года два уже, кажется!
Так что… Так что нет, мне сейчас более-менее спокойно. Лучше сразу очертить условия моей задачи.
— Дочь, значит, — Николай произносит это задумчиво, будто разбирая слово на вкус, — да, это веский повод для отказа. Значит, все-таки в другой раз.
Надо же… Он серьезно не намерен сливаться?
— Тогда позвольте вас подвезти, Виктория, — невозмутимо заканчивает Николай, — вы же не посмеете мне отказать второй раз за вечер?
— Как грозно звучит, — я смеюсь, — а если я осмелюсь? Вы прикуете меня к батарее и будете пытать меня, пока я не соглашусь?
— К батарее? — Николай хмурится, будто прикидывая. — Черт, кажется я забыл наручники.
— Дома?
— Виктория, вы меня обижаете, — Николай качает головой все с той же насмешливой улыбкой, — в подвале. Где томится уже четырнадцать невинно похищенных жертв. Будете пятнадцатой? Я буду навещать вас чаще прочих. В конце концов, другие жертвы на японском и пары слов не свяжут.
— Какая честь, — я откидываюсь на спинку моего стула, разглядывая этот дивный образчик остроумия, — но пожалуй — я все-таки откажусь. Вы ужасно безответственны и забыли наручники. Это непростительно!
— Согласен, — Николай разводит руками, — тогда возвращаемся к вашему плану. Батарея, пытки. Или, может, будет достаточно вас скотчем к стулу привязать? Скотча у нас тут завались…
— Вопрос пыток уже определен, я так понимаю? — фыркаю я. — Метод тоже выбрали?
— Ну, конечно, — Николай округляет глаза, будто спрашивая, как это я могла в нем усомниться, — я буду петь вам, Виктория. Миллион алых роз. На японском. Поверьте — более жестокой пытки мир еще не придумал.
Черт. Черт, черт, черт.
Давно мне не попадался настолько юморной мужик…
— Так что, Виктория? — Николай чуть подбрасывает в ладони брелок с ключами от машины. — Позволите вас подвезти?
— Я живу в Люберцах, — если бы Николай был спринтером, а я — финишной линией — это был бы выстрел ему в голень.
— Ну что ж, должно же быть в моей жизни место подвигу… — Николай разводит руками и делает физиономию в духе «я же сам напросился».
Нет, ну как отказать ему еще раз после такого?
А уж тем более, что мне становится немножко плохо, когда я думаю о том, что после метро придется еще и на автобусе трястись…
А Маруська все-таки ждет. И новостей о том, как мама устроилась на крутую работу, она тоже ждет. Мой самый главный, самый важный болельщик!
— Туше, — я поднимаю вверх ладошки, — совершенно не представляю, чем еще смогу вам отбить желание ехать в такую даль.
— Вот и чудненько, — Николай кивает, — тогда поехали. Иначе сказку на ночь вы будете читать мне, Виктория. Где-нибудь на Зенинском шоссе.
Такое ощущение, что никто из нас не может остановиться в этой бесконечной пикировке.
Это как партия в теннис, и никто не хочет быть тем, кому все-таки забьют.
Весело.
Никогда не думала, что вот так буду перешучиваться аж со своим начальником. Но это — тепло. А я уже очень давно не помню, чтобы мне было тепло…
Конечно, в сказочной сказке хотелось бы, чтобы было жарко. Как в первый раз. Но тот раз… Тот раз плохо закончился. И может быть, какая-нибудь романтичная идиотка и станет тупить и желать снова обжечься — я не хочу. Больше не хочу.
Мне — достаточно и этого легкого, такого мартовского тепла. Когда можно в спокойном ритме шагать совсем рядышком с мужчиной, иногда задевая его локоть своим и безобидно перешучиваться.
Дойти до лифта — что может быть приятнее в таких условиях задачи?
Мы не одни поздние пташки — из дверей юридического отдела, расположенного с переводческим на одном этаже — да, да, мне везет как утопленнице в этом вопросе — как раз когда мы с Николаем останавливаемся у лифтов, выплетается стайка уставших парней.
Они — шумные, обсуждают детали какого-то скандального процесса, и их много. И когда они появляются — Николай будто придвигается ко мне ближе, опуская ладонь мне на плечо.
Вроде и не сексуально окрашенный жест, но, но… Но все равно, будто обозначающий «территорию». А мне немного неловко даже…
Немного… До тех самых пор, пока я не замечаю — вслед за теми младшими сотрудниками к лифтам неторопливой походкой шагает и Ветров. И смотрит на меня. И на руку Николая на моем плече…
Нет, я не хочу её стряхнуть.
Я только хочу, чтобы эта рука лежала где-нибудь пониже…
8. Вкус сумасшествия
Какого черта, а?
Я останавливаюсь напротив лифта и хочу каким-нибудь магическим образом найти в кармане топор. Ну, или хотя бы удавку. Потому что…
Имеет же наглость! Прямо при мне! И при прочем «честном народе» стоять так близко к своему начальнику, что, уже не приглядываясь, видно, сколько видов друг на дружку они имеют.
Какая жалость, что в Рафарме нет запретов на служебные романы. Потому что Викки его явно не хватает. И дня её тут не прошло, а она уже подцепила Ольшанского. Чертова вертихвостка!