Страница 2 из 60
— Ты собираешься перепихнуться по старой памяти со своей школьной любовью, когда ты будешь в городе? Ведь это именно то, что происходит, когда люди приезжают на похороны, не так ли? — спрашивает Рей. Она слегка надувает губы, но не злится на меня. Она, несомненно, расстроена тем, что не может присоединиться ко мне. Ей невдомек, что ее слова разозлили меня. Я поворачиваюсь к ней спиной, поднимаю свою футболку с пола и быстро натягиваю ее, хватаю чистые боксеры и надеваю их. Меня не покидает ощущение, что моя кожа будто источает жар и покалывает одновременно.
— Нет. У меня не будет никакого секса со школьной возлюбленной.
— Она что переехала? Или вы расстались ни на хорошей ноте? Как было ее имя?
— У меня не было никакой школьной возлюбленной. Я был девственником, пока мне не исполнилось восемнадцать лет.
Я выплевываю слова, надеясь на то, что Рей услышит, насколько резко и гневно они раздаются, что больше не станет доставать меня своими расспросами, но временами она бывает слегка рассеянной. Несмотря на то, что прекрасно слышит, что я и мои слова звучат раздраженно, это только забавляет ее и разжигает интерес.
— Но ведь ты кого-то любил в старших классах школы, так? Должен был. Все были влюблены в кого-то старших классах школы.
— Нет. Не я.
— Лгун.
Она поднимается обнаженная с кровати и направляется на балкон. Рей выкидывает за балкон окурок косяка с марихуаной и прислоняется к стене, смотря на меня. Скрещивает руки под грудью, на которую я кончил двадцать минут назад, и приподнимает бровь, смотря на меня.
— Я трахала учителя физкультуры, когда мне было шестнадцать. Он был моей школьной любовью.
— Почему-то меня эта информация совершенно не удивляет, Рей.
— Он был женат. Также у него было трое детей. Я была очарована тем фактом, что вся его спина была покрыта волосами. Все маленькие вонючие панки в то время еще пытались отрастить волосы на своих яйцах, а Майк был просто покрыт волосами с ног до головы.
— Это не очень приятные детали.
— То, что мне нравились волосатые парни?
Я бросаю стопку журналов на кровать, собираясь читать их в самолете, и затем наклоняюсь, чтобы заглянуть под кровать. Мои туфли должны быть где-то там, я знаю это.
— Нет, что ты трахала женатого мужчину с тремя детьми, и что ты, похоже, даже не паришься на этот счет. Это немного раздражает. Черт. Там нет проклятых туфлей. Бл*дь.
— Он был тем, кто обманывал, Калллан. Он врал своей жене и детям, выбирался из дома по ночам. Говорил, что идет играть с друзьями в боулинг после работы, когда на самом деле встречал меня в мотеле, чтобы трахать мою шестнадцатилетнюю киску.
— И ко всему прочему он был лгуном и педофилом. Просто замечательно. Не видела, тут стояла пара кожаных туфель?
— Он не был педофилом. В штате Мерилэнд совершеннолетие наступает в шестнадцать. Я была совершеннолетней.
Я выпрямляюсь и смотрю на нее.
— Ну, тогда это нормально
— Почему ты такой злой, малыш? — Рей отталкивается от балконной стены и проходит вовнутрь. Она кладет ладони на мою грудь и издает легкий мурлыкающий звук, как когда я вхожу в нее. — Ты что так разозлился? Потому что я трахала взрослого мужчину, когда училась в школе, а ты не трахал никого?
— Сколько ему было? — спрашиваю я.
— Тридцать восемь, — говорит Рей гордо, встряхивая волосами. Она смотрит на меня, вызов блестит в ее ярко-голубых глазах. — Это даже забавно, — говорит она. — Я только поняла. Это означает, что даже тогда он был на девять лет старше тебя сейчас.
— Ага. Прям не могу, как это забавно. — Но я не смеюсь. Беру ее руки и убираю прочь со своей груди. Я не чувствую особого желание предаваться воспоминаниям о том, как она трахала грязного старого извращенца, который пользовался ей. Это немного странно, что она этим еще и гордится.
— Да ты ревнуешь, — шепчет она очарованно, держа руки у своего лица так, что может по-детски прикусывать свои ногти. — Каллан, ты сейчас жутко ревнуешь. Это просто фантастически.
Я склоняюсь к ее лицу, так чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза.
— Нет, не ревную. Я просто устал. И мне кажется, твои моральные принципы искажены. Все дело именно в этом. Вот и все.
Она ухмыляется мне порочной улыбкой. На ее пухлых губах все еще виднеется ярко-красная помада, которые сейчас смотрятся немного распухшими от того, что я трахал ее рот не так давно. И они мне напоминают мне о ком-то другом, о ком-то, кого я люблю всем сердцем, хотя прошло уже много времени.
— Твои моральные принципы искажены тоже, придурок, — отвечает она мне моими же словами. — Ты знаешь это лучше меня.
— Видишь, вот где именно ты не права. Мои моральные принципы функционируют на должном уровне. Просто я принимаю решение не обращать на это внимания. Это просто нечто иное.
Рей выглядит так, словно собирается поразмыслить над этим.
— Так, и кто тут у нас первоклассный засранец: я, девушка которая не знает ничего, кроме того, как жить во грехе, или же ты, который грешит, с полным осознанием того, что его действия далеки от правильных?
Я улыбаюсь в ответ Рей злорадной улыбкой, ощущая, как внутри меня становится все только мрачнее.
— Я. Я — больший ублюдок. Тебе прекрасно известно это.
Она кивает, потому что согласна.
— Да, кстати, так даже написали в журнале «HighLite».
— В «HighLite»?
Рей кивает.
— Я купила вчера экземпляр. Твое лицо украшало разворот журнала, словно ты какой-то революционер или что-то в этом роде.
Ее голос таит в себе нотки какого-то неведомого мне чувства, которое напоминает что-то сродни зависти. Я давал интервью журналистке журнала «HighLite» месяц назад. Она сказала, что хочет напечатать статью о моей работе, но это не заставило меня затаить дыхание и как-то удивиться. По правде говоря, я совершенно забыл об этом до настоящего момента.
— Они написали что-то ужасное про меня?
Рей кивает.
— Столько злости. Я не представляю, что ты должен был сделать, чтобы заслужить настолько злой отзыв.
Вообще-то, она может прекрасно представить, что именно. Она не раз была свидетелем того, как я мог разговаривать с некоторыми людьми. Уголки губ Рей приподнимаются в озорной улыбке.
— Заголовок был таков: «Каллан Кросс — мудак».
— Мило. Я даже не подозревал, что в журналах позволено печать такие слова, как «мудак».
Рей пожимает плечами.
— Их журнал относится к желтой прессе. Поэтому они могут позволить себе все, что угодно.
— А что было написано еще?
Рей, откашливаясь, начинает говорить своим самым лучшим дикторским голосом, который звучит вполне убедительно.
— Он высокий, мрачный и до ужаса привлекательный, а так же он самый саркастичный фотограф Америки. В свои двадцать девять Каллан Кросс уже покорил весь мир. А сейчас он старательно пытается уничтожить все, чего достиг, одним единственным ужасающим снимком.
— Мне нравится часть про «высокого, мрачного и до ужаса привлекательного».
— Ах, да, они еще говорят там про «заносчивого и совершенного ненормального».
— Кого *бет, что они там думают о моих человеческих качествах? А что они написали о моей работе?
— «Спорная. Дикая. Взрывная. Необыкновенная». Они там употребили еще парочку прилагательных, но они уж слишком нереально звучат. Я прекратила читать спустя некоторое время. Просто смотрела на снимки под статьей.
— Они были хороши, да? — Я предоставил журналу свои фотопортреты, которые сделал год назад. Моя фигура была силуэтом, а под ним ветки деревьев и холодное зимнее небо, окрашенное фиолетово-голубоватыми оттенками, которые я поместил на фотографию. Журналистка задала мне вопрос, не создаю ли я свои портреты в программе «Photoshop», и именно отсюда началось это враждебное отношение. Я дал ей понять, что нет, я не использую «Photoshop» в своих работах. Я мог использовать фотоувеличитель, чтобы накладывать одно изображение на другое, но все это было сделано без помощи техники, в ручную. Она посмотрела на меня без особого энтузиазма, как будто ей было до этого какое-то дело, и я сразу же понял, с кем именно имею дело: с еще одной выпендрежницей, у которой есть аккаунт в Instagram, глупышка, для которой искусство обозначает применить фильтр к своей фотографии.