Страница 22 из 71
— Под вашу ответственность, Сатана, если Геральд исчезнет, перед судом окажетесь вы.
Сатана довольно улыбнувшись, чуть склонил голову. Я знал, что он уже предвкушает мое освобождение. Кроули тоже это видел и поэтому, посмотрев на Фенцио, чуть кивнул тому. Будущий престол кивнул в ответ и отошел к высокому шкафу, выудив оттуда наручники. Я знал, что это такое и тихо прорычал. Сатана досадливо цокнул языком и нервно дернулся.
— Зачем это? — спросил он, выдавая себя с головой.
Кроули криво улыбнулся и посмотрев на Фенцио, дал тому знак. Ангел подошел ко мне и посмотрел в мои глаза, прошептав одними губами: «Прости». Я хотел оказать сопротивление, но не смог, на моих безвольных руках оказались наручники. Я видел, как на них вспыхивали и перекатывались как лава древние заклинания, которые не дадут мне возможности сбежать, приковав меня к небесам. Бросив гневный взгляд на Сатану, я буквально испепелил его только одним взором. В ответ получил не менее красноречивый взгляд, тот лихорадочно соображал, что он может сделать для моего освобождения.
— Теперь вы можете уводить Геральда, Сатана, — произнес ровным тоном серафим Кроули.
Но потом он обратился ко мне, его тон был намного мягче и уважительнее, когда он начал говорить со мной:
— Мне жаль, Геральд, вы — прекрасный учитель, но таковы правила и я, надеюсь, суд решит все по… справедливости.
Слово «справедливость» молодой директор школы произнес с каким-то нажимом, как будто он мне пытался что-то этим сказать, как будто в этом крылось двойное дно. Я с искренним интересом окинул его лицо, которое на мгновение стало открытым, но его быстро вновь заволокло дымкой непроницаемости.
Я всё ещё озадаченный последней реакций Кроули, до трепета обеспокоенный за безопасность и жизнь Эммы и злой на придурка Сатану был выведен им из кабинета. Мы молча шли по коридорам школы. Встречавшиеся ученики смотрели на нас обеспокоенно, многих я знал, они здоровались со мной, искренне поддерживая, что читалось в их глазах. Я улыбнулся пониманию того, что всё-таки приобрел авторитет и уважение за долгую службу в школе ангелов и демонов. Я бросил мрачный взгляд на Сатану, для которого я сделал в миллион раз больше, но так и оставшись рабом, наивно полагая, что сила решает всё. Но когда, сам того не ведая, Сатана в нужный момент избавился от меня как от ненужной вещи, подставив, обвинив в том, в чем сам был повинен, тогда он не знал, да и я, собственно, тоже, что спустившись в самый низ демонической карьерной лестницы, привязанный к земной человеческой Душе, я пойму, что сила ничего не решает.
Искрящиеся неподдельным счастьем в моем присутствии изумрудные глаза моей девочки, её искреннее беспокойство и забота обо мне, перекрестие запахов розы и цитруса, остановившееся для неё где-то посередине, утренняя солнечная энергия, настолько живая и безумно радующая, заражавшая моё темное существо тягой к жизни, заставлявшее каждый раз моё сердце сжиматься от нежности, трепет её теплого красивого тела, мягкие податливые губы, счастье, которое я познал с ней своей чувственной стороной: всё это заставляло меня понимать, что всё, что нам нужно - это только любовь.
Я, злобный, древний демон, сделавший когда-то свой выбор, падший с Сатаной, видящий перед своим взором всегда только тьму, наказанный за это извечным отчаянием и унынием, не помнящий родства, не помнящий ничего из своей прежней жизни, суровый воин, убийца, не знающий жалости, признающий только одного хозяина — Сатану, который склонил к себе только силой, я упал к твоим ногам, Эмма, потому что ты привязала к себе, не привязывая, я полюбил тебя, потому что ты полюбила меня, отозвавшись на движения твоей прекрасной души, постепенно исцеляя то, чего я думал у меня нет — мою душу. И я подарил тебе часть моей души, уголок, где я счастлив, единственный осколок памяти, оказавшись в смятении, увидев, как это место стало оживать в твоем присутствии, как память стала отдавать мне клочки для восстановления своей книги полностью.
Ощутив нестерпимый жар преисподней, обоняв гнусно пахнущие пары серы, услышав стоны страждущих душ и увидев невеселую улыбку хозяина этих мест, я ринулся вниз, расправив свои крылья, попав в жаркий поток, чувствуя радость от полета, пускай и в пропасть, пускай в ад, пускай в неизвестность, пускай в тюрьму. Слышал, как рядом трепетали черные крылья Сатаны.
Ступив голыми ступнями горячей бесплодной земли ада, я ощутил знакомую боль. Мой ориентир в моем вечном существовании. Мрачно хмыкнул и обернулся к Сатане, тоже спустившемуся в свои владения.
Он молчал и я тоже. Снова движение, огненный воздух ада раздражал легкие, привыкшие к воздуху земной поверхности, разнообразным запахам, цветам, звукам. Я ощутил такую беспросветность этого места, что мне как волку захотелось выть: однообразие и обреченность снова стали здесь мне моими спутниками, пристроившись на плечи, почти согнув меня пополам. Мы с Сатаной зашагали в самое пекло: в адову тюрьму. Это было его гордостью, его детищем, его возможностью торговаться с Шепфой, требуя разнообразных преференций для себя и своей империи — ада.
Мы шли возле клеток с обреченными, которые протягивали мне свои руки, с иссушенной желтой кожей, облепляющей как скелет и без того худые пальцы, запястья и предплечья. Такая участь ожидала и меня. Я нисколько этим не озаботился, в голове стучала мысль об Эмме. Мне надо вернуться к ней, мне надо быть с ней, я должен защитить её. И я безумно скучал по ней. Мы зашли с Сатаной в тесную камеру, более-менее приспособленную к существованию к ней.
— Лучшая, — не к месту произнес Сатана, поведя глазами по камере и осекаясь под моим гневным и злым взглядом.
— Ой, да неужели, — проговорил я с сарказмом. — Но не жди от меня благодарности, если бы не ты, меня бы тут не было.
— Ты мне нужен, — прошипел Сатана и я увидел ужас в его рубиновых глазах. — То, что происходит… пугает меня, а у меня маленький сын– я за него беспокоюсь.
После этих слов произнесенных чуть дрогнувшим голосом, я по-другому взглянул на своего бывшего хозяина. Он не просто боялся или опасался, он был в ужасе. Я вздохнув, чуть прикрыл глаза, не думая сочувствовать, но снедаемый любопытством, спросил:
— Шепфа в курсе?
— Шепфа это не касается, он не видит угрозы себе, зато я вижу угрозу своему существованию и жизни сыну.
Он помолчал, пытаясь понять, какое произвел впечатление этими словами на меня. Я тоже молчал и мое лицо ничего не выражало. Сатана потер руки и устало откинул голову назад. Потом снова посмотрел на меня и как-то весь напрягся.
— Ты ведь помнишь заварушку, из-за которой был установлен закон Неприкосновенности? — произнес он, садясь на скамью.
Камера и впрямь была комфортной. Я сел напротив и уставился на Сатану, желая выслушать из-за чего так переполошилось его королевское пятое место. Я кивнул ему.
— Помнишь демона Мальбонте?
Я снова утвердительно кивнул и по телу прошла неконтролируемая дрожь. Даже будучи демоном я знал какое это мерзкое существо. Сатана медлил, потирая губы, слишком нервно. Я первый раз видел его таким.
— Так вот… Он вернулся, но если всё было бы так, как раньше, когда мы его доставили Шепфа на блюдце с золотой каёмочкой, я бы не так обеспокоился, ведь Шепфа убил его, — его горящий взгляд уставился на меня как будто желая прожечь во мне дыру. — Кто-то возродил древнее зло, кто-то покушается на мою жизнь и власть… Мне есть чем рисковать, Геральд, ты мне нужен…