Страница 6 из 15
В любом случае девица так и не сказала, кем была та загадочная «она». И Соболев иногда задавался вопросом, не могла ли девчонка иметь в виду куклу? Бред, конечно, но в голову то и дело лезло.
Он сделал еще один глоток кофе, переводя взгляд на другую фотографию – ту, что висела центральнее, не примыкая ни к одному из трех случаев. Но от нее тянулись стрелочки ко всем.
Потомственная ясновидящая, адепт Школы Двенадцати Сфер – или просто ведьма – Аглая, в миру Татьяна Гусарова, мелькала в этой истории с самого начала и возникала каждый раз, когда происходило новое убийство.
Ирине Рязановой она нагадала предложение, которое приведет ее к богатству, а потом и некоего «пикового короля», который будет с ней до конца жизни. В результате девушка стала эскортницей и, познакомившись на той злосчастной вечеринке с кандидатом в пиковые короли, отправилась в Грибово пытать на предмет светлого будущего портрет Хозяйки. Почему ее вдруг перестало устраивать гадание Аглаи – неизвестно.
Подруге Ивана Соколова она нагадала измену жениха, а потом еще и надоумила натравить на него Смотрителя, когда бестолковая легковерная девица решила отомстить за поруганные мечты. Позже, по ее собственному признанию, Аглая напоила самого Ивана нитразепамом, испугавшись его праведного гнева. В ту же ночь Иван погиб, совершенно не сопротивляясь убийце: спал под действием снотворного. Совпадение? Или уснувший где-то парень просто стал легкой добычей? Соболев сомневался и в том, и в другом. Не верил он в такие совпадения и случайности. Их маньяк определенно относится к организованным убийцам, поэтому и жертву он, скорее всего, выбирает заранее. И, вполне вероятно, как-то «ведет» ее к неизбежному финалу.
Тогда кто в данном случае Аглая: убийца или просто сообщник? С одной стороны, маньяки редко работают в паре, с другой – на шее Соколова остались следы крупных мужских рук.
«Видимо, это был тот, другой парень… Настоящий Смотритель», – вспомнились Соболеву еще одни показания. Возможно ли такое?
Он криво усмехнулся. Ну да, ведьма подгоняет разным сверхъестественным монстрам – Хозяйке, Смотрителю, Кукле – своих жертв, убивая их руками… Обалденная версия, в суде ей будут очень рады.
Смущало и то, что никакой прямой связи Аглаи с заброшенным лагерем и последней жертвой не наблюдалось. Если только, конечно, таинственная «она» – это не… она.
Соболев прикрыл глаза и потер лоб, но это не особо помогло стимулировать мыслительный процесс.
В третьем деле Аглая появилась, но только в качестве спутницы Владислава Федорова, который и сам по себе был довольно интересным персонажем. Он тоже возникал в каждом расследовании, утверждал, что его направляют мистические пророческие картинки, которые кто-то якобы рисует его рукой. В общем, тоже полный псих, слишком много знающий о местах преступлений и самих убийствах. Он был отчасти связан с первой погибшей девушкой: холдинг «Вектор» принадлежит его семье, но с другими жертвами пересечений не обнаружено. Влад активно старался помочь полиции в расследованиях, но порой вел себя очень подозрительно. От обвинения его защищали только слабенькое алиби на первое убийство и слепота, определенно затруднявшая подготовку столь сложных преступлений.
Имелся в деле и третий странный фигурант: Юля Ткачева, подруга первой жертвы и соседка Влада. По совместительству не то его подружка, не то действительно просто помощница. Нет, Соболев не думал, что убийцей может оказаться она, но что-то с ней было не так. Она, конечно, не называла себя ведьмой и не рисовала пророчеств, но Соболев до сих пор не мог понять, как хлипкая девчонка может разорвать веревки, которыми связаны ее запястья. А Юля это сделала, да еще и веревки каким-то образом подпалила в нескольких местах. Пожалуй, в личном хит-параде странностей Соболева эти веревки занимали почетное второе место сразу за двигающейся и посмеивающейся куклой.
Неожиданно скрипнувшая дверь кабинета отвлекла его и от размышлений, и от бесполезного созерцания доски.
– О, привет, – бодро поздоровался Михаил Велесов – следователь, ведущий дело маньяка и с чего-то вдруг решивший навестить. – Так и думал, что ты тут один.
– Здоро́во, – отозвался Соболев сонно, протягивая для приветствия руку. Ему бодрости не придал даже только что выпитый кофе.
Зато Велесов едва ли не подпрыгивал на месте от возбуждения, что сразу давало понять: пацан что-то придумал. Вообще-то он был не настолько младше, чтобы считать его пацаном, но выглядел моложе своего реального возраста лет на десять, из-за чего не совсем правильно воспринимался коллегами.
Соболев напомнил себе, что пора бы избавиться от дурной привычки считать следователя неразумным ребенком: в отличие от них всех он еще со второго убийства твердил о возможной связи и начинающейся серии. Но никто не воспринимал его слова всерьез.
Велесов бросил взгляд на доску и поинтересовался, рассеянно пожимая протянутую руку:
– Тоже думаешь об этом деле?
– Угу, – мрачно отозвался Соболев, допивая кофе.
– Надумал чего?
– Пока нет. Разве что… То ли наш маньяк в этом месяце филонит, то ли трупы лучше прятать стал.
– Вот! И я как раз об этом хотел поговорить! – радостно заявил Велесов.
Соболев удивленно приподнял бровь, категорически не понимая, чему тот радуется.
– Я заметил одну закономерность. Первое убийство произошло третьего сентября, второе – двенадцатого октября, а третье – двадцатого ноября.
– И в чем закономерность? – не понял Соболев.
– Если только нам известны все случаи, то новое убийство происходит на сороковой день после предыдущего!
К первой брови присоединилась и вторая. Соболев достал из кармана смартфон и быстро проверил по календарю. Оказалось, что Велесов снова прав.
– Может быть совпадением?
– Не думаю. – Велесов уверенно мотнул головой. – Все убийства носят явный ритуальный характер: пентаграмма эта, повторение сюжета городских легенд… Полагаю, убийство на сороковой день – это тоже часть ритуала. Тот эксперт… Ну, из Института исследований необъяснимого, помнишь? Так вот, он сказал, что пентаграмма в том виде, в котором ее рисует наш убийца, предназначена для высвобождения.
– Для высвобождения чего? – не понял Соболев.
– Он сам был не уверен, – вздохнул Велесов. – Духа, силы, энергии… Он назвал это открытием двери. Метафорической, конечно, не настоящей. Насколько я понимаю, на сороковой день после смерти человека его душа окончательно покидает землю, прописывается, скажем так, в загробном мире. Возможно, одно как-то связано с другим. Правда, пока я не понимаю, как именно.
– Да кто ж их поймет, психов этих, – проворчал Соболев. – В его голове это вполне может быть логично связано.
Он снова посмотрел на доску и добавил:
– Или в ее.
– Думаешь, это все-таки Аглая?
– Да черт его знает. Но она определенно в этом как-то замешана. Получается, следующее убийство должно произойти… – Соболев снова взялся за календарь, но Велесов, уже все посчитавший, озвучил дату сам:
– Двадцать девятого декабря.
– Надо установить за ней слежку уже сейчас. Судя по обычному уровню подготовки, все уже должно быть в процессе. Может быть, удастся понять, кто назначен жертвой, и поймать прямо на горячем.
– Именно с этим я к тебе и пришел, – улыбнулся Велесов. – И еще хотел спросить… Твой приятель… который слепой…
– Он мне не приятель, – проворчал Соболев.
– Неважно. Он ничего не рисовал больше?
– Пока не объявлялся.
– Если вдруг объявится… Дай знать, что ли. Может быть, он подскажет нам еще и место нового преступления.
– Ты правда веришь, что он рисует пророчества? – мрачно уточнил Соболев, внимательно глядя на следователя.
Тот неопределенно пожал плечами.
– Тут уже непонятно, во что верить. Мистические легенды, призраки, живые куклы, гадалки, ритуальные пентаграммы…
Соболев кивнул. Да, Федоров со своим «даром» вписывался во все это очень хорошо.