Крипипаста

Чтобы исключить всякую опасность, я подобрал нож и машинально сунул его в кобуру. И вдруг на парня нашёл новый приступ безумия. С ужасным воплем он вскочил на ноги и бросился на меня. Я выстрелил не целясь. Мимо. Парень вцепился в меня железными руками.

Я пытался его повалить, а он был как в землю вкопанный. Я стал рваться и вырвался, но уже без пистолета. Когда я увидел своё оружие в руках маньяка, то почувствовал, как моё сердце твёрдо стукнуло по рёбрам только один раз, а потом провалилось куда-то вниз.

«Сейчас меня застрелят из моего же оружия», – подумал я.

Только парень повёл себя нелогично – бросил пистолет в кусты и снова кинулся на меня. «Верни нож!» – заорал он и снова вцепился в меня. Рука будто сама потянулась, я нащупал рукоятку и со всего маху всадил безумцу нож в бок. Тут он и обмяк в моих руках.

Мои ребята подъехали быстро. А скорую пришлось подождать. К счастью, наш «дикарь» остался жив. Пуля не задела жизненно важные органы, бок я ему тоже вроде не сильно подранил.

Парня начали допрашивать сразу, как он пришёл в себя. «Дикарь» пообещал, что всё расскажет, но только тому, кто его поймал. То есть мне.

Я приехал к нему в пять часов утра. Мне не терпелось. Лежал он в пустом крыле нашей медсанчасти. У нас там была старая договорённость, и койка стояла специально для пострадавших преступников: на одной руке наручники, в другой руке капельница.

Парень был плох. Лицо зелёное, голову от подушки оторвать не мог, но говорил охотно. Звали его Александр, он был женат. Детей не было. Вёл здоровый образ жизни, участвовал в экстремальных забегах. Вырос в благополучной и полной семье. Очень необычный портрет для маньяка.

Сознался он в двух убийствах. Сказал, что убил только мужичка и женщину, которая собирала травы. Молодую спортсменку он якобы не трогал. Скелет старика в лесу тоже на себя брать не хотел. Про мальчика я и не спрашивал – нашего убийцы тогда ещё и на свете не было.

Главным для меня был вопрос: зачем убивал? И ответ был вполне конкретный. Парень считал, что этот костяной нож свёл его с ума.

Я проверил работает ли диктофон, а потом придвинулся поближе к койке и попросил парня очень подробно рассказать о том, где он взял этот нож, и обо всём, что случилось потом.

Вот история с его слов:

«У меня никогда не было желания убивать. Более того, я не очень-то переносил вид крови. Ужастиков про резню не любил…

На дороге за городом я часто тренировался – готовился к забегам. В начале лета прочитал в местной газете, что в тех местах убили девушку. Но бегать там не перестал, потому что считал всё это слухами. Комментариев полиции по этому поводу не было, а в газете этой всякую ерунду пишут… Да и потом я же не девушка! Думал, на меня не нападут. Трасса там хорошая. На прямой у «пожарки» специальная разметка есть – можно интервалы бегать. У дач сложная горка, а от леса можно длительную бежать километров пятнадцать…

Как-то вечером бежал мимо леса. Погода была замечательная: прохладно, после дождя. Вокруг на дистанции ни людей, ни машин не встречал. А потом в нескольких метрах от меня из леса выскочил этот упырь. Глаза у него были красные, дёсны чёрные, он рычал, прыгал на месте и бежал на меня с ножом.

Когда он приблизился, я ему вмазал по лицу, так сильно, что он отлетел назад, перекувыркнувшись через себя. Не рассчитал немного… Он был без сознания, но рука ещё крепко сжимала рукоятку ножа. Я с трудом разжал его пальцы. Стал разглядывать, что это за нож такой… Пожелтевшая крепкая кость, заточенная с двух сторон, рукоятка переплетена чёрным кожаным шнурком. Наверное, так выглядело первое оружие наших предков.

А потом этот мужик пришёл в себя, вскочил и кинулся на меня. Не знаю, как так получилось… Я выставил руку вперёд, а он так и налетел на нож. Защититься хотел, но не убить.

И вот теперь стоял я над мертвым телом с окровавленным ножом, не представляя, что мне делать дальше. Посчитали бы это самообороной? Тот мужик был явный псих, и я догадался, что если кто-то и правда убил девушку, то, скорее всего, это был он. И всё же я теперь и сам стал убийцей. Можете представить, каково мне тогда было? Я же просто вышел из дома побегать!

Мне подумалось, что лучший вариант для меня – унести оттуда ноги. Труп я не трогал. Нож унёс с собой, отмыл его от крови в роднике. Хотел выбросить в лесу, но не смог. Боялся, что найдут и снимут мои отпечатки пальцев. Может быть, это наивно. Я не знаю, как это у вас работает.

Бегать по тем местам не перестал, но охоты стало меньше. Постоянно вспоминал того мужика. В газете про это ничего не написали, только встречать полицейских стал чаще.

Как-то раз я остановился… Бежал длительную, но остановился. Никогда этого не делал. Свернул в лес, стал бродить, думать. Трудно мне было последние недели, но походил по лесу и успокоился немного.

С тех пор стал часто туда ходить. То по лесу, то по полю, то к роднику спущусь. И пришла как-то мысль, что надо бы тот костяной нож с собой взять. Безумие же! Но если мысли от себя гнать, то они снова и снова будут возвращаться.

Нож лежал у меня в гараже, завёрнутый в тряпку. Я иногда доставал его, разглядывал. Хотел молотком расколоть, только каждый раз меня что-то останавливало. Будто жалко было.

Взял я с собой нож. Не думал никого убивать, просто хотел, чтобы он был рядом, лежал в руке. Там всюду ваши ребята были, а я шастаю по полю с этим оружием! Поначалу было страшно, а потом как будто так и надо. Нож лишал меня всяких страхов. Он же будил во мне странные желания. Бывало хотелось разжечь костёр и долго сидеть у огня. Хотелось снять одежду, побегать по травам. Временами я наслаждался отсутствием мыслей и чувствовал природную полноту. Будто становился первобытным человеком. Рассудок терял, да?

Ту женщину я встретил случайно. Она сама со мной заговорила: рассказывала, что собирает иван-чай. Я шёл за ней, а она всё рассказывала про то, что Гитлер хотел уничтожить эту целебную траву, и ещё про то, что иван-чай нужно не просто засушивать, а как-то по-особому перетирать. Чудаковатая женщина.

Когда она привыкла к моему присутствию и перестала на меня оглядываться, я вынул нож. А потом взял и тыкнул ей в спину. Где-то в область печени. Женщина не закричала, а только захрипела. Она издавала какие-то звуки, словно ей было трудно дышать. Так бывает у астматиков.

Я бил её в спину ножом, пока она не перестала дёргаться. Думаете, я этого хотел? Это само собой произошло. Но я делал это с восторгом. Однажды я видел, как собака трепала полудохлую крысу. Вид у той собаки был радостный и возбуждённый. Кажется, я теперь понимаю, что чувствовала собака…

Только когда я возвращался домой, то решил, что должен покончить с собой. И чем раньше, тем лучше для всех. Я знал, что если этого не сделаю, то снова туда вернусь и снова буду убивать. Не я был себе хозяином. Нож был моим хозяином. Думаю, то же самое случилось и с тем парнем, которого я убил первым».

Выслушав историю «дикаря», я задумался, могло ли быть такое на самом деле? Человек непреднамеренно убил маньяка, а потом на этой почве тронулся умом и сам стал маньяком. Да, такое быть могло. И мистика тут не при чём.

Тот предыдущий мужичок мог убить и старика в лесу. Но растерзанный мальчик в восемьдесят шестом году не мог быть его работой. Тот убитый мужичок сам был ребёнком в те годы.

В то, что было несколько поколений убийц с одним и тем же ножом, я не верил. Это уже мистика, а в моей работе не было места мистике. Меня интересовали только факты.

Сразу много я из «дикаря» выпытывать не стал. Врачи говорили, что на таком теле быстро заживут любые раны, и я готовился, что скоро мы с этим парнем поговорим в другом месте. Но оказалось, что этот оптимизм был напрасным. Состояние Александра день ото дня только ухудшалось. Он худел, слабел, дошло до того, что у него отнялись ноги. И наручники стали лишними. Его и врачи уже не опасались такого беспомощного.

Слабел он не только телом, но и рассудком. Начал нести какой-то бред про то, что нож отрёкся от него и ему нужно провести последний кровавый ритуал – принести себя в жертву. Он требовал нож. До последней нашей встречи требовал. Пытался меня шантажировать, отказывался со мной говорить, если я не принесу ему нож.