Страница 26 из 50
Мы долго обсуждали своё мероприятие, как организуем поиски наших пропавших в горах друзей. Рассматривали множество вариантов, но все, же пришли к общему мнению, что только мы должны сами заниматься поиском, так как Егорыч и Миша, только нам могли доверить свои тайны. Ведь они оба наши друзья.
- Хватит, мужики, вам пора домой, - сказал дежурный доктор. - Тебе, больной, нужны процедуры.
- Дуры процедуры, - обиженным голосом, передразнил доктора. - Этим приходится заниматься.
Мои друзья ушли, начал принимать таблетки, от которых меня просто всего выворачивало до острой тошноты. Пересиливал себя и глотал эту гадость, которую выписывали врачи. После таблеток меня опять больно кололи различными уколами в руку, в задницу и в спину. Моё измученное тело не переставало ныть ни днем и ни ночью. Спина и правый бок, занемевшие от позы, обливались холодным потом, казались мне просто куском деревяшки в моём больном теле. Когда все уходили, то плакал от боли и скуки.
На следующий день отец в больницу принёс очень старую фотографию, на которой были изображены двое мужчин на сцене. Один среднего роста, а второй буквально гигант. Такой огромный, что первый казался перед ним просто карликом. Внизу фотографии едва заметная надпись гласила - "Великан Т. Бакулин".
- Мне так трудно определить, - сказал отцу. - Фотография старая. Сходство какое-то есть. Думаю, что великан, Егорыч в молодости. Но у Егорыча сейчас большая борода и огромные усы. Лица у него тоже почти не видно.
- Ладно, - сказал отец. - Пускай доживут до следующего лета, затем мы их все равно найдём там, в горах и вернём их в город к людям.
- Папа! Ты обещал мне рассказать о своих корнях, - напомнил отцу.
- Да! Конечно! Обязательно сейчас расскажу, - всполошился отец, доставая из хозяйственной сумки пакет фотографий. - Здесь все наши корни.
Фотографий было ни так много, как ожидал. Всего с десяток. Но фотографии были настолько старые, что выгорели от солнечных лучей. На них трудно было разглядеть даже очертания лиц. В большинстве на фотках был старика с большой окладистой бородой и весь взъерошенный.
- Это твой прадед Кокалов Яков Борисович, - показывая на замусоленную фотографию, старика с седой бородой, сказал отец. Мой дед был родственником и переводчиком имама Шамиля, за которым была замужем двоюродная сестра Кокалова, Анна Улуханова, после принятия ислама Шуанат. Яков Богданович был по национальности армянин. Он написал три книги "История беглого каторжника".
- Папа! Почему ты мне ничего о нем раньше не рассказывал? - поинтересовался. - Ведь он мой прадед. Выходит, что у меня по отцу армянские корни, а также корни рода имама Шамиля...
- Понимаешь, Шурка! - стал объяснять отец. Мы жили в такое время, что за небрежно оброненное слово могли упечатать на много лет в тюрьму или отправить на много лет в таёжные края...
- Да! Это мне известно, - грустно подтвердил замечания отца. - Знаю, что моего дедушку Сашу Линёва посадили в тюрьму за то, что он зажёг спичку о портрет вождя. Моей мамы старший брат Федя, был выслан на дальний восток только за то, что сбежал от фашистов из концлагеря и остался жив.
- Вот именно поэтому не мог тебе ничего раньше рассказывать, - поддержал отец мои выводы. - Ведь твой прадед Кокалов был родственник и переводчик на службе у Шамиля, который воевал против царской России. Кроме того, Яков Борисович был фальшивомонетчиком и аферистом. Так считало царское правосудие. За это твой прадед сидел на каторге, откуда он вскоре сбежал. Когда война с Шамилём закончилась, то нашего деда полностью реабилитировали, то есть оправдали. Так как на него кто-то сделал ложный донос. За что Якова Борисовича осудили, а после оправдали. Но пятно на нашем родстве осталось почти на пять десятков лет. Только сейчас стало возможным об этом сказать. Так как больше нет никаких репрессий в сторону родства по моей линии.
Мы долго с отцом обсуждали тему нашего родства по женской и по мужской линии. В этой беседе с отцом мне стало известно много того, что раньше мне не было известно. Ведь мой отец больше был занят своёй работой, а также лечением своих ран после войны. Так как ему надо было прокормить нашу семью и освободить своё тело от микроскопических осколков, которыми отец был напичкан с ног до головы и был похож в рентгеновской плёнке на улей из пчелиных сот.
Лечился много месяцев. Думал, что никогда не избавлюсь от ран, как мой отец. Так незаметно для меня наступила суровая зима с обильным снегом и с трескучими морозами по ночам.
Зима казалась мне настолько долгой, что помышлял сбежать с больницы. Однако, нянечки, медсестра и доктора, постоянно зорко следили за моим передвижением по больнице.
Они постоянно меня занимали различными делами, чтобы мне не было скучно. Рисовал им картинки под новый год. Оформлял там стенную газету. Помогал развозить по палатам продукты больным. В общем, делал все, что мне было под силу, как больному с таким диагнозом. Постоянно отпрашивался домой у своего лечащего доктора. Но он мне говорил, что все может повториться, тогда уже точно никогда не встану на свои ноги.
Мне ничего не оставалось, как выть по ночам в подушку, а днем принимать ненавистные процедуры, от которых уже стал зависеть, как наркоман. Если, вдруг, медсестра не появлялась в назначенное время, то начинал сильно волноваться. Так у меня, порой, доходило до истерик. Мой организм попал в прямую зависимость от разных уколов. Даже не чувствовал, когда меня кололи, эти места тела совсем потеряли ощущение на боль, одеревенели.
Под давлением моих друзей, родителей и учителей, врачи все-таки решили меня отпустить домой под новый год и на зимние каникулы. Но с одним условием, что меня ничем не будут перегружать, умственной и физической работой.
Два раза в неделю буду появляться на приёме у доктора. Дома также буду прини?мать участие в постоянном лечении назначенным мне докторами.
Принимать дома различные процедуры. Даже уколы прописали делать мне медсестрой на дому. Хорошо, что этой медсестрой оказалась моя крестная мама Галина, родная сестра моего отца. Крестная старалась делать мне уколы аккуратно и ни так больно, как делали врачи в больнице.
- Ура! Черепа выпустили на свободу, - заорал Абдулл, как только вошёл в нашу общую коммунальную квартиру. - Теперь мы все опять вместе. Ты сейчас поднимайся на крышу в наш штаб, а пойду за друзьями. Нам будет, о чём поговорить на случай зимних школьных каникул...