Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 50

  - Плохи ваши дела, любезный, - угрожающе, заявила Настя. - Вы совсем не чувствуете боли от уколов. Придётся обследовать на предмет реакции вашего тела к другим сложным процедурам.

   Настя взяла левой рукой край простыни и оголила все моё тело. Подошла к ногам и левой рукой подняла мою правую ногу за пятку. После чего Настя уколола иглой в пятку. Но мне также не было сильно больно. Почти не дрыгал ногой. Лишь сама нога слегка качнулась от укола. Даже моей души от страха не было к этим процедурам. Хотя прекрасно понимал, что это глупые процедуры.

  - Если ваш мужской орган в таком же состоянии, - сказала Настя, протягивая свою руку в акушерской перчатке к моему мужскому достоинству. - То тогда, любезный, у вас полностью атрофированы все ваши конечности. Придётся проводить вам кастрацию, чтобы так спасти вашу жизнь.

   Настя взяла правой рукой в акушерских перчатках моё мужское достоинство и замахнулась иглой. Меня всего затрясло в ознобе. Возможно, от прикосновения Насти к моему члену или от страха перед уколом. Вдруг подумал, что на этом жизнь моя полностью закончится. Чем могли закончиться такие Настины процедуры лечения, не знаю. В этот момент в комнату зашла тётя Маша.

  - Ах, ты, дрянь! - прямо с порога закричала тётя Маша и выхватила из рук Насти уже зловеще нацеленную иглу. - Ты чего это себе позволяешь? Вот, отцу все расскажу, про эти твои проделки. Он тебе так всыплет. Разве так можно поступать с больным человеком? Тоже мне доктор!

   Настя опустила голову. Она сразу, молча, быстро ушла из комнаты на веранду. Тётя Маша осторожно прикрыла меня белой простыню. Тут же собрала в саквояж все медицинские инструменты.

  - Она, что с тобой делала? - сурово, спросила тётя Маша. - Какие-то опыты над тобой проводила?

  - У меня слегка пошевелились руки, - виновато, ответил. - Вот, она уколами проверяла стояние.

  - Тебя надо отправить в больницу, - серьёзно, сказала тётя. - Иначе, девчонка, тебя кастрирует.

   Тогда не знал, что такое "кастрирует", но понял, что это что-то страшное и могу погибнуть. Мне стало очень жалко самого себя и у меня на глазах появились слезы, которые скользнули по моим щекам, сразу, привычно, вытер слезы рукой. Задолжала от радости и стал сильно плакать. Во мне все сразу зашевелилось. Понял, что контужен был больше от страха, чем от боли.

  - Теперь ты скоро встанешь на ноги, - радостно, сказала тётя Маша, - можешь оттаскать за косы эту наглую девчонку, которая позволила себе сделать тебя подопытным кроликом. Тебе разрешаю всыпать ей хорошо, чтобы впредь не было повадно издеваться над телом больного.

   Ревел, как корова и обеими руками размазывал слезы по своим щекам. Очевидно, мне нужно стрессовое состояние, чтобы вернуть себя к обычной жизни. Настя, возможно, даже не сознавала, что делала со мной, но своим поведением и разгоном тёти Маши устроила такой мне стресс, что после которого мои конечности пришли в движение. Готов был расцеловать Настю за её поступок, а ни таскать за волосы, как сейчас мне предложила её мама. Однако Настя спряталась где-то в доме, чтобы ей отец не всы?пал.

   После обеда, из города, приехала машина скорой помощи. Видимо водитель самосвала, который отвёз секача и наш драндулет, показал медикам скорой помощи дорогу в аул, когда возвращался от нашего дома к себе на стройку в селение Сергокола. Сейчас меня заберут в больницу.





  - Так, молодой человек, - сказал мой лечащий доктор, который приехал вместе с машиной скорой помощи, - сейчас мы будем собираться в больницу. До полного выздоровления ты будешь рядом со мной. Больше таких прогулок в горы у тебя не будет. Собирайся в дорогу!

   Чтобы не вести меня совершенно голым, тётя Маша надела на меня Настину ночную сорочку, которая просвечивалась больше, чем у Насти врачебный халат. Но другой одежды для меня не было. Моя чистая одежда осталась в ауле, а сюда старик привёз меня в обмотках.

   Прикрывал своё мужское достоинство руками и самостоятельно спустился во двор, где меня поджидала Настя. Она стояла под домом, хихикая себе в руки, рассматривала всего меня. Мне, собственно, стесняться было некого. Все, кто здесь находился, уже видели меня голым много раз.

   Так что, это так, для приличия, прикрывал свой срам, чтобы как-то интеллигентно выглядеть в таком одеянии, которое путалось у меня под ногами, так как никогда не одевал такой длинной рубашки, тем более от девчонки.

   Хорошо, что больничная машина находилась ря?дом. Мне не пришлось долго смешить Настю. Своим полуголым видом. В её ночной рубахе.

   Помахал Насте своёй свободной рукой, когда мне санитары помогали сесть в больничную машину и лечь на большие носилки.

   Мне совершенно не было видно в пути, как мы едим по горной дороге, так как сесть в машине было негде. Поэтому лежал постоянно на носилках разглядывая потолок больничной машины. Машина дёргалась из стороны в сторону по разбитой транспортом горной дороге. Меня бросало на носилках, как мешок наполненный картошкой. Санитары постоянно поправляли носилки, чтобы не свалился им на ноги.

   Когда машина спускалась вниз, то сползал к переднему сидению и стукался головой об железки. Стоило машине подниматься на гору, тут же сползал ногами к задней двери и рисковал вылететь с машины, если бы задняя дверь открылась от удара моих ног. Был бы на моём месте сильно больной, то, наверно, отдал бы богу душу от такой езды. Но терпел побои. Видимо, шёл на поправку и никак не собирался умирать от ударов.

   Так мы ехали долго. На трассе Махачкала-Баку, как только выехали на полотно асфальта дороги, машина выровняла своё движение. Мог спокойно лежать, без опаски получить увечье. До городской больницы было с десяток километров, которые машина преодолела очень быстро. В больнице меня поместили в отдельную палату рядом с кабинетом главного врача больницы.

   В палате была решётка на окнах и железная дверь с окошком-кормушкой. Ну, прямо, как в тюремной камере. Только милиции или охраны у дверей ни хватало. Видимо, что в этой палате держали буйных больных (психов), а возможно, заключённых, которые были сильно больны. Теперь меня, как психа, как заключённого собирались лечить в этой палате, для особо нервных больных.

  - Теперь, молодой человек, ты никуда не сбежишь, - строго, сказал доктор. - Будем охранять тебя до полного твоего выздоровления. Сейчас переоденься, хорошо поужинай и ложись спать. Больному нужен отдых. Хороший сон, как хорошее лекарство, лечит тело и душу больного человека.