Нянечка против

— Да. Конечно. Я тоже не всё завершил на сегодня.

В висках начинает стучать. Я уже готова сорваться, если честно, потому что его «не всё завершил» для меня переигрывается, как «не все деньги перевёл на свои счета», хоть я и понимаю, что это уже паранойя.

Сажусь в машину, пристёгиваюсь и устремляю взгляд в окно. Артём Викторович негромко включает музыку, и в салоне разливается песня о любви, кажется, Стас Михайлов. Я кошусь на мужчину, думая, что для него больше свойственна какая-то молодёжная музыка, а потом снова отворачиваюсь. Без разницы, что он слушает…

— Иванна, вы скажите, работа вам нужна? — вдруг спрашивает Артём Викторович.

— Работа? Нуж… нужна, — отвечаю я, посмотрев на него.

Он внимательно следит за дорогой. Мимика остаётся каменной, ничуть не меняясь, не выдавая ни единую эмоцию.

— Просто если всё было ради Саши… Можно на «ты»?!

Я теряюсь на несколько секунд, а потом киваю, но понимаю, что он не видит мой ответ.

— Можно, да.

— Так вот… Ты устроилась ради Саши, я не уверен, что ты сможешь нормально ухаживать за другими детьми. Если тебе не нужна эта работа, я просто проведу откат по документации…

Я широко раскрываю глаза, прикусываю язык, чтобы с него не слетели те слова, что крутятся на кончике, но кусать надо было сильнее…

— А ты сам-то можешь ухаживать за детьми?

Артём Викторович медленно поворачивает голову в мою сторону и замирает на несколько секунд с изумлением, явно выраженным на лице.

О!

Он явно не ожидал такого!

— Прости, но к чему это сейчас? — спрашивает он, нервно сжимая руль до побеления костяшек пальцев.

— Да к плачевному состоянию детского дома… К чему вся эта показуха на первом? Сколько ты уже управляешь детским домом?

Ой, мамочки! Правильно Оксанка говорила — у меня язык без костей!

Я же сейчас конкретно нарываюсь!!!

Понимаю это, но ничего с собой поделать не могу. Ну кипит у меня внутри… Посмотрим, что он ответит.

— Думаю, что мы зря перешли на «ты», Иванна. И это не твоё дело, сколько я работаю. Если хочешь продолжить работать в детском доме, то займись работой, иначе уйдёшь уже сегодня.

Я поджимаю губы и отворачиваюсь в окно. Вот же гад! Он и не отрицает даже тот факт, что нагло ворует деньги! Зато как ловко закрыл мне рот! По-настоящему мужской поступок…

Часть 10

Когда мы возвращаемся, детей уже укладывают спать. Мне хочется попасть к Саше и сказать, что её мамочка жива, и они скоро увидятся, но я не могу этого сделать: нельзя обнадёживать ребёнка, ведь пока непонятно, что будет с Оксаной дальше. Вот когда она активно пойдёт на поправку, тогда и скажу.

За день я устала, поэтому грохаюсь на кровать и быстро засыпаю. Когда звонит телефон, я думаю, что это будильник, но едва замечаю незнакомый номер, тут же подскакиваю и отвечаю.

— Иванна Ивановна? Это из больницы, — говорит врач монотонным голосом, от которого сердце сжимается в ожидании продолжения его слов. — Оксана Витальевна пришла в себя. Сегодня днём её переведут в палату, так что сможете прийти и навестить. Приносить ничего не нужно. Пока у неё будет диетическое питание.

Я спокойно выдыхаю и готова закричать от радости, но усмиряю эмоции и просто благодарю врача, а как только отключаю телефон, принимаюсь собираться на работу, желая поскорее обнять Сашульку.

Везти её в больницу сейчас нельзя, чтобы не видела маму покалеченную… Вот сама сначала встречусь с Окси, а там будет видно… Тем более придётся спрашивать заведующего, пустит ли он Сашку… А после вчерашнего, боюсь, что разговаривать он со мной не станет. Мне, конечно, стыдно, что вот так в лоб на него наехала, но он заслужил. Должен лучше следить за местом, которое ему доверили, и когда эта история с Оксаной и Сашей закроется, а мама с дочкой воссоединятся, я займусь вплотную Артёмом Викторовичем… И его махинациями.

Переодеваюсь в свою форму и лечу наверх. По пути сталкиваюсь с воспитательницей из младшей группы, приветствую её, и спешу к своим деткам. К своей Сашуле. Она сразу же бежит обнимать меня, и не только она. Дети окружают меня так, что начинаю чувствовать себя новогодней ёлочкой: осталось только гирлянду повесить и начать кружить хоровод.

— Иванна? Можно тебя на минутку? — заглядывает Вероника Олеговна.

— Сейчас, мои хорошие, я вернусь, и мы будем играть! — улыбаюсь я детками, присаживаюсь на корточки и шепчу Саше: — Всё будет хорошо. Я скоро.

Выхожу в коридор, прикрываю дверь и попадаю под строгий взгляд «надзирательницы», не могу называть её иначе. Она немного щурится, глядя на меня, а затем склоняет голову набок.

— Иванна, я говорила вчера с Артёмом Викторовичем, когда ты потеряла сознание… — начинает она, и я киваю. — Что же, тот факт, что ты пришла сюда ради Александры, несомненно, делает тебя героиней: отважилась устроиться в такое место ради ребёнка… Но тебе следует подумать о других детях. Я вижу, что они к тебе тянутся. Если ты сбежишь через несколько дней, они будут страдать.

Я негромко цокаю языком, потому что меньше всего нуждаюсь в нотациях. Они все сговорились? Объясняют детдомовке, что такое привычка. Я прекрасно осознавала, на какой шаг шла.

— Послушайте, я устроилась на работу не только из-за Саши… Мне нужна была работа. Мне нужны деньги, потому что я студентка, собственными силами выкарабкавшаяся на бюджет и проучившаяся первый курс платно… Мне надо чем-то платить кредиты, которые брала на учёбу, так что да — я нуждаюсь в деньгах и работе. И если мне смогут подобрать график, когда начнётся учёба, я буду только рада.

Вероника Олеговна кивает и улыбается уголками губ. Мне теперь даже начинает казаться, что не такая уж она «надзирательница». Вроде бы милая женщина.

— Я рада, что мы понимаем друг друга, — говорит она. — Можешь возвращаться к детям. Ты им понравилась.

Да я только заведующему вашему не понравилась за то, что правду сказала… И он может попытаться вытурить меня с работы, но ничего — гордость у меня есть, но я знаю, когда надо её отправить куда подальше и не строить из себя обиженку. Будет меня Артём Викторович метлой выметать отсюда? Попрошу его, чтобы только отряхнул её от мусора немного, потому что я с места не сдвинусь, а он пыль знатно поднимет.

Часть 11

Вечером я прощаюсь с детками, пообещав, что уже завтра мы встретимся снова и придумаем новые интересные игры, и иду вниз. Я предвкушаю встречу с подругой и очень волнуюсь — страшно увидеть её избитой и немощной.

В коридоре сталкиваюсь с Артёмом Викторовичем, буркаю себе под нос «добрый вечер» на его приветствие и ныряю в комнату персонала, чтобы переодеться. Делаю это быстро, а когда оказываюсь на улице, мужчина стоит около машины, сложив руки на груди.

— Подвезти до больницы? Я тоже еду туда, чтобы выяснить, когда можно будет устроить встречу с Сашей и взять кое-какие бумаги.

— Справлюсь как-нибудь без вас, — фыркаю я под нос, но когда по небу проходит раскат грома, вскрикиваю от нахлынувшего ужаса и резко сокращаю расстояние до машины Артёма Викторовича.

— Лучше всё-таки отвезите. Транспорт же у вас за «казённые» деньги куплен.

Взгляд касается лица мужчины, и я замечаю, что оно искажается на несколько секунд, но затем становится вымученным и безэмоциональным.

Мы едем молча, но обстановка вокруг нас накаляется, напоминая натянутую колючую проволоку вдоль забора — того и гляди — одно неосторожное движение и поранишься.

Едва машина останавливается около больницы, я выскакиваю и спешу в здание, оставляя заведующего одного. Вообще, о таких вещах молчать принято в тряпочку, не лезть в дела начальства, как мне и посоветовала Вероника Олеговна, но я так не могу. Неловко себя чувствую, но кости в языке нарастить не получилось, как ни старалась.

Мне выдают бахилы и халат и называют номер палаты. Запах медикаментов витает в носовых пазухах, раздражая их — никогда его не любила, — но едва я оказываюсь около палаты и открываю дверь, сердце принимается отплясывать чечётку.