Нянечка против

— Шикарно! — произношу негромко, но женщина слышит и хихикает.

— Ты давай садись и жди Артёма, пигалица! А я пойду следить, как обстоят дела, а то кто припрётся и не замечу с тобой.

Я киваю. Женщина уходит, а я думаю, что так и не спросила её имени. Странная у них тут манера — никто не хочет представиться первым. Присаживаюсь на диванчик и утопаю в его мягкости. Мне настолько комфортно, что глаза начинают слипаться. Я думаю о том, что зря подумала о директоре плохо: он не разворовывает детский дом, а все деньги тратит на него, и это здорово.

Не знаю, сколько точно времени сижу тут, наслаждаясь уютом и разглядывая кукол, которые аккуратно сидят в домике по своим комнаткам, но когда дверь открывается, я вздрагиваю.

— Иванна?! Пройдёмте в мой кабинет! — негромко предлагает Артём Викторович, я смотрю на него, как на мужчину из другой галактики.

Он же почти идеален, раз так сильно любит детей. Эх… Повезло его жене.

Поднимаюсь и иду за ним. Уборщица натирает плитку в коридоре шваброй, а я вспоминаю наш детский дом, где уборка проводилась раз в неделю. Вот тебе и захолустье. Теперь я даже радуюсь, что Сашку привезли именно сюда. Представляю, какие шикарные кровати у деток в комнатах, с плюшевой игрушкой у каждого, и губы растягиваются в улыбке.

Вот только бахилы я явно зря забыла снять, потому что поскальзываюсь и вскрикиваю, начиная падать. Артём Викторович поздно реагирует, и я больно ударяюсь задней точкой о пол. Вот же… Хорошо ещё, что не бетон. Мужчина оборачивается, смотрит на меня как на калеку и покачивает головой.

— Что же вы так неаккуратно, Иванна?! — он протягивает мне руку и помогает встать.

Дальше я иду уже осторожно, потирая ушибленное место. Ещё не устроилась, а уже получила производственную травму.

Часть 6

Документы я подписываю быстро, не вчитываясь в мелкий шрифт, потому что мне, как ни крути, надо попасть к Саше уже сегодня. Сейчас. Не могу я выпендриваться и не соглашаться на зарплату или возмущаться, что выходных мало… Да даже если их не будет совсем — плевать.

— Вероника Олеговна проводит вас в группу. Надеюсь, что всё будет хорошо, — произносит Артём Викторович.

Я киваю, поднимаюсь на ноги, и когда женщина, скорее всего, именно её заведующий назвал Вероникой Олеговной, заглядывает в кабинет, я благодарю его, приветствую её и спешно иду на выход.

— С детьми раньше работала? — строгим голосом спрашивает женщина.

— Помогала воспитателям, когда в детском доме жила, — отвечаю я.

— Это и будет твоя основная работа, — отчеканивает она.

Вероника Олеговна заводит меня в комнату для персонала, ищет что-то в шкафчике, а затем достаёт бежевую футболку и протягивает мне.

— На вот, одень… Это вроде нашей формы.

Я беру футболку и благодарно киваю. Облизываю губы, глядя на женщину, потому что переодеваться при ней не собираюсь.

— Надо же, какая стеснительная, — фыркает она и открывает дверь. — Жду в коридоре. Свои вещи тут оставь. Потом тебе шкафчик выделим.

Она выходит, а я спешно переодеваюсь. Футболка на мне мешком висит, но ничего страшного, я ведь не на подиум в ней иду. Оставляю свои вещи на табурете, надеясь, что мои кредитки не пропадут, засовываю телефон в карман джинс и выхожу.

— Должна предупредить, что на втором этаже рай тебя не ждёт! — говорит Вероника Олеговна.

Я думаю, что это намёк на шаловливость детей, к которой я привыкла: сама ведь в детском доме росла. Вот только едва мы подходим к лестнице, как внутри появляется гнетущее ощущение. Да по ней ещё мамонты ходили, наверное: на ступеньках куча сколов, перила все ободранные. Я осторожно держусь за них, чтобы случайно не словить занозу, и поднимаюсь.

Оказавшись наверху, замираю на секунду и смотрю вокруг себя. Такое ощущение, словно меня с небес на землю скинули и несколько раз носом в грязь ткнули. Вся краска на стенах потрескалась; извёстка на потолке покрылась толстым слоем пыли, а кое-где висят куски штукатурки; плитка едва держится на полу, и мне представить страшно, как тут бегают дети.

Мороз бежит по коже, и мне хочется пойти прямо сейчас к этому Артёму Викторовичу и заявить, что он вор и лицемер. Это же надо так! Нарисовал губы умирающему зданию, отделав первый этаж, и довольный там сидит. Я негромко фыркаю, но изо всех сил стараюсь сдерживать эмоции при себе.

Мне важнее сейчас Сашу увидеть…

И теперь уже придумать, что-то, чтобы забрать её.

Мечты о сказочных детских кроватках с плюшевыми мишками на каждой мгновенно рассыпаются. Я поджимаю губы и двигаюсь дальше.

— К совсем маленьким я тебя не пущу без образования и опыта, а вот к пятилеткам можно. С ними будет проще.

Сердце начинает сильнее биться в груди, когда она открывает дверь в группу пятилетних детей: именно к ним я и хотела попасть. Ноги становятся ватными, и я едва заставляю себя передвигать их. Вхожу в комнату, стараясь не обращать внимания на удручающее состояние здешнего ремонта. Взгляд сразу же прилипает к рыженькой макушке. Тяжесть в груди нарастает. Сашка просто сидит, уставившись в окно. Её волосы заплетены в косички. Одета она в какое-то невзрачное платьице. Девочка прижимает к себе потрёпанную игрушку и не двигается.

— Иди, пробуй знакомиться с ними. Я буду заглядывать и наблюдать, — говорит Вероника Олеговна.

Я киваю и делаю шаг вперёд, а она выходит. Я даже не сомневаюсь, что за мной будут наблюдать. Наверное, тут и камеры есть везде… Но в настоящий момент меня больше волнует другое.

Едва за Вероникой Олеговной закрывается дверь, я негромко произношу имя малышки: — Саша…

Шёпот хрипловатым голосом заставляет её обернуться и посмотреть на меня. Сердце режет из-за детского взгляда, наполненного горечью. Малышка встаёт на ножки и бежит ко мне. Я присаживаюсь на корточки, и она обнимает меня за шею. Едва удерживаю равновесие, чтобы не пошатнуться и не упасть.

— Саша, как же я скучала! Я тебя не оставлю больше. Буду часто сюда приходить! — говорю я, надеясь, что работы меня не лишат. — Саша, скажи что-нибудь! — прошу я.

Она отстраняется. По щекам текут слёзки, но она не открывает рта.

— Ты можешь говорить?

Она отрицательно мотает головой. Бедная. Бедная девочка. Что же тебе пришлось пережить за эту неделю?

Я снова обнимаю я, прижимая к себе ещё сильнее, а сама смаргиваю слёзы, которые застилают глаза. Мы со всем обязательно справимся. Я выясню, что случилось с Оксаной.

Обязательно.

Часть 7

Знакомство с детками проходит удачно. Они тянутся ко мне, и мы весело проводим время. Вероника Олеговна несколько раз заглядывает и до обеда не трогает нас, а когда мы с ней отводим детишек в столовую, она хвалит меня. Приятно услышать похвалу от такой строгой «надзирательницы».

— У вас всегда так? — спрашиваю я, окидывая взглядом плачевное состояние этажа.

Дети кушают, умудряясь пульнуть друг в друга макарониной, за что получают выговор от воспитателей, а Саша еле двигает ложкой, отчего у меня сердце замирает. Я бы хотела броситься к ней и помочь, но нельзя выделять ребёнка. В детском доме свои правила: если кого-то выделит воспитатель или нянечка, начнётся травля.

— Как так? Тихо? — спрашивает Вероника Олеговна, словно не поняла моего вопроса.

— Нет… Вся эта разруха… — поджимаю я губы.

Ну не смогла я не спросить. Мне ещё хочется про их заведующего-вора спросить. Сколько он лет сидит в кресле и складывает деньги в свой карман. А с воспитателями делится за их «молчание»?!

— Послушай, ты же няней устроилась на каникулы… Вот бы и занималась работой. Не стоит лезть во внутренние дела, — фыркает Вероника Олеговна, заставляя меня замолчать.

Я киваю, решая, что с ней уж точно на эту тему говорить не следует. А злость на заведующего всё пульсирует внутри. Он такой весь ухоженный, молодой… Наверняка кто-то из родителей помог пристроиться на мягкое местечко… Противно аж не могу.