Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 24

— Ого! А как это вы так умудрились, расскажи?

— Ай, да не важно, потом как-нибудь расскажу. Работает телевизор в цвете, правда только три программы берет; морды показывает, горы, реки, да долины. Там воюют, там шпионы… И что? Что я там такого надеюсь узреть, чего нет у меня в подворотне, в штанах, или на Розиной барахолке? Или в лягавском обезьяннике (тьфу, тьфу, не к ночи будь помянут)?

Сигорд тоже отплюнулся и шутливо перекрестился.

— И чего ты там надеешься узреть?

— Так в том-то и дело, что ничего! Ни-че-го!

— Не ори.

— Если судить по фильмам, к примеру, то и у сильных мира сего не жизнь, а бесконечные проблемы: финансовые, семейные, служебные, со здоровьем, личностные…

— А личностные — это какие? Что ты имеешь в виду?

— Ну… Что не самореализовался. Что, например, коллега по кабинету министров — дурак дураком, а министр иностранных дел — с Господином Президентом за ручку, по Европам ездит, весь мир его знает, а ты, типа, тоже министр, но народного образования и на хрен никому не нужен в мировой политике, хотя достоин этого больше, чем остальные министры. Даже взяток почти неоткуда взять. Не состоялся, типа, как личность.

— Такой сюжет по нашему телевидению показывали???

— Нет, это я от себя уже говорю. Я к тому, что и преуспеяние — штука относительная.

— Ну и что?

— Что — что? Что — что? Что ты все заладил — что, что? Сигорд, ты как дурак какой-то! Я говорю, что бесполезно все, всюду и во всем тщета и суета сует. Понял?

— Это я еще у Экклезиаста читал, до тебя знаю про суету сует… Погоди, теперь я скажу. Вот мы с тобой лежим в своего рода обезьяннике, не лягавском, но тоже, знаешь ли…

— Да, кислое место.

— Именно. Взятки, кстати, на любом пригорке берутся, от тех, кто ниже ростом.

— Наполеон, Гитлер, Сталин тоже были невысокие, а весь мир на пальце вертели…

— Я образно выразился насчет роста, не перебивай же. Ты говоришь, повторяя за Экклезиастом: суета сует, это уже было, все пройдет, тщета… Да, верно. Однако, я добавляю от себя: это не повод унывать. Тщета и бесполезность — не причина им поддаваться. Всегда умрем, всегда успеем, а пока надо жить и барахтаться. Я тоже рассуждал как ты, пока не столкнулся с чудом.

— Каким чудом? Расскажи, Сигорд? — Сигорд раскрыл было рот, но передумал.

— Да… Было дело. Потом расскажу. Но впечатление сильное, всю жизнь мне перевернуло.

— А как давно это было? — Сигорд не заметил подвоха и честно ответил:

— Месяца не прошло.

— То-то, я смотрю, переродился ты нравственно и материально. Бритву украл, святых людей надинамил ложным раскаянием, бессовестно раскрутил на жратву и ночлег.

Сигорд покраснел с досады и… И рассмеялся нехотя.

— Да, уел меня живьем. И все-таки я дышу и мыслю, а ведь хотел умереть. И буду жить.

— А потом помрешь и никому дела не будет — Наполеон Бонапарт был ты внутри, или просто бездомный Сигорд. Разве что чертям в аду забот прибавишь.

— Да, но пока — поживу и буду этому радоваться. И… вообще… — Сигорд ответил не сразу, долго молчал, и обе последние фразы упали в пустоту: Титус заснул и ничего не слышал.

Сигорд ворочался на своей лежанке, вспоминая тот ночной разговор с Титусом о тщете человеческой жизни, вязкий, с неумелыми аргументами от обеих сторон… И Титус не сумел ему толком объяснить, что хотел сказать, и он Титусу какую-то чепуху на уши вешал, вместо того, чтобы сказать истину, такую, чтобы тот с одной фразы врубился и проникся… Как ему объяснить, что чудо — оно внутри живет, и греет, и освещает, и не зависит от интерьеров… Сигорд приподнял голову с подушки и огляделся. Полуразрушенный чердак заброшенного дома, грязь, распад… Дом смущенно закряхтел — все правильно, что есть, то и есть. Да теперь уже какая разница — осталось-то…

Сигорд осторожно опустил голову и плечи на лежанку, расправил затылком ватные комья и узлы под самодельной наволочкой, сооруженной из старой рубашки. Надо спать. Спать.