Страница 86 из 97
Жаль, что разделить ее не получалось.
Правую ладонь прострелило болью, и, очнувшись, я поняла, что это Лайне сжимает ее до хруста.
– Проси, – процедил он сквозь зубы.
– Быстрее, – добавил Берг.
– Я чувствую... чернь, – слабо отозвался Монсон.
Я не чувствовала, я знала. Будто видела каждую тварь на этом огромном пустыре собственными глазами, и несколько черных воронок действительно приближались к нам.
– Проси! – рявкнул Лайне, практически заламывая мне руку.
Кажется, ему было совсем паршиво. Я даже попыталась заглянуть в его лицо, чтобы оценить размах проблемы, но бледность и лихорадочно блестящие глаза мало походили на болезненные. Особенно в сочетании с предвкушающей улыбкой. Лайне поймал мой взгляд и повторил, на сей раз тихо и угрожающе:
– Проси...
Так и подмывало послать его куда подальше таким же тоном, но времени на препирательства не осталось. Еще неизвестно, получится ли у меня задуманное и не падем ли мы смертью глупцов у самой границы...
Я мысленно представила бункер. Откинутую крышку люка, грязную и местами проржавевшую. Несколько кустов, под воздействием Тьмы и черни покрывшихся мутным налетом и словно окаменевших, отчего в первый раз я приняла их за обглоданные кости, которые кто-то живописно воткнул в землю. А в трех сотнях шагов на запад – выжженное пятно, окруженное камнями. Черное сердце его живет, пульсирует, связывает Тьму с родным миром. И тысячи... миллионы следов в пыли, навечно застывших во времени. Моих следов. Следов Бьерна и Элины Валборг. Веры Линдквист, Петера Ханссона и Маркуса Штерна.
По моим, наверное, можно даже проследить этапы взросления: за годы здесь я выросла из обуви, в которой пришла, и потом пользовалась запасами бункера. Благо отец позаботился обо всех нуждах экспедиции, иначе босиком я бы много от черни не набегала.
Вспоминать об этом было больно, но необходимо. Иного способа «попросить» Тьму я не знала. Она не понимала слов, лишь образы, и мне пришлось мысленно воскресить каждую деталь своей тюрьмы и при этом как-то изобразить желание туда вернуться.
– Кая...
Не знаю, кто именно это прошептал и не померещилось ли мне в принципе, но я вернулась в реальность и тут же почувствовала рывок. Вокруг вихрями кружил песок, а Лайне тащил меня за руку в центр одной из воронок.
– Я видел! – крикнул он сквозь невесть откуда взявшийся ветер. – Вход в бункер там...
Я моргала, пытаясь разглядеть хоть что-то, но буря только усиливалась. Буря во всегда спокойной и непоколебимой Тьме...
Монсон, которого я невольно волокла за собой, тоже что-то крикнул, но ветер унес его слова прочь. И наконец я тоже увидела крышку люка. Исцарапанная, изодранная когтями черни, но выдержавшая все их атаки, она торчала из земли черепашьим панцирем или рухнувшей надгробной плитой. Тогда, в первый раз, я была так измотана и опустошена, что просто запнулась об нее, не заметив. Теперь же искривленный металл стал словно ярче, ослепительней...
– Никакой магии, – предупредила я. – Она привлечет...
– Быстрее! – перебил Лайне, отпустив меня, схватившись за ручку и с кряхтением потянув крышку вверх. – Я чувствую их...
Я никого не чувствовала. И в целом была слишком растеряна из-за странных природных явлений, чтобы следить за обстановкой. Так что я поверила ему. Потерла глаза от пыли, сплюнула набившийся в рот песок и первая опустила ногу в образовавшийся проем, помогая Лайне откинуть крышку изнутри. Она не была слишком толстой или тяжелой, крепость ей даровали вшитые в металл формулы, и вскоре я уже осторожно спускалась во мрак по узким ступеням. Монсон, ладонь которого я все же выпустила, шел следом. Остальные – за ним.
Так я думала.
Но когда над головой грохнул закрывшийся люк, отсекая вой Тьмы, а под потолком начали медленно разгораться уставшие от бездействия лампы, оказалось, что никаких «остальных» нет. Только Монсон, я и Лайне.
Тот как раз спрыгнул с последней ступеньки и с интересом оглядел главную и самую большую комнату, которую я в свое время оставила, надо признаться, не в лучшем состоянии.
Полупустые полки, а книги, которые должны на них стоять, кучами свалены на полу, столах и стульях. По стенам расклеены листки с заметками, в каждом углу груды подушек и одеял – спала я только здесь, не решаясь нарушить покой ни одной из личных комнат погибших. Даже родительской. Дверь в кладовую с припасами приоткрыта, на кухонной стойке грязная посуда. Казалось, будто жильцы просто ненадолго вышли и вот-вот вернутся.
Все это я отмечала краем сознания, пока наблюдала за Лайне не в силах поверить, что он...
– Что ты сделал? – прошептала хрипло. – Что ты с ними сделал?
– С кем? – равнодушно уточнил он, продолжая осматриваться.
Даже прошел в центр комнаты, тщательно огибая мои завалы, и картинно упер руки в бока – того и гляди заявит: «Так-так-так, ну и что тут у нас...»
– Ты оставил их наверху?
Голос все же окреп и разум прояснился, так что я двинулась было к лестнице, но Монсон стиснул мое плечо: