Страница 7 из 8
Уже известно, что двадцатый век установил рекорд на все времена, став самым кровавым из примерно двадцати пяти столетий зарегистрированной истории. […] Уровень научных знаний и общей образованности никогда не был для белых рас так высок, как сегодня. И всё же редко, если вообще когда-либо, белый человек столь же слепо и пагубно заблуждался. […] Самый ужасный сатанинский обман прячется за высшим искушением, которому готова поддаться сейчас бóльшая часть человечества{29}.
Сикорский часто ссылался на Освальда Шпенглера, немецкого философа межвоенного периода, который с его глубоким культурпессимизмом после рассказа Гёте об образованном Иоганне Фаусте, продавшем душу дьяволу (очевидная параллель с отношениями между Сикорским и жаждущим власти Шидловским){30}, выдвинул понятие «фаустовское естествознание». Но в отличие от Шпенглера Сикорский всё же видит выход и проходит путь к всемирному божественному спасению.
Вместо того чтобы плодить ужасных монстров вроде создания Франкенштейна, удивительные достижения современной науки и промышленности станут верными слугами человечества и откроют эру невероятного процветания и благосостояния{31}.
В то же время мы видим в этих словах чистосердечное признание от имени всех инженеров, так как очевидно, что без доктора Франкенштейна нет и чудовища.
Глава 3
Бомбардировка цирка
Кодрон G.4
(Франция)
Принят на вооружение: 1915 год
Количество, ед.: 1412
Экипаж, чел.: 2
Размах крыла, м: 17,2
Максимальная скорость, км/ч: 124
Практический потолок, фут (м): 13 100 (4000)
Максимальная дальность, км: 350
Бомбовая нагрузка, кг: 113
Запах цирка ни с чем не перепутаешь, этот сладковатый и навязчивый аромат клоунского грима и свежего слоновьего навоза. Случилось ли всё посреди номера укротителей львов, во время выступления непослушных шимпанзе или легко одетых канатоходцев – неизвестно. Но мы можем с уверенностью сказать, что девятилетний Альберт Колер сидел со своими братьями в цирке, когда началась бомбардировка.
22 июня 1916 года стояла солнечная погода. Ожесточённые бои под Верденом продолжались уже четыре месяца, и французы оказались в тяжёлом положении после проведённых немцами массированных газовых атак. Но в городе Карлсруэ с населением 110 000 человек на окраине Шварцвальда немногое говорило о том, что идёт война. Город располагался на приличном расстоянии от фронта в католической части Германии, в этот день у жителей города был выходной в честь праздника Тела и Крови Христовых. Весна началась поздно, в парках наконец-то позеленело, и Альберт Колер с семьей отправился на прогулку по городу. Всё утро они провели в поисках того, что можно было бы назвать праздничной едой. «Мы обошли всех мясников. Но без толку. Везде нам говорили, что конина закончилась. Цирк выкупил все остатки – для львов»{32}.
В середине дневного представления пять бомб, выпущенные 66-й элитной эскадрильей ВВС Франции, упали прямо перед шатром цирка Гагенбека. Более двух тысяч зрителей сразу же подняли панику и ринулись к выходу. Многие спотыкались и падали. Тех, кто смог выбраться, встречали новые бомбы, которые на этот раз взрывались прямо посреди толпы, всё было окружено адским морем пламени, раздавались крики людей и вой животных{33}.
Маленький Альберт Колер поначалу был больше удивлён, чем напуган: «Человек, одетый в форму восточноафриканской колониальной армии, всё ещё сидел верхом на своём верблюде. Но затем я увидел, как верблюд внезапно упал на колени, а тело его всадника свесилось вниз»{34}.
8-летняя Гертруда Оксе прильнула к своей матери, которая неожиданно опустилась на колени, а затем рухнула на землю. «Осколок от бомбы попал ей прямо в сердце. […] Кровь вытекала из её спины»{35}.
15-летний Густав Отт еле выбрался из циркового шатра. В одной руке он держал сложенную программку выступления, в другой – руку шестилетнего брата, которого он ни в коем случае не должен был потерять. «Мы бегом пустились к отелю “Германия”. Вся земля была устлана сумками, часами и другими вещами, которые потеряли люди. Брат снова обнял меня, он просто хотел посмотреть цирковое представление и не понимал, в какой опасности мы оказались»{36}.
Итог: 117 погибших, большинство из которых дети, 152 раненых. 11-летний Герман Майер всё ещё оставался среди хаоса. «Пожарная служба водой обмыла брусчатку и фонарный столб, где висели части человеческих тел. На улице было море крови»{37}.
Атака на Карлсруэ позже стала считаться первым в истории запланированным бомбовым ударом по мирным жителям.
Французские бомбардировщики представляли собой бипланы типа «Кодрон G.4», базирующиеся на плато Мальзевиль, к северо-востоку от Нанси. Временный аэродром находился недалеко от линии фронта, но до города Карлсруэ оставалось 175 километров (что равно максимальной дальности полёта для летательного аппарата данного типа), и экипажи боялись не вернуться домой. Во время утренней мессы в маленькой церкви в соседней деревне они молились, чтобы им не пришлось в конце концов питаться одним «кислым тюремным хлебом»{38}. После этого они с энтузиазмом выпили шампанского.
По всей Европе пилоты набирались из числа добровольцев кавалерии. Связь между лётчиком и летательным аппаратом приравнивалась к связи между всадником и лошадью. Они были молоды – всем по двадцать с небольшим лет – и мужественны, а к полёту в одиночку допускались уже после всего нескольких часов тренировок. Они быстро приспособились к лётной жизни и отстранялись от всего, что происходило на земле. На полёт они смотрели как на спортивную игру, а себя считали рыцарским братством. Именно так их и представляли. Лётчики считались самыми отважными воинами страны и пользовались особым престижем. Женского внимания они получали больше, чем кто-либо. И ни о ком не заботились лучше. Пока солдаты пехоты жили на жалкой каше в сырых окопах, жизнь лётчиков всегда была полна почёта, бренди, мороженого и мягких кроватей. И даже в случае крушения они всегда выглядели хорошо: с шёлковыми шарфами на шее и гладко выбритыми подбородками, словно это хоть как-то могло их утешить.
Перед взлётом командир эскадрильи Анри де Кериллис, как обычно, пожелал всем удачи. Он был уважаем как лидер, славился тем, что поддерживал высокий уровень дисциплины и был воспитан в духе военной аристократии. Отцу Анри де Кериллиса, контр-адмиралу, известность принесли не его скромные военные заслуги, а скорее сомнительное сообщение о неопознанном летающем объекте, который он наблюдал несколько ночей подряд со своего военного корабля у Шербура в Нормандии в апреле 1905 года.
Заклёпки на обшивке двигателей поблёскивали на солнце. День был ясный. Де Кериллис взглянул на небо, в последний раз оценил направление и силу ветра, другие условия полёта. Выдающаяся челюсть, густые брови и оттопыренные уши делали его немного похожим на шимпанзе. А проворный и слегка мерцающий взгляд говорил о нём как о человеке, который едва ли сможет долго усидеть на месте.
Девять самолётов взлетели с дополнительным топливом и бомбами под фюзеляжем. В каждом аппарате сидели пилот и штурман, который также управлял пулемётом и отвечал за сброс бомбы. На фоне серо-коричневого фюзеляжа крылья и хвосты были украшены синими, белыми и красными полосами (триколор), а в передней части корпуса располагался стилизованный сокол с распростёртыми крыльями и солнцем над головой. Согласно египетской мифологии, так выглядел бог войны Гор, он и был отличительным знаком эскадрильи. Самолёты были способны быстро выстраиваться в клин (фр. envol de canards). Несколько модернизированных пулемётов представляли собой серьёзную угрозу для любого истребителя, пытающегося начать атаку. Но вряд ли бомбардировщики вообще могли встретить сопротивление. Выбор времени вылета был удачен, когда они летели на восток: солнце светило им в спину, поэтому противнику заметить их было непросто. А вот лететь обратно уже было сложнее.
29
Sikorsky, 1947.
30
Spengler, 1931.
31
Sikorsky, 1947.
32
Birken, 2014.
33
Friedrich, 2008.
34
Birken, 2014.
35
Birken, 2014.
36
Birken, 2014.
37
Birken, 2006.
38
Boulic, 2015.