Страница 2 из 8
Но суть всех технологий такова, что, если их уже придумали, назад дороги нет. Так и изобретение авиации привело к возникновению нового типа войны, безжалостного по отношению к гражданскому населению.
Первая мировая война прошла в окопах, и тысячи солдат узнали на своём опыте, что такое «снарядный шок»: ощущение парализующего страха, сопровождающееся хронической бессонницей, искажением реальности и агрессией. По неопытности психологи и военные стратеги решили, что массированные бомбардировки территории противника возымеют тот же эффект, превратив всю нацию в потерявших разум зомби, пустившихся в безудержное бегство{4}. Они представляли себе хаос, в котором враг полностью утратит боевой дух, поддастся моральному разложению и в конце концов капитулирует. Благодаря этому, утверждали они, войны будущего будут заканчиваться гораздо быстрее, меньшей кровью и без лишних затрат.
Эта идея вскоре стала популярной среди правящих кругов, и ее пытались воплощать во всех войнах XX века. В основу стратегии был положен принцип массированных, непрекращающихся ударов, желательно превентивных. Разногласия стратегов касались в первую очередь того, следует ли убивать людей непосредственно с помощью бомб или опосредованно, обрекая их на медленную и мучительную смерть путем уничтожения сельскохозяйственных угодий, источников пресной воды, электроэнергии и прочей жизненно необходимой инфраструктуры.
Вот уже почти сто лет воздушные бомбардировки считаются самым рациональным и современным способом ведения войны. Когда эскадрилья бомбардировщиков отправляется выполнять свою смертоносную миссию, возникает чувство неотвратимости и в то же время спокойствия. За этой эскадрильей стоит целый сонм политиков, генералов и производителей оружия, акционеров, директоров, лоббистов, инженеров и простых рабочих. С этой точки зрения было бы легкомысленно задавать самый очевидный вопрос, а именно: работает ли эта стратегия? Оправдывает ли воздушная война ожидания, приводит ли она к быстрой и легкой победе?
Ответ, как ни удивительно, однозначен: нет! Бомбардировщики ни разу не выигрывали войн и лишь в редких случаях хоть как-то влияли на их исход. Масштабные бомбардировки Японии, Великобритании и Германии в ходе Первой и Второй мировых войн, а также Кореи, Вьетнама и Чечни во второй половине XX века не приводили к деморализации гражданского населения{5}. Скорее, результат был прямо противоположным: к примеру, бомбардировки Лондона немцами только сплотили людей и укрепили боевой дух. То же самое происходило в разбомбленных немецких и японских городах. Воздушные антитеррористические кампании последних лет в Азии и Африке привели лишь к увеличению численности террористов и им сочувствующих{6}.
Ещё в первой половине XX века психологи указывали на существенную разницу между окопом и городом, подвергшимся бомбёжке. Сам по себе страх умереть или быть раненым редко вызывает психологическую травму. Большинство солдат, пострадавших от «снарядного шока», боялись скорее последующего столкновения с войсками противника – непосредственного контакта лицом к лицу с врагом, который желает им смерти. Попадание снарядов в окопы просто усиливало этот эффект{7}.
Узнав, что стратегия бомбардировок так и не доказала свою эффективность и единственным ее следствием были страдания и ненужные смерти, неизбежно задаёшься вопросом: почему же это продолжается?
Военные стратеги всегда отличались недостатком интереса к истории и яростным отторжением рационального подхода{8}. Вопреки здравому смыслу они утверждали и утверждают, что у любой проблемы есть технологическое решение – нужно только сделать самолёты чуть быстрее, бомбы чуть мощнее, прицелы чуть точнее, и всё будет в порядке. Эту позицию, разумеется, поддерживала авиационная промышленность, которая на протяжении столетия превратилась в крупнейшую отрасль военной индустрии. Это сопровождалось созданием новых рабочих мест и поступлением немалых налогов в государственную казну, что, в свою очередь, служило веским аргументом для политиков. Раз за разом они покупались на обещания легкой победы без «сапог на земле». В итоге образовалась замкнутая экосистема, у которой нет иной задачи, кроме как поддерживать саму себя. Во всяком случае, на первый взгляд.
Однако в течение всего последнего столетия бомбардировщики выполняли и представительскую функцию – почти как готические соборы в Средневековье{9}. Благодаря своим размерам и рёву двигателей они демонстрировали – пусть и символически – величие и военную силу страны. А поскольку они были нашпигованы передовыми для своего времени технологиями и инженерными решениями, то одновременно сообщали окружающим об интеллектуальном и культурном превосходстве их создателей.
С этой точки зрения было не так уж важно, что бомбардировщики совершенно бесполезны, как и их предшественники – линейные корабли, созданные во второй половине XIX века. Несмотря на свой устрашающий вид, линкоры оказались весьма уязвимыми и мало на что годились, так что бóльшую часть боевых действий они просто стояли на рейде{10}. Тем не менее военно-морской флот оставался неотъемлемой частью вооружённых сил любой страны в течение всего XX века.
Судя по всему, время бомбардировщиков подходит к концу{11}. Даже их представительские функции уже кажутся старомодными и отчасти глупыми. В воздухе господствуют беспилотные дроны, управляемые искусственным интеллектом, и орбитальные спутники, а война переходит в цифровую плоскость. Однако стратегии остаются прежними: вывести из строя гражданское население, нарушив процессы коммуникации, энергоснабжения и тому подобное. Впрочем, на этот раз шансы на успех куда выше, чем с бомбардировщиками, потому что в силу нашей цифровой зависимости новое оружие воздействует на нас непосредственно.
Часть I
Первая мировая война
Понятие «конец века» (фр. fin de siècle) характеризует упадок культуры и нравственности накануне начала Первой мировой войны в 1914 году, когда в искусстве и литературе выражалось представление о том, что цивилизация вот-вот рухнет. Но война пока ещё не наступила. Женщины в свободных платьях и широкополых шляпах разгуливают по европейским бульварам под руку с мужчинами в твидовых костюмах и шляпах-котелках. Повсюду появляются современные фабрики, которые всё меньше напоминают греческие храмы, всё больше людей передвигается на личных автомобилях. В то же время волнения среди рабочего класса, численность которого постоянно увеличивается, а заработная плата остается низкой, до сих пор не привели к существенным изменениям.
Время великих открытий уже прошло, однако идёт последний этап колонизации остальной части мира – в Африке, Азии, Океании и Южной Америке. А колонизировать ещё есть что! Кроме того, заходит речь о разделе наследия правящей на Ближнем Востоке и Балканах Османской империи, которая вот-вот распадётся. В основном всё протекает мирно, но в то же время происходит формирование новых межгосударственных союзов: Германия, объединившись с Австро-Венгрией, вскоре становится ведущей силой на европейском континенте.
Процесс индустриализации, в ходе которого постоянно создавались новые материалы, усилил стремление покорить воздушную стихию. Уже в конце XIX века проводились эксперименты с дирижаблями, и в июле 1900 года первая рабочая версия дирижабля «Воздушный корабль Цеппелина» LZ-1 была отправлена в воздух. Три с половиной года спустя, в декабре 1903 года, первый самолёт, оснащённый мотором, поднялся в воздух и совершил хоть и короткий, но вполне реальный полёт на пару сотен метров. Американские конструкторы братья Орвилл и Уилбур Райт даже при скудном знании аэродинамики сумели создать профиль крыла с необходимой подъёмной силой.
4
Grossman, 1996.
5
Rachman et al., 1978.
6
См. интервью бывшего главы норвежской разведки Улы Калдагера каналу NRK2, 31 марта 2016 г.
7
Grossman, 1996.
8
Olsen, 2010.
9
По мнению французского философа Ролана Барта, машины – наш ответ готическим соборам, см. эссе «Новый ситроэн» в кн.: Barthes, 1999.
10
O’Co
11
По мнению военного историка Мартина ван Кревельда в кн. Olsen, 2010.