Я не сдамся

Пять лет назад.

Я сидела в поликлинике у кабинета УЗИ. Передо мной еще две девушки, и я ожидаю своей очереди. Счастливо и непроизвольно поглаживаю свой еще маленький животик – двенадцать недель. Время первого скрининга. Вот пройду его, сделаю первое фото ребенка и вечером покажу Олегу. Он точно обрадуется. Муж давно говорит мне о маленьком.

- Мартынова? – замечтавшись, я не замечаю, что все уже прошли и медсестра вызывает меня.

- Я здесь. Иду.

Разуваюсь и прохожу в кабинет. Оголяю живот и прикладываюсь на кушетку.

- Так, – холодный гель попадает на живот, и кожа мгновенно покрывается мурашками, -  дата последних месячных?

- Двадцать четвертое апреля.

- По месячным срок должен быть двенадцать - тринадцать недель.

- Все верно, – отвечаю я.

Несколько минут молчания врача, во время которых она внимательно смотрит на монитор и записывает показатели.

- Но вот развитие плода на девять - десять недель. Это мне не нравится. Давай по-другому посмотрим, – женщина вводит какие-то параметры в аппарат, а я начинаю нервничать. Она снова прикладывает датчик к моему животу, но уже не комментирует, а только хмурится.

- А может сердце послушаем? – предлагаю я. Так как нервничаю настолько, что, если сейчас не услышу стук сердца малыша, просто сойду с ума.

- Давай, – доктор с сочувствием посмотрела на меня, она и без этого прибора уже поняла, что не будет никакого сердцебиения.

Тишина.

Слезы покатились по моим щекам.

Теперь и я поняла.

Он умер.

Тихие всхлипы перерастали в стон отчаяния и безысходности.

- Успокаивайся. Нечего убиваться. Не получилось в этот раз, получится в следующий, – доктор очень строго со мной разговаривала, понимая, что, если она сейчас начнет сюсюкать, у меня начнется истерика. -  Низ живота болит?

- Немного тянет, – сквозь слезы отвечаю я.

- Температура?

- Третий день тридцать семь и пять.

- Это плохо. Скорее всего, разложение плода уже началось. Марина выпиши срочное направление в сто третий, – обращается она к медсестре.

- Нет, я не пойду. Я сначала домой. К мужу, – я пытаюсь встать с кушетки и одеться, но врач хватает меня за руку.

- Какой муж? Заражение крови начнется и всё. Ты же будущий врач сама понимать должна, что это серьезно. Никаких домой, срочно на операцию, – я не понимала, о чем она мне сейчас говорит, в голове гул и мысли о ребенке и Олеге. - Пошли, сама провожу.

Доктор помогла мне обуться и, взяв за руку, повела по коридорам. Я не видела куда меня ведут, я лишь вытирала слезы с щёк. Мы вошли в белоснежный и прохладный кабинет.

- Егоровна, ты здесь? – спросила доктор.

- Куда я денусь? – из-за ширмы вышла женщина лет пятидесяти, очень полная, но при этом добрая и улыбчивая.

- Вот привела к тебе, – доктор передала второй мою карточку и результаты УЗИ. - Замершая беременность две три недели назад.

Егоровна, вроде так ее назвали, внимательно изучила документы и, отложив их в сторону, повернулась ко мне.

- Ну что, солнышко, ложись. Не плачь, маленькая. Я постараюсь аккуратно, придет время, и родишь ещё.

- Почему ты Олегу не сказала? – свекровь плакала после моей исповеди. -  За что вы так друг с другом?

- Как Олег узнал?

- Ему позвонил кто-то. Он был у меня, помнишь, я новый гарнитур на кухню купила. Олег вешал шкафчики. А тут звонок. Он поговорил, а потом, не сказав ни слова, спешно ушел. Я поняла, что случилось неладное. Звонила тебе, но ты не отвечала. Весь вечер на таблетках и на телефоне, то ему, то тебе. А ночью он пришел пьяный. Я никогда его таким не видела. Он плакал на кухне, когда рассказывал, что ты избавилась от его ребенка. Ему сказали, что ты сделала аборт. Но ведь это не так?

Мы еще немного поговорили в тишине, Маргарита пересела ко мне и обняла. Прижала к себе, а сама тихо плакала.

- Вы только ему ничего не говорите.

- Почему?

- Это ничего уже не изменит.

- Ты ошибаешься. Я видела сегодня, как он на тебя смотрит. Он все еще любит.

- Нельзя склеить разбитую чашку. Если он вместо того, чтобы поговорить ушел искать утешение в других объятиях, значит, и не было у нас любви. Когда любят, так не предают.

Маргарита ушла, а я села на подоконник и обняла себя за плечи. Я смотрела в ночь. Кругом темнота, как в моей душе сейчас. И рассвет в ней не предвидится.

Мне, действительно, пришлось сделать аборт, так как была замершая беременность. Ребенок умер во мне. И вместе с ним и наша любовь. Перед операцией Олег звонил мне, но я не ответила. Я плакала. Горло свело судорогой от потока слез, я не смогла бы и слова произнести. В больнице я провела двое суток, он больше не звонил. А когда я вернулась домой, то нашла пустые вешалки и полки. Он ушел. И мне было все равно, куда и с кем, я горевала о потере малыша. Вечером на мой телефон пришли фотографии, на них был запечатлен Олег с другой девушкой, он целовал ее, обнимал, как свою женщину. Я не стала звонить ему и выяснять отношения, приняла случившееся как неизбежность. Это уже случилось и выяснять причину во многочасовом разговоре не хотелось. Мне в ту ночь ничего не оставалось, кроме как жалеть себя. Я даже спать на постели, в которой мы зачали нашего малыша, не смогла. Спала на полу, свернувшись калачиком. А утром я решила изменить свою жизнь.