Страница 8 из 9
Любава бежала, пока не запыхалась, по высокому снегу. Уже стемнело, и уходить дальше в безлюдную и обледеневшую степь она не решилась. Размазывая слезы по щекам, она двинулась назад, в хижину. Совершенно продрогшая и испуганная, она вошла в землянку, Цыба сидела к ней спиной, держа руки над огнем, который вырывался из печи.
– Пришла? – спросила ее старуха, не поворачиваясь.
– Да, – испуганно пискнула Любава, в нерешительности застыв у входа в землянку.
– А теперь иди куда хочешь! – зло цыкнула на нее бабка. – Я тебя предупреждала, что мое время пришло, что должна передать тебе свой дар, а ты меня подвела!
– Я… я… – залепетала Любава.
– Боги сказали, что мне придётся еще здесь задержаться, и все из-за тебя! – рявкнула знахарка и повернулась. Любава вздрогнула и вжалась в холодную стену землянки. У Цыбы бешено, яростно горели глаза, ее и без того некрасивое лицо исказилось в гримасе ненависти.
– Убирайся! – закричала она. – Убирайся и никогда ко мне больше не приходи!
Любава в ужасе попятилась, а затем вылетела в морозную зимнюю ночь и побежала куда глаза глядят. Ноги сами привели ее в конюшню, рядом с лошадьми была построена землянка Богдана. После того, как его жена и ребенок умерли, он жил там один.
– Можно к тебе? – Любава нерешительно вошла внутрь, это была неслыханная, невозможная наглость, которая, узнай в племени, стоила бы ей жизни. Не могла, не имела права незамужняя девушка прийти в жилище к мужчине, тем более ночью, тем более одна. Но Любаве больше некуда было податься, ну не замерзать же в степи, поэтому она стояла, опустив глаза, и молила бога только об одном: чтобы Богдан ее не прогнал прочь.
– Зачем пришла? – Мужчина не спал, лежал на топчане и смотрел в черный потолок землянки.
– Цыба выгнала, – Любава переминалась с ноги на ногу, – сказала, что знать меня больше не хочет, потому что я ее подвела.
– Ну и правильно все она сказала, – Богдан даже не шевельнулся, – ты должна была ее заменить, а теперь что?
Любава промолчала, но ее поглотила паника, как ей теперь быть? Куда идти? Конечно, еще можно попытаться напроситься на ночлег к Аксинье, это была ее единственная подруга, но там очень большая семья, им и самим в землянке тесно. Да и потом ее отец частенько пьет бражку, а затем гоняет домочадцев по дому, порой и поколачивает. Нет, это точно не то место, где она хотела бы провести спокойную ночь.
– Ладно, – неожиданно смилостивился Богдан, – пришла, так проходи. Мне как раз хозяйка в доме нужна, да и одному совсем мне плохо стало. Только вот что скажут в племени? Тебя завтра утром камнями закидают.
– А ты не говори им, что я у тебя в землянке спала, скажи, на конюшне. – Любава повеселела, вопрос с ночлегом был решен, хоть всего и на один день.
– Ну, тогда приготовь поесть, что ли, – Богдан встал с топчана, – а на самом деле, где спать-то будешь? Топчан у меня один, на полу грязь, да и холод лютый.
Любава залилась краской, вот про это она и не подумала, действительно, куда ей ложиться, не в одну же постель с молодым вдовым мужчиной?
– Ладно, бог с тобой! – Богдан подошел к ней вплотную. – Я пока поживу в конюшне, авось не замерзну, а еду ты все равно приготовь.
– Я сейчас! – Любава метнулась к выходу, там, во дворе у Богдана можно развести костер и приготовить ужин.
– Морковь в конюшне, в подвале, а вяленая козлятина на крюках у двери. Отрежь немного и приготовь мне еду. – Мужчина вышел из землянки за ней следом.
– Хорошо! – Любава набрала в глиняный котел снега, старалась взять его с крыши землянки, там самый чистый. Быстро разожгла костер, примостила его над огнем и принялась варить похлебку: немного вяленой козлятины, немного моркови, горсть чечевицы (она нашла ее там же, в подвале). Готовила Любава хорошо, этому ремеслу ее сама Цыба научила.
Вспомнив о старухе, у Любавы по спине побежал холодок, ох, зря она с ней поссорилась, надо было пасть в ноги и просить прощения, потому что быть в немилости у знахарки – это плохо.
– Дождусь рассвета, а потом пойду к ней, – решила девушка, а пока старалась угодить кузнецу, потому что теперь он – единственная ее защита и подмога.
Похлебка вышла и правда неплохая, Богдан ел, да нахваливал, а после трапезы, как и обещал, ушел спать в конюшню, предоставив Любаве топчан в землянке. Лежанка оказалась жесткая, овечья шкура, которой следовало накрываться, пахла плесенью, и вообще, в доме после смерти хозяйки царило запустение.
Любава так всю ночь и проворочалась с боку на бок, пытаясь подремать хотя бы пару часов, но сон не шел. К ней в голову лезли всякие дурные мысли, а что будет, если Цыба ее проклянет? А как отреагирует племя на такие новости? А не выгонят ли ее за пределы поселения в занесенную снегом степь, обрекая тем самым на неминуемую смерть? В середине ночи, совершенно измучившись от страхов и сомнений, так и не сомкнув глаз, Любава поднялась с топчана и отправилась к Цыбе, по дороге придумывая, как бы угодить старухе.
Любава решила, что попросит у знахарки прощения, а потом объяснит ей свой поступок паникой, ну может же она просто испугаться? Когда подошла к землянке, девушка уже думала, что готова и козу убить, лишь бы все вернулось на круги своя. Любава в нерешительности остановилась, еще раз подбирая слова, которые скажет Цыбе, надо, чтобы все прошло гладко, а то старуха и слушать ее не станет.
– Цыба! – Любава отворила дверь и вошла внутрь. – Цыба! – позвала она знахарку еще раз. В землянке было тепло и пахло, как всегда, травами. – Я вернулась, чтобы…
Девушка огляделась, в хижине никого не было, что само по себе было странно, Цыба никогда не выходила из дома раньше, чем начинало светать. Говорила, что это время злых духов.
– Цыба! – еще раз позвала Любава, хотя уже, конечно, поняла, что старуха куда-то ушла.
– Ну и куда она делась? – Девушка опустилась на топчан, потом решила немного полежать, дождаться прихода старухи, да так и задремала.
Проснулась от того, что ее довольно бесцеремонно трясли за плечи:
– Вставай! Проснись!
Любава вскочила как ошпаренная.
– Кто? Что? – спросонья она не могла сообразить, где находится и что от нее надо.
– Цыба где? – В хижине было двое мужчин, сам Егор Змееборец и Харитон, его правая рука. – Меланья рожает, Цыба нужна, найти не можем, всю деревню обошли три раза. Она тебе ничего не говорила?
– Нет. – Любава окончательно проснулась и напугалась, что Цыба куда-то ушла и пропала.
– Может, она все-таки тебе что-то говорила, да ты забыла? – нахмурился Харитон.
– Подумай, вспомни! – приказал Егор Змееборец. – Если у Меланьи родится младенец и снова умрет, жертвоприношением животных не обойдется. Надо будет успокоить духов человеческой кровью, а я этого не хочу. Поэтому сейчас мне нужна Цыба! Кроме нее никто не может помочь Меланье, бабы говорят, что-то там пошло не так! Так где знахарка?
Мужики на нее наседали с вопросами, Любава забилась в самый угол топчана и смотрела на них перепуганными глазами.
– Да я правда не знаю! – пробормотала девушка. – Я проснулась, вернее вы меня разбудили, а ее нет, и куда она ушла, я не знаю.
– Да как не знаешь, если живете вы вместе? – не унимался Харитон. – Да, вчера вы поссорились сильно, наверное. Ты же с горы Жертвоприношения вся в слезах убежала, а Цыба была просто вне себя от гнева. Так богам жертву и не принесла, вот Меланья сегодня и мается.
Любава молчала, потому что ответить ей было нечего, правду говорит Харитон, правду.
– Ну хорошо! – Егор Змееборец понял, что от Любавы сейчас все равно ничего не добиться. – Как Цыба вернется, сразу скажи ей, что нужна она Меланье! Сразу передай, да не забудь, да не мешкай!
– Хорошо, – пробормотала Любава, не сводя с мужчин напряженных глаз, – как только она вернется домой, я сразу же все ей и передам!
В новогоднюю ночь «Скорая помощь» ехала очень долго, так долго, что Лизе казалось, что она просто сойдет с ума. С того момента, как в их спальне обнаружили бездыханное тело Кристины, в квартире творился просто хаос: Катерина орала в голос и пыталась реанимировать тело дочери, Иван оттаскивал жену от умершего ребенка, но безуспешно. От диких криков проснулись мальчишки, Лиза бросилась их успокаивать и увела обратно в детскую, чтобы они не увидели весь ужас происходящего. Настя рыдала в гостиной, среди закусок и салатов, Никита пытался ее успокоить, а Владимир разговаривал с соседями, видимо, пытаясь им что-то объяснить.