Страница 31 из 50
Я убираю волосы в высокий хвост, чтобы они не мешались и отхожу к окну, прямо напротив прозрачной двери в нашу отдельную палату, которую обустроил нам Кирилл. Здесь есть все, что нужно: телевизор, холодильник, микроволновка, нет только одного — ощущения будущей свободы, предчувствия скорого положительного исхода.
Сейчас мы ждем последних анализов, которые должны прийти на днях, и только тогда нас с Егором выпишут из клиники.
Я не знаю, куда мы пойдем с ним. Возвращаться домой к Жене я не готова. После этой некрасивой сцены у ворот дома Кира мы толком не разговаривали еще, потому что тот сразу же начинал повышать голос и кричать на меня, обвиняя во всех грехах.
К отцу — не вариант. Ему вообще все равно на меня. Он отзванивается раз в неделю только для того, чтобы убедиться в том, что его внук жив, а я нахожусь с ним неотступно.
Мне хочется оставить квартиру Жене, попросить прощения за все у Кирилла и въехать в какую-то маленькую квартирку возле парка, чтобы можно было гулять с малышом каждый день, давая ему возможность насладиться прелестью природы, готовящейся к осени.
Я верчу в руках сотовый телефон, и вновь и вновь пишу и стираю сообщение, которое пишу Жене. «Хочу развестись как можно скорее», — эту мысль я пытаюсь донести до него уже не первый день с тех пор, как была проведена операция. Мне не до того, чтобы заниматься бумагами, но я хочу скорее разделаться с этим, расквитаться, чтобы, когда мы выйдем из больницы, муж стал бывшим, а мы с сыном начали жизнь с чистого листа.
— УФ! — вдруг восклицает Кирилл. — Чуть не забыл! Я принес тебе многое всего вкусного.
Егорка хлопает в ладоши, а мужчина медленно встает с кровати, подходит к большой сумке, в которой он постоянно приносит нам что-то из ресторана рядом. Аппетит у малыша никакой, я тоже сейчас ем очень мало, да и отец также обеспечил нас всем необходимым, хоть я его и не просила, но эта забота Кирилла мне греет сердце. Он такой человек: конкретный, не пасующий перед трудностями, и то, что думает о таких мелких и бытовых вещах, как подарки сыну, вкусности, чтобы подогреть его аппетит, заставляет каждый раз посмотреть на него по-новому.
Кирилл медленно достает фрукты, контейнеры с разными пирожными и открывает одно. По больничной палате разносится аромат вкусной выпечки с курицей, покрытой сыром, и я ощущаю, как мне снова неожиданно становится плохо.
Горло сдавливает спазм, из глаз буквально сыпятся искры.
Закрыв рот рукой, спешу в уборную. Не успеваю даже до конца закрыть дверь, но мне не до сантиментов.
Кирилл, наверняка, недоумевает, но у него хватает такта не заходить в ванную комнату, чтобы добавить мне еще больше неприятных мгновений. Он увлекает Егора, они вместе смотря на улицу. Не такой я хотела бы предстать перед ним…Не такой…
Спустя томительные минуты мою рот и руки с мылом и смотрю в зеркало. Оттуда на меня глядит измученная бледная женщина с запавшими глазами. От той красоты и ухоженности, что была совсем недавно, не осталось и следа. Теперь я просто стала тенью совсем другого человека, обременённого страхом, болью, безвыходностью…Не знаю: вернется ли она когда-нибудь обратно? Сможет ли вернуть себя?
— Ты в порядке? — поворачивается Кир ко мне. Егор спрыгивает с табурета и бежит ко мне, но у меня не хватает сил, чтобы поднять его на руки и просто сажусь рядом, чтобы приобнять.
— В полном.
— Позвать врача? — в его голосе слышны горечь и волнение, но я отметаю их одним движением руки.
— Не нужно, это просто от усталости, да и больничные стены не очень хорошо действуют. Скоро мы выйдем отсюда, и все наладится.
Глава 38
Кирилл пожимает плечами. Вижу по глазам, что для себя он сделал какую-то пометку. Возможно, на следующий день принесет какой-то другой еды, или приведет за руку доктора, но пока что он не делает ничего, только отводит взгляд, смотрит в окно.
Вдруг все его тело будто подбирается, становится напряженным. С грацией кошки он делает несколько шагов до двери, возле которой стоим мы с сыном, нагибается к нему и протягивает руку.
— Боец, мне пора, — мне кажется, или в его голосе слышно предостережение? — Веди себя хорошо, слушайся маму. И да, пригляди за ней.
Он ерошит волосы Егорке, и тот хихикает в ответ — у них уже появились какие-то свои ритуалы, которые сын с удовольствием поддерживает.
Кирилл смотрит на меня в упор. Скользит взглядом по лицу, останавливается на губах, делает едва заметное движение, будто бы хочет сделать еще один шаг навстречу, поднять руку и поправить мои волосы, выбившиеся из хвоста, но одергивает себя в самый последний момент.
— До завтра, — бросает он и размашистым шагом уходит из палаты, удерживая на себе халат, который так и норовит сползти с плеч.
Я вздыхаю с едва заметным стоном и целую Егорушку в макушку.
— Мама, а дядя Кир еще придет?
— Конечно, малыш, — улыбаюсь его непосредственности.
— Он мне нравится, — рассуждает ребенок. — Но когда же придет папа?
Я вздыхаю. Снова. У меня нет ответа на этот вопрос.
— А папа…Он уехал в командировку, — глупо вру я, понимая, что моя ложь однажды может повернуться боком.
— Пусть привезет оттуда мне машину!
Я подхватываю Егора на руки и подхожу к окну — самому большому нашему развлечению за последние три недели в этой клинике. Здесь всегда есть, на что обратить внимание, что усмотреть, за чем понаблюдать: иногда за больными, которым разрешено выйти на прогулку. Иногда за голубями, который подкармливает лечащий врач Егора, а иногда и за девчонками с соседнего двора, которые любят играть среди кустистых деревьев в прядки.
Место, куда выходят окна нашей палаты, уединенное. Оно не очень далеко от дороги, и здесь не так часто появляются люди, поэтому мы любим следить за всем, что происходит тут, и для нас это не просто окно. Это окно, дверь во внешний мир, которого мы лишены так долго…
— Так у тебя же и без того очень много машин, сынок, — улыбаюсь я и бросаю рассеянный взгляд в окно. Тут же меняюсь в лице.
— Папа! — восклицает ребенок и буквально рвется из рук. Я удерживаю его, но это удается мне с трудом, потому что то, что я вижу во дворе больницы, ввергает в шок.
Женя и еще два каких — то громилы толкают Кирилла, от чего он не выдерживает, теряет равновесие и буквально падает на колени.
Глава 39
— Папа, папа! — мечется и волнуется Егор. Он не видел отца три недели, после того позорного бегства из дома, когда за нами пришел Кирилл и заявил о том, что нам не место в доме, принадлежащем Седому. Каким бы ни был плохим мужем мужчина, он был единственным отцом во вселенной малыша, и теперь его беспокойство вполне понятно.
Однако Женя, как всегда плюющий на все и всех, вместо того, чтобы направиться прямиком в больницу, в палату, вместо того, чтобы выяснять отношения по телефону со мной на повышенных тонах, выясняет главенство и восстанавливает поруганную честь и сомнительное достоинство в неприятной, некрасивой, неадекватной драке. Втроем на одного.
Кирилл поднимается, машет рукой, а другой вытирает кровь, проступившую в уголке рта. Он что-то говорит Жене, и, судя по его гордо вскинутому подбородку, неприятное и злое. Наверное, в очередной раз сыплет проклятиями и угрозами. Дурак! Зачем он давит ему на больное, зачем нарывается? Ведь численный перевес на стороне моего уже, можно сказать, бывшего мужа!
Кирилл неудачно размахивается, Женя отскакивает, а мужчины начинают над ним насмехаться. И только теперь я вижу, насколько сильно ослаблен Кир. После вмешательства прошло не так много времени, внешне он выглядит также, как и обычно, только появились круги под глазами, да черты лица стали чуть более заострёнными. Но теперь, со стороны, во время этой неудачной драки, когда он окружен тремя взрослыми огромными мужчинами, я вижу то, что он скрывал: Кирилл еще не полностью восстановился, он слаб.