Страница 23 из 50
По лунному календарю у меня на это время выпадает овуляция, и я уверена, что все у меня пройдет как нужно. Беременность наступит в срок. Я рожу маленького прекрасного малыша. Пуповинную кровь врачи используют для того, чтобы спасти Егорку, и мы все вместе заживем большой дружной малышовой семьей. Жене об этом знать пока будет не обязательно, но я потом, позже, когда весь этот ад закончится, я расскажу ему. Могу предположить, какой вывод, какой выбор он сделает, и нисколько не могу за этого его винить. Но…поговорить с ним прямо сейчас на эту тему я не могу. Может быть, кто-то скажет, что это неправильно, неверно, но это — жизнь. В жизни вообще все неправильно и неверно. Например, то, что маленький ребенок, который еще и нагрешить не успел, — тяжело болен.
— Ма-ма! — Егор подбегает ко мне и несет свою добычу: три больших и один маленький камешек. Это служит сигналом мне: сын вербально говорит, что ему нужно сменить обстановку, поиграть во что-то другое, и он соскучился по мне. Мы очень много времени проводим вместе, буквально врослись друг в друга, и потому я считываю его желания буквально на лету.
— Бежим на горку! — вскакиваю я, вытягиваю вперед руки, изображая «крокодилью пасть», и делаю вид, будто хочу съесть малыша. С веселым визгом он бежит вперед, и мелкий песок выбивается из-под его быстрых ног, обутых в легкие сандалики.
Как прекрасно и беззаботно детство! Как весело и недолговечно оно! И как же мне хочется продлить, до самой последней секунды продлить его, и сделать это детство счастливым, таким, каким оно и должно быть!
— Бе-жим! — со всех ног несется Егор на пластиковую желтую горку. На нее падает тень от большого дома, и воздух прозрачен и свеж, и у меня в груди все замирает от того, какой счастливой я чувствую себя в эту самую секунду, когда Егор катится с горы в мои объятия, раскрыв от счастья рот! Я точно знаю, что это мгновение, это лето, этот день никогда не повторятся, и хочу остановить мгновение, чтобы продлить его, чтобы остаться здесь навсегда…
Глава 28
Нагулявшись вволю, мы идем домой. Садимся на лавочку у подъезда, вытряхиваем песок из обуви и заговорщицки перемигиваемся. Сегодня мы нашли клад — два белых камушка и хотим показать его Жене.
Дом встречает нас ароматами еды и не сразу, но я чувствую тонкий запах корицы.
— А я вас обедать жду, — говорит Женя, показавшись в дверях кухни. — А вы все не идете!
Он улыбается мне, а следом присаживается на корточки, чтобы стать на один уровень с Егоркой.
— Ну что, боец, как дела?
— Мы нашли клад! — сын снимает панамку и доверительно протягивает маленький кулачок, в котором зажаты камешки.
— Клад? — улыбается Женя. — Это очень хорошо! Нам очень нужен клад!
— А я его нашел! Вместе с мамой! — радуется ребенок.
— Мойте руки, кладоискатели, и срочно обедать. Я не стал заморачиваться и сварил пельмени.
— И правильно сделал! — хлопает в ладоши сын. — Не хочу мамин суп!
— Ну уж нет! — встает во весь рост Женя. — Мамин суп нужно есть просто обязательно, чтобы вырасти большим и сильным!
Но Егор уже не слышит — как всякий подвижный малыш, не любит нравоучения. Он со всех ног несется в ванную комнату, и оттуда тут же раздаются звуки морского боя — думаю, лодочкой стало мыло, а большим кораблем, которое нуждается в спасении изх раковины, — мыльница.
— Ты как? — вдруг спрашивает Женя.
— Нормально, — повожу плечом. — Спасибо, что позаботился об обеде.
Его лицо мрачнеет.
— Звонил врач, — от этих слов то волшебное чувство единения, радости и звонкости, которое поселилось во мне на улице, сразу лопается, как мыльный пузырь. И не случайно. — Он сказал, что анализы хуже, чем в прошлый раз.
— Черт, — я устало сажусь на пуфик у двери и поминаю, что во мне нет сил встать и идти переодеваться в домашнюю одежду, чтобы снова становиться привычной женой и мамой, как если бы с халатом можно было одеть личину другого человека.
— Черт, — соглашается Женя. — Я звонил твоему отцу, чтобы он подключил свои связи, и нашел доноров за рубежом.
— Спасибо, — сама не понимаю, что это говорят мои онемевшие губы.
Женя прислоняется плечом к косяку двери.
— Все наладится, — вдруг говорит он, но смотрит в потолок. — Все наладится. Но ты не должна быть такой.
Я недоуменно вскидываю на него глаза.
— Какой?
— Размазней, Тоня! — он понижает голос, чтобы Егор не услышал наш разговор. — размазней. Что я вижу каждый день? Слезы, слезы, слезы. Бесконечно. А я мужчина. Мне нужно…мне нужно внимание, в конце концов!
— Женя…
— А что — Женя? — шипит он, и отворачивается. — Я уже сколько лет Женя.
Когда в кухню входим мы с Егором, Женя, как заправская хозяйка, раскладывает пельмени в последнюю тарелку. Он ставит дымящуюся еду перед Егором, и тот сразу же хватается за ложку. Конечно, пельмени, макароны с сосисками — это же не каша и полезный суп, который мама заставляет есть каждый день!
На столе я замечаю цветы. Красные, желтые, синие, белые герберы и маленькие цветочки, белыми тычинками покрывающие зеленое пространство.
— Это…мне? — говорю Жене, а сама смотрю в сторону.
— Тебе, — буркает он и садится обедать.
Однако больше ничего не говорит, и между нами повисает молчание. Я не могу поблагодарить его, потому что он прав — я обычная размазня. Женя вдруг меняется в лице. Откладывает вилку. Он тоже понимает, что что-то изменилось, надломилось, и склеить этот разлом я уже не в силах, а он просто не понимает, — как.
— Потом поем, — говорит он. Вставая, ерошит Егорке волосы, который дует на горячее тесто смешно вытянув губы. — И это… — добавляет он уже у выхода. — Сегодня с пацанами встречаюсь. Буду поздно.
Я откладываю вилку в сторону со звонким стуком. У меня тоже пропадает аппетит.
Глава 29
— Малая, я тебя ни на кого не променяю, — снова улетаю я в свои воспоминания о встречах с Кириллом тем далеким летом, когда казалось, что мир вокруг радужный и прекрасный. — Даже не думай.
Смеюсь: какой же он забавный, когда смотрит с таким хитрым прищуром.
— И ты меня ни на кого не променяешь! — говорит и вдруг поднимает меня в воздух и кружит вокруг своей оси. Я счастливо смеюсь — ну невозможно не ощущать себя воздушным шариком, заполненным гелием, рвущимся к небу, когда ты находишься в объятиях человека, который может поднять твое настроение, как и тебя саму одним движением!
— Кир, Кир! Ну что ты! — легонько ударяю его по плечу. — Увидят!
— Ах, да, — ерошит он волосы и становится похожим на ворона. — Ты же у нас девочка правильная, с мальчиками встречаться нельзя.
Пожимаю плечами. Отец сразу сказал, как мне только исполнилось пятнадцать лет, что никогда и ни с кем видеть меня не должен. Я и училась в женской гимназии, где всегда ощущала себя под замком в настоящем замке — ни дать, ни взять принцесса Рапунцель, заточенная собственным родителем. И даже боялась увидеть его реакцию — что же будет, когда он узнает, что у меня появился такой непростой ухажер?
— Это мне тоже нравится, — хмыкает Кирилл и утягивает меня под дерево, в тень, с дорожки подальше от любопытных взглядов. — Не хочу, чтобы у тебя был кто-то в голове, кроме меня.
А я же думаю в ответ, что никого там и быть не может. Кирилл слишком броский, слишком сильный, слишком решительный. Он сразу и в одночасье заполнил все мое пространство собой, да так легко, будто бы ему это ничего не стоило.
Он смотрит на меня своими глубокими, черными глазами, и по телу снова бегут мурашки. Он всегда так действует на меня — от одного его вида, одного прикосновения, одного сообщения на телефоне у меня сразу захватывает дух и это не только потому, что прежде я не знала таких отношений с парнями. Все дело в его мощной, подавляющей, пробирающей до костей, ауре.