Искушение

– Я знаю, что ты бы ничего не сделала Коулу, – успокаивает меня Мэйси, однако ее взгляд говорит об ином.

Как, вероятно, и мой. Потому что, хотя я и не могу представить себе, при каких обстоятельствах я могла решить напасть на здешнего вожака человековолков – да еще и одолеть его, – нельзя не признать, что это странное совпадение: утром я просыпаюсь вся в крови, а ночью кто-то напал на Коула, и он потерял много крови. Еще более странным это совпадение делает тот факт, что это произошло в первую ночь после моего возвращения.

Если бы я попыталась убедить себя, что я тут ни при чем – после того, как Мэйси сказала мне, что в Кэтмире такого не бывает, – это была бы бо-ольшая ложь.

А я совсем не умею лгать.

– Нам надо позвонить твоему отцу, – шепчу я. – И все ему сказать.

Мэйси колеблется, затем говорит на выдохе:

– Знаю. – Однако не пытается позвонить дяде Финну. – Но что мы можем ему сказать? Это серьезно, Грейс.

– Это я понимаю. Поэтому мы и должны ему сказать. – Я хожу по комнате, лихорадочно перебирая возможные сценарии.

– Ты не смогла бы одолеть вожака человековолков. Так что это, по-моему, полная чушь.

– Знаю. С какой стати мне вообще было нападать на Коула? А если я на него все-таки напала, то почему я ничего не помню? – Я подхожу к раковине. Пусть это и уничтожение улик, но теперь, когда я знаю наверняка, что кровь не моя, я больше не могу терпеть ее на себе ни секунды.

– Ладно, давай рассуждать логически, – говорит Мэйси, осторожно зайдя мне за спину. – Что ты все-таки помнишь о минувшей ночи? Ты хотя бы помнишь, как вышла из комнаты?

– Да, конечно, – отвечаю я, намыливаясь и смывая мыло водой. – Я не могла заснуть и вышла отсюда где-то в два часа.

Я смотрю в зеркало и вижу пару капель крови на щеке. И чуть не слетаю с катушек. Чуть не забываю о том, что надо сохранять спокойствие, и испытываю отчаянное желание заорать.

Но если я сейчас заору, то привлеку внимание к этой крови на моих толстовке и руках, внимание, которое совсем ни к чему ни Мэйси, ни мне. А потому я подавляю свой ужас и тру лицо снова и снова, испытывая мерзкое чувство, что больше я никогда не буду ощущать себя чистой.

Я продолжаю отмывать с себя кровь, одновременно рассказывая нетерпеливо ожидающей деталей Мэйси о том, как я ходила по туннелям в изостудию.

– Но клянусь тебе, Мэйс, последнее, что я помню – это как я собирала краски, собираясь поработать над моей картиной. Я находилась в подсобке, где хранятся принадлежности для рисования, и очень ясно видела все то, что хотела сделать на холсте. Так что я взяла серую, зеленую и синюю краски, зашла в класс, начала работать и, как мне кажется, работала несколько часов. Погоди. – Я поворачиваюсь к Мэйси, пытаясь разобраться в том, что случилось. – А Джексон сказал, где именно произошло нападение на Коула? – Если он увидел, как я зашла в изостудию, и решил наброситься на меня, возможно, моя реакция не была хладнокровной атакой, как могло бы показаться.

Возможно, это в самом деле была самозащита.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть окажется, что это была самозащита.

Хотя как я вообще могла защитить себя от человековолка, да еще и не получив при этом ни царапины? В настоящее время мой единственный талант – это способность обращаться в камень, и, хотя в случае нападения на меня она может оказаться полезна – если у нападающего нет кувалды, – я понятия не имею, как именно это работает.

И как я вообще могла выкачать из кого-то столько крови в то время, когда сама изображала фигуру садового гнома?

– Нет, об этом он не говорил. – Мэйси отдает мне телефон. – Может, ты спросишь его сама?

– Когда увижу, спрошу. – Я вздрагиваю и беру из шкафа футболку и спортивные штаны. – Мне все равно надо пойти поговорить с твоим отцом. Но сначала я приму душ.

Мэйси мрачно кивает.

– Хорошо, прими душ, а я пока почищу зубы. А потом мы вместе пойдем к моему отцу.

– Ты не обязана это делать, – говорю я ей, хотя, надо признаться, я совсем, совсем не хочу идти к дяде Финну одна.

Она закатывает глаза.

– Как там говорят? Один за всех и все за одного? – Она упирается руками в бедра. – Ты не пойдешь к моему отцу и не станешь признаваться бог знает в чем без меня.

Я начинаю спорить, но она устремляет на меня такой убийственный взгляд, что я просто затыкаюсь. Мэйси покладиста, но под ее добродушно-веселой манерой скрывается стальной стержень.

Когда я выхожу из душа, она еще не готова, и, пока подруга возится, я засовываю окровавленную одежду в пустой пакет. Одно дело сказать дяде Финну, что, как мне кажется, произошло, и совсем другое – продемонстрировать всей школе то, что чертовски похоже на доказательство моей вины. Взяв на всякий случай мой блокнот, я сую его в рюкзак, который перекидываю через плечо.

Выйдя из комнаты, я ожидаю, что Мэйси направится к главной лестнице, но вместо этого она поворачивает налево, проводит меня по двум коридорам общежития и, в конце концов, останавливается перед одной из тех картин, которые мне нравятся здесь меньше остальных – это сюжет на тему судов над салемскими ведьмами, на холсте изображено одновременное повешенье всех девятнадцати подсудимых, на заднем плане пламя пожирает деревню.

Однако я совсем не ожидаю того, что происходит следом – Мэйси шепчет несколько слов, взмахивает рукой, и картина исчезает.

Она поворачивается ко мне с тем же мрачным выражением на лице.

– В вестибюле сейчас наверняка переполох. – Она вдруг улыбается. – Так что давай срежем путь.

И через несколько секунд в стене появляется дверь.

Глава 20. Карма – кузина ведьмы[2]

В отличие от прочих здешних дверей эта имеет ярко-желтый цвет и сплошь обклеена радужными стикерами – так что сразу видно, кому она принадлежит.

Мэйси прикладывает к ней руку и бормочет какой-то речитатив, в котором упоминаются «замки» и «двери». И дверь начинает отворяться.

– Пошли, – говорит она и настойчиво машет рукой, когда проход оказывается свободен. – Пока никто не видит.

Мне не надо повторять дважды. Я следую за ней, даже не пискнув, и дверь с тихим шелестом затворяется за нами. Мы, разумеется, оказываемся в полной темноте, что весьма пугает. С бешено бьющимся сердцем я пытаюсь достать телефон, чтобы включить фонарик.

Но Мэйси опережает меня, и прежде чем я успеваю вынуть из кармана гаджет, бормочет что-то там про «свет» и «жизнь», и слева от нас зажигается длинный ряд свечей.

Выглядит отпадно, такого я еще не видела. Чем дольше я узнаю о способностях своей двоюродной сестры, тем сильнее восхищаюсь ею. Но когда мои глаза привыкают к мягкому свету и моему взору предстает то, что нас окружает, я не могу не ухмыльнуться.

Потому что, разумеется, потайной ход Мэйси нисколько не похож на те потайные ходы, о которых пишут в ужастиках. Здесь не пахнет плесенью, ход не так чтобы очень узок, и он определенно не наводит жуть. Скорее, наоборот. И он нереально крут.

Как и в подземных темницах, стены здесь сложены из больших черных шершавых камней, но среди них красуются расположенные в случайном порядке драгоценные и полудрагоценные камни всех цветов радуги. Полированный розовый кварц блестит рядом с ярко-синими аквамаринами, над великолепным прямоугольным лунным камнем сияет крупный золотистый цитрин.

И их тут много. Ими усеяны все стены. Изумруды и опалы, солнечные камни и турмалины… Они все не кончаются. Как и этот потайной ход.

Кто мог создать этот потайной коридор, полный самоцветов? Я помню, что драконы славятся своей любовью к накоплению сокровищ, но тут это хобби поднято на совершенно новый уровень.

Тут также полно стикеров, как и в здешней библиотеке. Больших, маленьких, цветных и черно-белых. Может, декор библиотеки, который так мне понравился, – это тоже дело рук Мэйси? Или у них со здешней библиотекаршей, Амкой, одинаковые вкусы?

2

Игра слов с отсылкой к распространенной английской фразе «Karma is a bitch», которую можно перевести как «судьба-злодейка».