Сильнее боли

Между тем Тарас уже давно наблюдал за «волшебниками», которые молчали с тех самых пор, как он достал пистолет. Отец и Кирилл Голубев словно застыли, и только пот, струящийся из-под кепки отца, и вздувшиеся на шее вены показывали, какое дикое напряжение тот сейчас испытывает.

Тарас обернулся и посмотрел на Валерку, который по-прежнему судорожно дергал конечностями, лежа на полу. И тогда он наконец понял, что происходит сейчас и происходило до этого. Тарасу стало до отвращению к себе стыдно за то, что он несколько минут назад испытывал к Валерке. Конечно же, тот был ни в чем не виноват. Придя «на прием» к Голубеву, он попросту попал в ловушку. Конечно же, по воспоминаниям Тараса, живущим в нем, капитан-инвалид узнал Валерку и решил использовать его по полной. Подключиться к учителю физики было для него элементарным делом. А внушить то, что нужно, при визуальном контакте он смог, и не дожидаясь сна. Так что похитил Костика и шантажировал его жизнью вовсе не Валерка Самсонов, а все тот же свихнувшийся Кирилл Голубев. А теперь к Валерке подключился и отец, впервые используя свой дар не только для «считывания» информации, но и для внушения. В Валеркином мозгу схлестнулись две равные силы, и теперь оставалось лишь ждать, какая из них победит.

Глядя на отца, казавшегося спящим, но никогда еще не находившегося в большем, чем сейчас, напряжении, Тарас почувствовал вдруг такую за него гордость, такую любовь, что готов был прижаться к нему и передать эту любовь для удесятерения силы. Но подумал он это лишь образно, а вот в следующее мгновение понял вдруг, что в подспудно возникшем желании может таиться и рациональное зерно.

Конечно, он не стал прижиматься к отцу, опасаясь, что может отвлечь, нарушить его ментальную связь с Валеркой. Он приблизился осторожно и остановился в двух шагах от отца. Заговорил медленно и монотонно, словно читал молитву:

– Папа, я люблю тебя, я горжусь тобой. Я всегда любил тебя и ждал твоего возвращения. Я знал, что ты не предавал меня, и нет в том твоей вины, что ты не мог жить с нами. Я верю и знаю, что ты любил меня, что ты продолжаешь любить меня до сих пор. Люби меня, папа, пожалуйста, люби! И я тоже буду любить тебя всегда-всегда-всегда.

Что произошло в следующую секунду, Тарас не сразу понял. Чуть дрогнул отец, выгнулся и обмяк в инвалидном кресле Голубев, прекратили стучать по полу Валеркины руки и ноги. А сам Тарас, обведя взглядом комнату, вспомнил вдруг, что уже был здесь несколько дней назад. Он сидел на том самом стуле, где сейчас отец, а напротив так же стояло кресло Голубева, и они вели с инвалидом совершенно глупейший разговор о дурацком обете безбрачия, о карме и ауре, о прочей подобной ерунде. А потом Тарас вышел отсюда, прогулялся немного по городу и отправился домой.

Пожалуй, пора это было сделать и сейчас.

– Папа, – положил он ладонь на плечо отца. – Ты победил. Ты самый сильный и лучший.

Отец ничего не ответил, лишь поднял к плечу руку и сжал пальцы Тараса. Он тяжело дышал, и пот продолжал струиться по шее.

– А вы проиграли, господин знахарь, – посмотрел на Голубева Тарас, но глаза того были закрыты, и ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Он умер, – прохрипел отец. Он молчал минуту, а то и две, словно эти два слова отняли последние силы, а потом сказал уже почти обычным голосом, лишь часто прерываясь для очередного глубокого вдоха: – Наши силы уничтожили друг друга. Но у меня осталось и кое-что еще, кроме этого проклятого дара, – он крепко сжал пальцы Тараса, которые продолжал держать в ладони, – а у Кирилла – нет.

– Любовь, – прошептал Тарас.

– Любовь, – эхом откликнулась Галя.

– Любовь, – подтвердил отец. Но тут же подобрался, став почти прежним, и скомандовал: – Берите мальчика и быстро поезжайте домой. Там Ольга… – он осекся было, но продолжил: – Ольга связана, что он еще там сделал, неизвестно. Возьмите машину вот этого, – кивнул он на распластавшегося неподвижно Валерку, – он еще долго очухиваться будет.

– Папа, он не виноват! – вступился за друга Тарас, но отец лишь махнул рукой:

– Да знаю, я, знаю! Какая разница, вам машина нужнее сейчас, заберет потом. Я его тут пока вылечу… Хотя вот ведь, лечить-то я больше не умею. Ну ничего, коньяком отпою или просто чаем. Не помрет. Молодой, крепкий.

– А зачем тебе-то здесь оставаться? – не понял Тарас.

– Откачаю сначала Валерку вашего, а через час сиделка придет. Ну, домработница по совместительству и все такое прочее…

– Откуда ты знаешь?

– Знаю вот, – усмехнулся отец. – Так уж вышло, что вся Киркина память во мне теперь сидит. Перетянул я ее как-то, или он перед смертью отдал, чтобы я во всем разобрался. А разбираться, скажу я вам, придется. Не так тут все просто. Сдается мне, что и мы с ним такими же статистами были, как и вы у него. Только мы – другого порядка.

– А кто же был… над вами?

– Не знаю, – нахмурился отец. – Говорю ж, разбираться буду. Если захочешь, давай вместе попробуем.

– Конечно захочу! – радостно воскликнул Тарас. – Заодно и в нашей истории точки расставим. Например, зачем он меня все-таки в деревню послал?

– Но это потом, а сейчас надо о Кире позаботиться. Придет Тамара, вызовем милицию, врача, все официально оформим…