Зимние бабочки

Но ближе к вечеру Питер возвращается без запаха сигарет, хотя раньше не проводил и получаса без никотина.

За ночь багряный и местами огненный мир кардинально изменился: подмороженные листья валяются на дороге, а верхние ветви украсила изморозь. Снег еще не выпал, и, судя по прогнозам синоптиков, белое крошево не скоро украсит Глазго. Падди поправляет наушники, выбрасывает в урну бумажный стаканчик, проезжает по расцветшему на месте вчерашней лужи льду, чем и вызывает неодобрительные взгляды какой-то незнакомой дамы.

Откровенно говоря, в офис подниматься не хочется, как и много чего не хочется за последние дни. Падди щурится: солнечные лучи, хоть и не того насыщенного цвета, что были летом, все равно кажутся слишком яркими, от них болят глаза. Она трет веки и беззвучно напевает слова битловой песни.

Через четыре лестничных пролета и кошмарно длинный коридор появляется стеклянная дверь редакции. Падди оставляет приветствия до лучших времен и пробирается к рабочему месту.

Мятые листы едва держатся на краю столешницы. Девлин не раз видел ее бардак, хмурился, но замечаний не делал.

— То, что на столе, то и в голове, — часто повторял шеф. — Не страшно, если там срач, — Мюррей бросил взгляд на Стеллинга, у которого из писчих принадлежностей на столешнице был только один-единственный тупой карандаш. — Страшно, если там пусто.

Пусто.

(Что-то определенно идет не так.

Может, что-то не так с пустотой?..)

На собрании тихо, словно на поминках. В кабинете шефа нечем дышать. Падди попросила бы открыть окно, но МакВи слишком уж демонстративно трет клетчатым платком красный нос. За пятнадцать минут обсудив насущные дела и не услышав каких-либо возражений, Девлин сквозь зубы раздает задания.

— А с маленькой мисс мне нужно поговорить наедине, — выдает шеф и кривит верхнюю губу. Мюррей смотрит на нее, и его улыбка не предвещает ничего хорошего. — Остальные свободны.

МакВи следует за остальными, нарочито горестно вздыхает, что-то бормочет себе под нос и пожимает плечами в ответ на ее вопросительный взгляд.

Сердце болезненно бьется, когда она слышит слова шефа, который едва сдерживает раздражение:

— Может, хоть ты мне объяснишь, почему охеренно талантливый Терри Хьюлитт обратился в профсоюз и добился своего гребанного увольнения?

***

День тянется медленно, капля по капле смешивает в себе разнообразные цвета, словно Падди смотрит в калейдоскоп, обрастает какофонией лишних звуков и превращает голову в пульсирующий комок боли. «Не знаешь ответа на загадку — не получишь приз», — усмехается Падди и возвращает в архив папку на МакХонесси. Архивариус на нее косо смотрит. Еще немного — и работницы архива начнут перепроверять, давал ей шеф редакционное задание или нет. Падди искренне надеется, что этот день настанет нескоро.

Девлин злится, МакВи злится, вся семья на нее зла. За-ме-ча-тельный расклад, Миэн, так держать! Интересно, если бы вручали премию «неудачник года», она ее получила бы или даже в этом умудрилась бы пролететь? Скорее второе, отмечает Падди и записывает в блокнот адрес мисс Милис, ради расположения которой судья поставил на кон свою репутацию и правосудие в целом.

Хотя вскоре Падди берет слова обратно: время, проведенное в ожидании Клэр Милис, идет гораздо медленнее, чем днем. Оно будто спотыкается каждые пять минут и застревает на месте на все пятнадцать. Зажевавший кассету плеер покоится в сумке, а за включение радио в салоне Джордж оторвет ей руки. Не буквально, конечно, это было бы неприлично и потянуло бы на судебное разбирательство, ухмыляется Падди и кладет голову на подголовник, но нытье МакВи может длиться часами. К несчастью, однажды ей удалось это проверить.

— Гляди, — тыкает Джордж пальцем влево, шелестит фольгой и разворачивает припасенную на случай внезапного патруля еду. Запасливый гад.

Клэр поправляет шляпку и на высоких каблуках, из-за которых, если упадет, получит перелом ноги в двух или трех местах, идет к продуктовому. Падди быстро снимает крышку объектива и делает несколько кадров. Правда, пригодятся они в случае, если Дэйли Ньюc опубликует статейку вроде «Наманикюренные фифы: даже им нужно есть», но не появляться же на глаза к Девлину с пустыми руками.

Тишина разбавляется приглушенным чавканьем, от которого ее передергивает.

— Так чего Девлин хотел? — не прожевав, спрашивает Джордж и подслеповато жмурится — очки по-пижонски завешены за дужку на вороте древнего как мир пуловера.

— Терри нас покинул, настали смутные времена и большое горе. И почему-то подозрения насчет причины ухода пали на меня, — Падди прокручивает колесико перемотки и не чувствует ничего, кроме приятного покалывания от злорадства. Ушел — туда ему, слабаку, и дорога. Милис не видно. Желудок урчит: с самого утра, кроме кофе и булочки с шоколадом, любовь к которым она не смогла преодолеть, там ничего не было. — Нужно будет сказать Питеру, чтобы он попробовал вернуться, — произносит она и глядит на Милис с коричневым бумажным пакетом. — Если я завтра подам эту идею, как думаешь, большой босс рассмотрит его кандидатуру?

— Какому еще Питеру? — МакВи откусывает кусок от сандвича и нервно постукивает по рулю. Крошки белого хлеба оседают на куртке.

Падди закатывает глаза и отворачивается к окну. Когда Джордж МакВи занят едой или заведомо безуспешным подкатом к очередной, с позволения сказать, леди, на мыслительную деятельность того не хватает. Справа останавливается кобальтовый опель аскона, к которому так торопится юная, старше ее максимум на год, Клэр. Падди досадливо морщится: хоть таких машин, как у господина судьи, всего ничего на город, но номер вряд ли разглядишь на фото.

— Какой Питер? — переспрашивает МакВи и откладывает бутерброд. Надкусанный каперс летит на приборную доску.

Падди отмахивается от МакВи, как от надоедливой мухи, и жмет на ручку — нужно подобраться ближе, может, удастся сделать снимок получше.

— Эй, ты что творишь? — возмущенно выдает она, когда МакВи ощутимо тянет ее за рукав. Милис садится в опель, и как только дверь за девушкой закрывается, водитель жмет на газ. — Ну гляди, что ты наделал. И что теперь?

МакВи удивленно смотрит на нее, смотрит так, будто ждет, когда Падди улыбнется и скажет, что пошутила.

— Миэн, если это была попытка меня подколоть, — МакВи горбится, кривая усмешка стирается с лица, — то худшей шутки за все свои годы я не слышал. А я здесь уже лет пять работал, когда остряк Мюррей только приперся в редакцию.

— Да какие шутки? Девлин что, уже кого-то нашел?

МакВи меряет ее презрительным взглядом и молча снимает машину с ручника.

За окном мелькают витрины магазинов престижного района. Обглоданные ноябрем ветви за день, несмотря на прогнозы, обросли белой коркой. Один за другим зажигаются окна в домах. Нормальные люди с нормированным рабочим днем садятся ужинать, читают газеты, смотрят телевизор или делятся очередной порцией нравоучений со своими детьми. Или так не бывает в нормальных семьях? Не найдя ответа на свой вопрос, Падди, когда логика и знание города уже не могут ей подсказать разгадку, осмеливается спросить, куда МакВи их везет.

МакВи не издает ни звука, по щекам, укрытым как минимум трехдневной щетиной, ходят желваки. Судя по всему, можно прятать фотоаппарат. Хоть какое-то достижение за сегодняшний вечер, не нужные материалы, но тоже неплохо: МакВи взбешен и может бросаться на людей. Тяжелых или колюще-режущих предметов нет рядом, и на том спасибо.

— Слушай, я не знаю, что вы с Питером не поделили и чего тебя берет, но…

— Берет?! — кричит МакВи, на мгновение отрывается от дороги. — Миэн, ты совсем сбрендила?! Питер…

(Не надо.)

Падди чувствует нотки подкатывающей паники.

(Пожалуйста, не надо.)

Она быстро опускает на пол сумку и вцепляется в дверную ручку. Сердце бьется часто и сильно, под горло в считанные секунды подкатывает склизкий ком.

Джордж выдает нечто язвительное, нечто об опознании и том, какая Падди мерзкая эгоистка, прежде чем понимает, что с ней что-то не так.