Страница 4 из 8
— Эш, я покурю и вернусь. А ты простынешь, если будешь здесь торчать.
Фиолетовое небо вспыхивает от серебряной полосы, — другие земли, но грозы те же. Эш становится будто еще меньше, вжимает голову в плечи, и Грифф не выдерживает — достает из-под коврика ключ, тайное место которого не меняли годами, и распахивает жалобно скрипящие двери.
— Ты знаешь, где сейчас лежат полотенца? — Эш зябко обнимает себя за плечи, кивает. — Как переоденешься и добудешь парочку, иди на кухню.
В принципе, было несложно догадаться, что с бытовыми задачами возникнут проблемы — Грифф выживал или на больничной еде, или на фаст-фуде, — но когда даже чертова плита показывает характер, он едва сдерживается от того, чтобы сдаться и подсунуть Эшу холодные панкейки.
Музыка едва слышно звучит в колонках, чайник весело бурлит на огне. Эш продолжает играть в молчанку, но хотя бы сидит в теплом свитере.
— Ешь уже, страдалец, — Грифф лохматит подсохшие волосы Эша, забрасывает и разворачивает полотенце у себя на плечах. — Съедобно. Лично проверял.
Какао-порошок как стоял на второй полке у окна, так и сейчас стоит, только пылью припал почем зря. Банка оказалась полной по самую крышку, что довольно странно: Эш всегда любил пить какао перед сном.
— Маршмеллоу я вряд ли найду, но с молоком будешь? — Эш быстро вытирает щеки, утыкается в тарелку и принимается усиленно ковырять еду. — Эй, ну ты чего? Не бойся, я не стану ругать. Что тебя мучает?
Он садится рядом, кладет руку на плечо, которое все еще почему-то сотрясает дрожь. Эш поворачивается, открывает рот, чтобы что-то сказать, но…
— Ребята, я дома! — с порога кричит Дженнифер, Эш снова горбится, соскакивает с табурета, бежит к лестнице и пропускает мимо ушей просьбу Гриффа остаться. — Ну вот. Я же говорила, он вернется. Всегда возвращается, — хмыкает она, когда Эш проносится мимо нее наверх, и ставит бумажный пакет у холодильника. — Сможешь остальное принести из машины? Там такой дождь начался! Хляби небесные разверзлись! Хоть бы Джим не…
— То есть ты шарилась по магазинам? И в полицию так и не позвонила? — Грифф крутит в руках пакет молока.
— Ну, а смысл? — Джен приторно-сладко улыбается, хлопает ресницами.
Когда-то он повелся на эту псевдо-наивность, после того как мать Эша укатила в неизвестном направлении и освободила вакантное место. Голос был за нее, если, конечно, Джим брал его желания в расчет. И, признаться, Грифф уже не раз об этом пожалел.
На тетрапаке пропавший ребенок, в этот раз слишком уж похожий на Эша. Такой же щуплый, светловолосый, улыбчивый мальчик.
— Это не наводит тебя на мысль, что надо быть внимательнее? — он поворачивает стороной с фото к Джен. — Меня здесь не было всего год, и что вы с ним сделали? Почему он боится говорить при тебе и не отвечает на мои вопросы?
— Тебе стоит об этом потолковать с Джимом, — Джен ставит продукты в холодильник, даже не считает нужным обернуться к нему.
— А у тебя языка нет? Рассказать не можешь? — он перехватывает ее руку и заставляет посмотреть в глаза.
Дженнифер долго молчит, взвешивает слова. После мягко высвобождает запястье.
— Это, Грифф, касается только вашей семьи.
5.
Все предсказуемо заканчивается криками, как, впрочем, и два года назад, когда их отношения вышли на новый уровень. Правда, тогда еще Джим считал за необходимое вклиниваться и напоминать в красках о его месте.
Сумка с грохотом опускается на пол гостевой комнаты, Грифф садится на кровать и трет горящие веки. Снова вернуться к самому старту. Ну хоть в этот раз будет больше шансов на студенческий заем.
Смех царапает горло, ползет к губам. Грифф прижимает руку к плечу и позволяет себе упасть спиной на кровать. Какая потрясающая эволюция мысли: от почти воплощенного желания закончить свои земные дни до первых несмелых мечт о будущем, в котором нужно получить профессию. Другой вопрос, конечно, кто и куда возьмет калеку с посредственным SAT-ом*?
В соседней комнате льется вода. Мелкий как влез в ванную, так и основал там поселение имени себя, и Гриффу хочется верить, что Эш наконец согреется.
Культя в ярко-розовых шрамах, волосы на предплечье подсвечивает мерцающая лампочка на потолке. Кожа чуть стянута, слегка зудит, кость противно ноет. Действие ибупрофена закончилось где-то на середине игры в прятки.
Рай на поверку оказался чем-то невнятным. Идеализация дома сыграла с ним злую шутку, а может, все из-за того, что память решила на время избавиться от дерьмовых эпизодов, о чем теперь напоминает буквально каждый гвоздь.
— Ты там себе жабры еще не вырастил? — он стучит костяшками в двери ванной. Братец, конечно же, молчит. — Ну, кто не спрятался — я не виноват.
Ручка проворачивается легко. Эш даже не запирался. В стаканчике на раковине стоит одинокая детская зубная щетка, в запотевшем зеркале, которое прочертили капли конденсата, отражается уткнувшийся носом в колени Эш.
Холодная вода стекает с языка в глотку, смывает горький привкус таблеток. Грифф трет шею и опускается рядом с ванной, прислоняется к кафелю и пробегает пальцами по мокрым волосам Эша.
— Что, чемпион, у тебя тоже был паршивый год?
Внимательные зеленые глаза вцепляются в его лицо. Да, не мешало бы побриться, с такой рожей только и говорить по душам. По-хорошему надо бы извиниться, что свалил, повелся на золотые горы, но его хватает лишь на зачерпывание пены и ее водружение вначале Эшу, а потом и себе на голову.
Ответный мокрый удар прилетает сразу же — по лицу течет пахнущая апельсином вода, заливает футболку, и лучше, чем вся музыка на свете, звучит мелодичный смех Эша.
— О, сэр, вы зря вступили в этот бой! — щурится он и идет в контрнаступление на пенный флот.
Спустя какое-то время адмирал Эш лежит у себя в каюте, завернутый в одеяло по самый нос, и, что странно, без перепонок между пальцев, пока Грифф убирает с пола океан. Подлая губка поначалу выскальзывает из нескладной руки, а после все-таки вживается в роль.
Быстро ополоснуться, вытереть покрытую буровато-розовыми пятнами ожогов кожу, переодеться, забить на культю, а эластичный бинт запихнуть в аптечку поглубже. Он не вытирает зеркало, выходит и плотно закрывает дверь.
На часах маленькая стрелка смело тычет в цифру десять. Грифф глядит на с вызовом уставившегося Эша, и у него не возникает желания спорить. Он прячет аптечку в сумку, ложится рядом и выключает прикроватную лампу.
Сердце бьется уверенно, никуда не спешит, даже когда Грифф закрывает глаза. Пару часов слышно легкое сопение слева, а после холодные любопытные пальчики крадутся по его лицу, изучают глубокие борозды шрамов, что протянулись от виска к шее, касаются колючего подбородка и губ. Грифф хмыкает и слегка прикусывает мягкие подушечки.
Эш мгновенно замирает, точно сурикат, и когда он касается живота в успокаивающем жесте, братец вскрикивает и выставляет руки вперед.
— Эй, чемпион, прости, я не хотел испугать.
Он включает лампу в два счета, тянется, чтобы обнять, и Эш начинает мелко трястись.
— Только не ты. Не ты.
— Эш, ты разговариваешь! — о, констатация факта действительно поможет. Будто бы сразу не было ясно, что в больницу Эша никто не водил. Улыбка исчезает с лица так же быстро, как и появляется. — Ну чего ты, я не причиню вреда.
У Эша свистящее дыхание, грудь ходит слишком часто вверх и вниз, словно братик пробежал милю. Эш прикусывает губу. Лицо белое как снег.
— Что бы ни случилось, я здесь. С тобой, — произносит он мягко. — Хочешь, воды принесу?
Эш качает головой, пару минут сидит недвижимо, и Гриффу кажется, что приступ панической атаки уже прошел, только братик прижимает руки к губам, будто пытается засунуть слова в рот, но они сыплются, нашли брешь:
— Он всегда начинал с живота.
Грифф шумно сглатывает ком, впивается в простынь.
— Что?
— Мне было так страшно, Грифф. И больно. А он смеялся, касался… — глаза сухие, зрачки расширены, Эш словно смотрит не на него, — и не прекращал.